Белла чао (1943) - Николай Соболев
Упаси бог от фильмов и тем более дурацких ток-шоу, и без них башка гудит, но вот необременительную картинку с фоновой музычкой почему бы и нет? Искомое передавали по тыща ндцать седьмому каналу, то ли National Geographic, то ли «Вокруг света» и я плюхнулся на диван, лелея чугунный котел на месте головы и страдая от отсутствия Альбины. Камера панорамировала по осточертевшим горам и долинам, и я уже потянулся переключить на что-нибудь повеселее, но промелькнули титры и без паузы началась документалка.
И такая, что меня немедленно вышибло из сна: рассказывали о югославской самоуправляемой экономики, поминая Джиласа, Карделя и Кидрича. Я проснулся от удивления и сел, ошалело таращась в ночную темноту и пытаясь понять, что это было — то ли высшие силы спохватились и заблокировали доступ, то ли наоборот, приоткрыли дверцу. Но реально, все фамилии знакомы, про Милована даже речи нет, Карделя я несколько раз встречал еще в Ужице, потом на Антифашистском вече в Босанском Петроваце. А вот про Кидрича только слышал, но не видел, он комиссар Главного штаба Словении и мы пока не пересекались. И дед мой всех троих проклинал как «титовцев» и «ревизионистов», отступников от истинного марксизма сталинского типа. Значит, годный товар, надо брать.
* * *По-тихому принять не получилось, хотя и так неплохо вышло — в наши руки приехали фиатик и грузовичок «Изотта-Фраскини». И если седан после первого же выстрела кувырнулся в кювет, то с пассажирами грузовика пришлось повозиться.
Нет, водителя и второго в кабине стрелки сняли без огрехов, но мне надо было предвидеть и приказать пулеметчикам сразу бить по кузову. А так из дюжины ехавших там человек восемь успели «оказать сопротивление». Но одно дело с вышки по заключенным стрелять и другое — противостоять злой после вчерашних документов и хорошо обученной засаде. Сделали усташи по два-три выстрела и умерли, окропив обочину кровью.
Глишина пятерка броском преодолела дорогу, ребята проверили грузовик и аккуратно двинулись к задравшему колеса в небо «Ардито Колониале», из которого доносились невнятные проклятья. Когда из машины выдернули двух живых в усташской форме, проклятия приобрели четкость — странный чувак в узком белом воротничке под формой призывал громы и молнии на наши головы и грозил адскими муками. Пока его волокли в лес, ребята плеснули бензина, подпалили машины и рванули следом в темпе вальса.
И очень своевременно — на дороге показался еще грузовик, а за ним второй. Бранко плеснул длинной очередью им навстречу, чтобы отбить желание играть в догонялки. Вон, пусть лучше тушат жирно чадящую резину и масло.
После пары часов ускоренного марша мы устроили привал и первый допрос. Взятый из машины войник долго не упирался и по всем пунктам подтвердил все, что мы и так знали, а вот второй завывал молитвы и не переставал проклинать коммунистов и православных. При ближайшем рассмотрении он оказался францисканцем на должности капеллана в одном из лагерных отделений.
Удивительное дело, религии без малого две тысячи лет, но монах демонстрировал примитивную готтентотскую мораль — если я угнал коров, то это хорошо, а если у меня, то плохо. То есть вся любовь, братство во Христе, несть ни эллина, ни иудея — только для католиков, на всех прочих не распространяется. Более того, сербы, евреи и цыгане вообще исчадия ада, за их уничтожение в раю положены ништяки.
Язык не повернулся назвать этого уродца служителем божьим, и ведь видел же я и нормальных ксендзов, кто прятал беженцев и даже симпатизировал партизанам, но большинство — если не такие, как этот францисканец, то близко. Вон, епископ Сараево вообще откровенный фашистюга, целую теологическую базу подвел, почему евреев надо уничтожать.
Даже сердце не екнуло, когда этих двоих пристрелили — к черту сантименты, каждый подонок, напяливший нацисткую форму, должен сдохнуть. Одно жаль, все молодые, никому больше тридцати нет.
Дали еще часа два ходу и встали на ночлег. Мне выпало сидеть в секрете в самое поганое время, с двух до четырех и чтобы не уснуть, я перебирал свои наросшие связи, начав со смертного приговора.
Да, так и не сняли, но я с ним уже сколько живу и ничего. Но если снимать, то как лягут голоса в Верховном штабе? Там ведь целая структура наросла, есть собственно Верховный штаб (ну, как Ставка Верховного главнокомандования) и есть работники ВШ.
Вот с ними у меня отношения отличные — Павле Савич, Владо Рус, Олга Хумо и другие, почти весь аппарат меня знает, не говоря уж про батальон охраны, из которого добрая половина через мое обучение прошла.
С начальниками отделов тоже нормально — Илич в оперативном, Ранкович в разведотделе, Папо в санитете, Велебит в юридическом, даже с начальником снабжения Вуйовичем мы неплохо сошлись, когда я для спецгруппы снарягу выбивал. Жаль не удалось зацепиться языками с шефом экономического отдела, просто не было точек пересечения, где я и где почты-телеграфы и строительство дорог?
Очень хорошо с военным руководством, что Арсо, что его замы, что кооптированные в члены Верховного штаба комдивы Пеко Дапчевич и Сава Ковачевич меня знают и ценят. Хуже с «национальными кадрами» — в структуру ВШ по определению входят руководители Главных штабов будущих «республик», но они обычно на местах, каждого видел мельком несколько раз, как Карделя. А вот с высшим политическим руководством так себе, если Милован, Иво и тот же Ранкович в плюс, то члены ЦК Пияде, Грулович и Вукманович — точно в минус.
И все будет зависеть от Тито, его влияние перевесит всех остальных.
После смены я заснул, как убитый, но уже через час вскинулся от тихого окрика:
— Стой!
— Смерть фашизму! — ответили из темного еще леса.
— Свобода народу! — бодро отозвался часовой, но тут же вспомнил про устав и добавил: — Один ко мне, остальные на месте!
— Бранко, — шепнул я, — бери треть в накидках, уводи в сторону и
