Красный вервольф - Рафаэль Дамиров
— Не говори так, — прошептала она. — Я пойду с вами. Внутрь. Отвлеку их.
— Нет, останешься здесь, — я выдернул свою руку, выражая твердость своих намерений. — Следи за подходами. Если, кто-то подойдет, то лучше здесь отвлеки. Притворишься, пьяной и гуляющей по ночному городу. Алоиз потом тебя прикроет от нарушения комендантского часа. Ну, а мы как-нибудь сами с усами. Не поминай лихом, если что.
— Не нравится мне твой план Саша, — Злата поежилась. — Как вы вообще внутрь попадете?
— Увидишь. Немцы не особо бдительны, они считают город полностью своим. Подполье еще не окрепло. На этом и сыграем, — Не волнуйся, нормальный план. Рабочий. Охраны там, предполагаю, мало. Все-таки полиция здесь еще не расквартирована. В комендатуре говорили, что здесь эстонский батальон разместят. Повезло нам, можно сказать, что не прибыли они еще. Соответственно и заключенных в тюрьме пока мало. Большинство задержанных не держат в застенках. Вешают, либо в концлагерь отправляют. А таких диверсантов, как Наташа, и вовсе один. О других я не слышал.
Я повернулся к цыгану:
— Рубин, ты помнишь, что твоя задача прикрывать мне спину. На рожон не лезь. А если что, бей ножом, как в прошлый раз. Только не так истово, времени на каждого у нас немного будет.
— А если там еще кто-то есть. Узники наши? — выдохнул цыган. — Мы их что? Бросим?
— Будем действовать по ситуации, если там…
Но договорить я не успел.
Ба-бах! Бах! Со стороны псковского кремля прокатились раскаты грома. Только взметнувшееся в небо зарево свидетельствоало, что это вовсе не гроза.
— Работаем! — скомандовал я и короткой перебежкой достиг стены дома. Вжался в кирпич почти возле самого крыльца.
Притаился. Сталь самодельного ножа, который я прикупил на базаре, зловеще отсвечивала от луны. Добрый ножик, и хват удобный. Его лезвие до остроты бритвы довел часовщик.
Сзади почувствовал горячее дыхание Рубина. Его клинок в нетерпении скрежетнул по кирпичу.
— Тише! — прошипел я. — Слейся со стеной.
Ждать пришлось недолго. Изнутри лязгнул засов, сердце мое сжалось. Только бы не больше трех вышло, только бы не больше трех! С четверыми по-тихому не справимся.
Дверь распахнулась и на улицу вывалился хряк. Фашист в кителе нараспашку и без ремня. Пузо переваливается через штаны.
Мать его свиную ногу! Где остальные? Ну?… Сейчас хряк повернется и нас заметит. Но мы стояли с западной стороны от входа. А свинорыл, что-то дожевывая, пялился, естественно, в противоположную. В сторону бухнувшего склада.
Я выждал еще секунд пять. Они показались вечностью. Похоже, никто больше не выйдет. П*здец! Остальные внутри, что ли засели. Эх! Была не была. Нельзя больше медлить.
Прыжком я очутился возле немца и вонзил ему нож в шею. В спину бить нельзя, клинок коротковат, такой слой сала пробить. Вонзил острие под затылочную кость со всего маха и сразу провернул, разъединяя шейные позвонки.
Сталь лязгнула о кость. Хрусь! — щелкнули хрящи. Фриц даже не понял от чего умер. Упал безвольным кулем. Я спешно выдернул из его кобуры «ТТ» (вот сука, у кого-то из наших отжал), и передернул затвор на ходу. Бесшумной тенью нырнул внутрь.
Пустой холл встретил тусклым светом робкой лампочки. Внутри никого.
— Что за чертовщина? Дядя Саша? — дыхнул мне в спину Рубин. — Где все? Это что? Ловушка.
Нехорошая мысль вздыбила волоски на моем теле. Кто нас сдал? Часовщик и рыжий? Или Алоиз прочухал?
За долю секунды в голове пронеслась тысяча мыслей. Но назад дороги нет. Если попали в капкан, то снаружи нас уже по-любому ждут. Хрен вам с маслом! Ублюдки! Живым не дамся, я вскинул пистолет. Вот только парнишку жалко… И Наташа! Эх.
Но нас никто не повязал, никто не гаркнул мерзкое «Хальт». В полной тишине под потолком о лампочку бился одинокий мотылек, шурша обожженными крыльями.
— Стой здесь и смотри в оба! — приказал я и побежал по основному коридору. Где-то здесь спуск в подвал. Свернул куда-то и уткнулся в лестницу. Щербатые ступени ведут вниз в полумрак. Блин, но почему так тихо? Как в могиле.
Дальше пошел осторожно. Как рысь на охоте. Ступал, затаив дыхание. Впереди показались отблески света. Потянуло сыростью и холодом. Я заглянул за угол. Мрак растолкала по углам настольная лампа с железным колпаком. Она одиноко торчала на столе ключника. А где он сам? Послышались шаркающие шаги откуда-то сбоку. Там обзора мне нет. Я нырнул обратно за угол и прижался к стене.
— Зигфрид! — недовольно пробурчал чей-то хриплый голос на немецком. — Где тебя носит, кабанья твоя башка? Твоя очередь на ключах сидеть. Я еще вздремнуть хотел. Имей совесть, хотя у тебя ее никогда не было. Слышишь? Зиги! Если, ты сейчас же не сменишь меня, я в жизни тебе больше не займу на шнапс! Как бы ты не умолял меня!
Но Зиги уже был в аду. Я снова выглянул. Возрастной, но жилистый фашист сел за стол с дымящейся кружкой, составив одинокой настольной лампе компанию. Раздувая щеки, с шумом отхлебнул из кружки.
Я быстро просканировал обстановку взглядом. Часовой сидел боком и не замечал меня. Карабин привален к стене. На поясе у фашика пистолет. Кобура наглухо застегнута. Это есть гут! Главное, чтобы заорать не успел, не верится, что кроме него и жирного Зиги в здании больше никого нет. Нужно торопиться. Жирную тушу могут в любой момент обнаружить. Но до часового так просто не добраться, успеет меня срисовать и крикнуть.
Я вытащил из кармана монету и швырнул ее в дальний закоулок коридора. Та звонко поскакала по темноте, отдавая серебристым эхом.
— Зиги? Это ты? — фриц всполошился и схватился за карабин.
Кружка опрокинулась и залила основание лампы. Немец дернул затвор и навел ствол в темноту на звук:
— Зиги! Не шути так. Я же выстрелить могу! Выходи, жирный ублюдок! Это не смешно!
Он шагнул в закоулок коридора, тыча впереди себя стволом. Есть! Теперь стоит ко мне спиной. Я выскочил из укрытия, как хищник. Только клык у меня один и железный. Он вонзился под левую лопатку немцу, пытаясь достать до сердца. Его худоба позволяла это сделать. Хрен знает, достал или нет, только фриц и ойкнуть не успел, как клинок погрузился в его плоть еще несколько раз. Моя рука подхватила карабин, чтобы тот не грохнулся о каменный пол. Фашист тихо булькнул и завалился. Я придержал его и уложил на холодную твердь.
Минус два. Схватил со стола ключи и бросился к камерам. Их оказалась всего три в этой части
