Стрелок-4 (СИ) - Оченков Иван Валерьевич

Старания подпоручика не остались не замеченными и, выбираясь из кареты, император с легкой улыбкой сказал ему:

— Что, брат, разворошил ты наше гнездо?

— Только начал, ваше величество, — вытянулся Будищев, — но будьте покойны, разворошу!

— Ну-ну, смотри не перестарайся. На тебя уж жаловаться начали.

— Значит, хорошо делаю свое дело!

— На Коха вот не жаловались, — хитро прищурился Александр II. — Думаешь, он плохо служил?

— Никак нет. Жаловались, просто вашему величеству не докладывали!

— Я смотрю, у тебя на все ответ есть, — засмеялся самодержец. — Экий молодец!

— На том стою!

— Завтра не пропади никуда. Будут объявлять о награждениях, так ты, пожалуйста, будь готов.

Договорив, царь поморщился, и двинулся дальше, еле заметно прихрамывая.

— Куда же я денусь, с подводной лодки? — задумчиво пробормотал ему вслед Будищев.

Несмотря на гвардейскую стать и представительный вид, император Александр никогда не отличался крепким здоровьем, а с возрастом состояние его становилось все хуже. Государя часто мучала одышка, имелись серьезные проблемы с пищеварением и множество иных болячек, о которых окружающие зачастую даже не подозревали. Добавьте к этому постоянный нервный стресс. Угроза покушения, конфликты внутри семьи и груз государственных забот непрестанно давили на плечи престарелого монарха, заставляя все больше сгибаться под тяжестью непосильной ноши.

— Ловко вы, — отвлек Будищева от раздумий недовольный голос Кох.

— Что?

— Я говорю, — ледяным тоном пояснил капитан, — что мало кому удается обернуть неудовольствие начальства себе на пользу!

— Кто на что учился, — пошутил Дмитрий, так и не уловив причину раздражения последнего.

— Видимо, хорошо учились, — не смог удержаться от сарказма Карл Иванович.

— Ваше благородие, дозвольте обратиться? — подбежал к ним стражник из числа остававшихся во дворце.

— Изволь, братец, — кивнул Кох.

— Так что, до господина подпоручика какой-то человек пришедши!

— Какой еще человек?

— Не могу знать!

— Он что не представился?

— Никак нет. Назвался этим, как его, графом Блудовым!

— Так бы и сказал, — усмехнулся Будищев.

— Ваш отец? — проявил осведомленность капитан.

— Так точно! Вы позволите?

— Не смею задерживать.

Пришедший и впрямь оказался графом Вадимом Дмитриевичем. В последнее время он несколько раз давал знать Дмитрию, что хотел бы встретиться с ним, но у того все никак не выдавалось свободное время. Судя по всему, папаша устал ждать и решил, что если гора не идет к Магомету, то придется идти самому.

— Добрый день, ваше сиятельство, — поприветствовал предполагаемого родителя подпоручик. — Чем обязан такой чести?

Услышав его Блудов непроизвольно дернулся, и постарался принять внушительную позу, но у него плохо получилось. Дело в том, что граф был невысокого роста и довольно субтильного телосложения, так что на фоне рослого и крепкого бастарда выглядел откровенно карикатурно. К тому же, физиономия Вадима Дмитриевича с годами поистаскалась, а голова изрядно оплешивела, но, несмотря на это, определенное сходство в чертах лиц между ними ясно прослеживалось.

— Нам надобно переговорить, — скривился как от зубной боли чиновник. — Но вам, судя по всему неугодно удостоить своим посещением отца!

— Прошу прощения, — удивился столь внезапному проявлению родительских чувств Будищев, — но служба занимает все мое время.

— Неужели у вас нет ни минуты для меня?

— Увы, но охрана его величества требует неослабного внимания. Враг не дремлет!

— Да-да, — торопливо закивал граф. — Я наслышан о вашем подвиге. Собственно, это и есть главная причина, по которой я хотел с вами пообщаться, сын мой.

— О как! Что же слушаю вас.

— Здесь несколько неудобно, — встревоженно озираясь, заметил Вадим Дмитриевич. — Впрочем, если угодно, можно и тут. Полагаю, вам известно, что завтра состоится большой прием?

— Разумеется.

— На котором будут присутствовать вся императорская фамилия и дипломатический корпус…

— Да, меня предупредили.

— Превосходно, но известно ли вам, что на этом приеме произойдет церемония награждения нескольких отличившихся в последнее время лиц, в том числе и вас?

— Конечно.

— Именно это я и хотел бы обсудить.

— Папенька, — не выдержал уставший от словесных кружев Будищев. — Скажите прямо, что вам нужно?

— Мне? — возмутился граф. — Мне давно ничего не нужно, то есть, почти ничего, но это не важно. Разговор про вас!

— В каком смысле?

— В прямом! Вы знаете, как наградили за такое же деяние Осипа Комисарова?

— В общих чертах. А что?

— Да то, что он не имел и половины ваших заслуг перед государем и отечеством. И уж во всяком случае, не принадлежал к такому древнему и славному роду как наш!

— Боюсь, что не совсем вас понял.

— Да что тут понимать! — рассердился Блудов. — Ведь очевидно же, что за одно и то же людей из разных слоев общества могут наградить совершенно по-разному. Там где мужику довольно полтины на водку, армейский офицер может получить очередной чин, а гвардеец титул!

— Кажется, титул мне обещали вы?

— Да! Но если бы он у вас уже был, ваша награда стала бы неизмеримо выше. Вы меня понимаете?

— И в чем проблема? Признайте меня и дело с концом.

— О, за этим задержки не будет, просто…

— Что, просто?

— Вы, кажется, мне тоже кое-что должны.

— Напомните, что именно?

— Э…

— Выплатить долги и назначить ежегодное содержание?

— Да!

— Видите ли, папаша, — криво усмехнулся Будищев. — Дело в том, что со времени нашего последнего разговора обстоятельства немножечко так изменились. Баронесса Штиглиц ясно дала понять, что не желает меня видеть, а потому титул мне как бы не очень теперь и нужен. Во всяком случае, не настолько, чтобы заплатить за него сто тысяч.

— Я прекрасно осведомлен о ваших затруднениях, — поджал губы граф. — И именно поэтому поспешил прийти на помощь. Вы можете попросить у его величества аренду[2], с тем, чтобы иметь возможность достойно содержать себя…

Граф Вадим Дмитриевич все говорил и говорил, а в глазах его до того тусклых и блеклых вдруг появился блеск, руки иногда подрагивали от возбуждения, как будто это он должен получить имение и таким образом поправить свои дела. Судя по всему, чиновник для особых поручений при министре иностранных дел сумел что-то разнюхать о предстоящих наградах и страстно желал запустить в этот щедрый поток свои цепкие лапки.

— Один вопрос, а при чем тут вы? — резко прервал его, внезапно почувствовавший отвращение Будищев.

— Что?!

— Да так, ничего. Просто пока я был нижним чином, вы про меня и слышать не хотели. Когда я едва не стал зятем барона Штиглица, вы сразу сменили гнев на милость. Теперь же вы, ваше сиятельство, готовы бегать за мной по пятам и уговаривать принять наследство и имя.

— Что за намеки вы себе позволяете? — оскорбленно воскликнул Блудов.

— Да какие уж тут намеки, — криво усмехнулся Дмитрий. — Все как раз предельно конкретно.

— Вы… вы… вы — наглец, милостивый государь! Да какое там, ты — мужик! Деревенщина! Байстрюк! Грязный и необразованный! Да-с! Которому волей судьбы выдалась редчайшая возможность приподняться над своим жалким существованием, но так и не сумевшему оценить подобную удачу!

Возмущенный до глубины души Вадим Дмитриевич продолжал сыпать оскорбления и, иногда притоптывая в такт очередному выкрику ногой. Наконец, он выдохся и сверлил ненавистного бастарда взглядом исподлобья.

— Вы закончили? — равнодушно осведомился Будищев и, не дождавшись ответа, пошел прочь.

«Может, не надо было так резко?» — мелькнула у него запоздалая мысль. Люсия, как оказалось, барышня немного взбалмошная. Позлится-позлится да и перестанет. Тогда, глядишь, и барон Штиглиц сменит гнев на милость и снова встанет вопрос о титуле.