Ребекка Донован - Что, если?..
Я усмехаюсь. Слава богу, Ниель тоже хочет еще какое-то время побыть со мной в этом защитном коконе намеренной слепоты! То неминуемое, что должно изменить все – что бы это ни было, – подождет.
– Никак глазурь? – (Ниель кивает.) – Красота, и даже на дерево лезть не надо, – говорю я и иду к кровати, уже чувствуя, что, оказывается, адски голоден.
Ниель невинно улыбается, когда я наклоняюсь и пробую вкус ее губ.
– Там нет глазури, – шепчет она.
– Просто подумал, что начать лучше с этого, – отвечаю я и провожу губами по ее шее, к первому сердечку за ухом. Не торопясь, прохожусь по всем местам, заранее отмеченным для меня.
Ниель охает от прикосновений моего языка, а я продвигаюсь все дальше, наслаждаясь каждым дюймом ее сладкой кожи.
Это определенно самое сексуальное, что мне приходилось делать в жизни. Она начинает прерывисто дышать, когда я добираюсь до последних сердечек, нарисованных у нее на ногах, в самых укромных местах.
– Люблю завтракать в постели, – говорю я и снова возвращаюсь к ее губам. – Это куда лучше хлопьев.
– Как можно сравнивать меня с какими-то хлопьями?! – негодует Ниель. А щеки у нее все еще красные.
– А что? Очень вкусная, полезная и здоровая пища, – возражаю я, разглядывая ее обнаженное тело. До чего же аппетитно, черт возьми. – Что тут плохого?
Она быстро вздыхает, когда я оказываюсь сверху.
– Ничего.
* * *– Ты что, заснул? – спрашивает Ниель, прислоняясь ко мне.
– Нет, – вяло отвечаю я, не открывая глаз. От горячей воды клонит в сон. – Но кажется, вот-вот засну.
– Пены уже почти не осталось, – говорит она и плещется в воде.
– Хочешь, вылезем? – спрашиваю я и с глубоким вздохом открываю глаза. Наклоняюсь и целую ее в плечо.
Она вытягивает перед собой руки:
– У меня уже вся кожа на пальцах сморщилась, так что, наверное, пора.
Ниель берется за края чугунной ванны и поднимается. Я любуюсь тем, как вода скатывается по ее коже. Хорошо бы сейчас… Но я тут же выбрасываю эту мысль из головы. Не можем же мы весь день из постели не вылезать. Хотя почему бы и нет?
– Слушай, а может, погулять сходим? – предлагает Ниель, заворачиваясь в полотенце.
– Кажется, дождь будет, – замечаю я.
– Мы же в Орегоне. Тут всегда кажется, что скоро дождь пойдет.
Я улыбаюсь и снимаю с крючка полотенце:
– Это верно.
– А что бы ты сказал, если бы я предложила тебя одеть? – спрашивает Ниель и идет в спальню.
– Хочешь выбрать мне одежду? Я не так уж много с собой привез.
– Нет, – смеется она. – Я имела в виду сам процесс одевания. Можно?
На мой взгляд, довольно странная затея. Я уже собираюсь высказать свое мнение вслух, но сдерживаюсь: вспоминаю, как и про душ в темноте сначала подумал, что это глупости. А теперь вот никак забыть не могу.
– Давай, если хочешь, – отвечаю я. – А мне себя потом одеть позволишь?
– Конечно, – отвечает она с улыбкой.
Когда Ниель нагибается, натягивая на меня штаны, а потом скользит пальцами по ширинке, это оказывается куда более возбуждающим зрелищем, чем я мог себе вообразить. Меня так и подмывает попросить ее, чтобы сняла брюки снова.
Когда наступает моя очередь, я, не торопясь, просовываю ее руки под бретельки лифчика и придвигаюсь ближе, чтобы застегнуть его на спине. Опускаюсь перед ней на колени, когда она продевает ноги в трусики, и натягиваю их, проводя ладонями по ногам снизу доверху.
Целую Ниель, когда ее голова показывается из выреза свитера. Провожу губами по бедрам, прежде чем надеть джинсы. Останавливаюсь, увидев маленький шрамик на правом бедре, и тихонько целую его. Глажу пальцами. Он уже почти незаметен – столько лет прошло. До сих пор я как-то не обращал внимания – другие части тела отвлекали.
– Надо же, какой шрамик маленький, даже не верится, – говорю я, – а ведь ветка тогда глубоко воткнулась. Помнишь, как Райчел…
Она вдруг вся замирает. Я съеживаюсь. Вот черт, брякнул лишнее!
Ниель натягивает брюки на бедра и застегивает. Я стою с открытым ртом – так хочется взять свои слова обратно. Но что же теперь делать? Извиниться? Сделать вид, что ничего не произошло?
Я уже привык, что Ниель даже не вздрагивает при упоминании о Ренфилде или о ком-то из его обитателей. Даже когда у нее самой изредка случайно проскальзывали какие-то воспоминания, она всегда сохраняла полнейшее спокойствие. А теперь вдруг такая реакция. Воспоминания, словно удар тока, вырвали ее из забытья. И ей очень больно. Как же это прекратить?
– Э-э-э… Хочешь, блинчиков пожарим? – спрашиваю я, надеясь отвлечь ее хоть немного.
По пути сюда Ниель с таким оживлением выбирала вместе со мной коробку с готовой смесью. Я сейчас готов ухватиться за любую соломинку.
– Давай попозже, – тихо говорит она, садится на кровать и натягивает носки. – Я, пожалуй, схожу погуляю, пока дождь не начался.
Я молча гляжу, как Ниель зашнуровывает свои армейские ботинки. На меня она по-прежнему не смотрит, и это просто убивает.
Она встает, я загораживаю ей дорогу, кладу руки на бедра.
– Ниель! – (Она упирается глазами мне в грудь.) – Пожалуйста, посмотри на меня.
С явной неохотой она встречается со мной взглядом. Но почти сразу же отводит глаза – боль прорывается, и они блестят от слез. Я стараюсь не выдать, до какой степени напуган.
– По-моему… по-моему, нам пора поговорить откровенно. – Черт, я это все-таки сказал.
– Я не хочу об этом говорить. Не могу, – отвечает она отрывистым шепотом. – Я скоро приду. – И проскальзывает мимо меня.
– Подожди. Не уходи, – умоляю я и иду за ней по коридору. – Я знаю, что ты расстроилась. Тебе не нужно это скрывать. Ниель, со мной тебе вообще не нужно скрывать правду. Ты же все помнишь, да?
Она спускается по лестнице и на самой нижней ступеньке оборачивается:
– Мне просто нужно пройтись, проветриться.
Я тоже спускаюсь за ней до двери, но Ниель уходит, и я ее не останавливаю.
Закидываю руки за голову и стискиваю их в замок. Вот гадство! И как же мне теперь быть?
Идти за Ниель? Или дать ей побыть одной? Я совсем ничего не понимаю в таких вещах. Поднимаюсь наверх за телефоном.
Брожу по всему дому, пытаюсь поймать сигнал. Не выходит. Должно быть, в такую пасмурную погоду связь еще хуже, чем обычно.
Выхожу во двор, поднимаю мобильник повыше – хоть бы одно деление появилось! Наконец вижу целых два и останавливаюсь.
Гудок в трубке обрывается, я закрываю глаза и молюсь: ну хоть бы получилось дозвониться.
– Кэл? Ты куда… пропал? – отзывается Рей.
Слышимость никакая.
– Я у Зака, – говорю я.
– Где?
– В Орегоне. У Зака, – повторяю я.
Нет, так мы с ней не поговорим.
– Ниель… тебя… – Вот и все, что я успеваю расслышать, прежде чем связь обрывается.
Я досадливо хмыкаю. Да что же это за невезуха такая! Снова брожу вокруг дома, даже на дорогу выхожу в поисках сигнала. Все без толку.
Сажусь на ступеньку крыльца, Хенли подбегает и пристраивается рядышком. Я глажу его по голове и смотрю в сторону леса, надеясь, что оттуда выйдет Ниель.
– Что скажешь, Хенли? Не отправиться ли нам на поиски Ниель?
Он молча смотрит на меня, свесив язык.
– Ты прав. Такую девушку стоит поискать, – говорю я и чешу его за ухом. – Пошли за ней.
Но, встав, я понимаю, что понятия не имею, куда идти. Кругом один сплошной лес. Мало ли куда она отправилась.
И я просто бреду наугад, стараясь выбирать самые подходящие тропинки. Минут через пятнадцать останавливаюсь. Нет, так ничего не выйдет. И тут я вспоминаю…
– Озеро, – говорю я Хенли, и он вскидывает голову при звуке моего голоса.
Теперь я знаю, куда идти. Спускаюсь по холму к озеру. Странно, что я сразу об этом не подумал. Надеюсь, Ниель приведет туда инстинкт или что-то в этом роде. В любом случае терять мне нечего.
Примерно на полпути замечаю краем глаза что-то движущееся. Хенли делает стойку, прислушивается. Потом бросается вперед. Надо было просто пустить его по следу.
Я бегу за ним среди деревьев, ломлюсь сквозь кусты.
Увидев ее вдалеке, перехожу на шаг. Хенли остановился, ждет меня.
Открывается поляна, поросшая мхом. И посреди этой поляны – Ниель. Она… танцует.
Я боюсь идти дальше. Не хочу ей помешать. Сама мысль о том, чтобы кружиться в танце посреди леса, кажется безумной. Но ее движения так грациозны, что это просто… прекрасно.
Подхожу ближе, надеясь, что она меня не увидит. Замечаю, что в ушах у нее наушники. И глаза закрыты.
Я прислоняюсь к дереву и смотрю, как она взмахивает руками, выгибается назад и вскидывает босую ногу вверх, вытянув носок.
Я знал, что она занимается танцами. Но никогда не видел ее выступлений. О чем теперь очень жалею.
Ниель изгибается и делает прыжок. Коснувшись земли, приседает, красиво согнув ноги и обхватив их руками. И замирает.
Я медленно подхожу к ней. Она так и сидит, уронив голову на руки. Плечи вздрагивают с каждым судорожным вздохом. Она плачет.
