Александр Антонов - Кодекс звезды

Пароход «Глория» уже который час болтался на внешнем рейде Данцига в ожидании лоцмана. Капитан, не покидавший всё это время рубку, находился в крайней степени раздражения. Настроение у капитана испортилось ещё в Штеттине, когда ему навязали принять на борт несколько сотен вооружённых штурмовиков. И хотя за то время, что Гитлер был у власти, капитан научился выкидывать руку в нацистском приветствии, в душе он одобрял далеко не все поступки «бесноватого». Вот и идея доставить в центр Данцига чуть ли не полк головорезов Рёма не вызывала у морского волка того восторга, который переполнял трюмы вверенного ему судна, где розовощёкие пассажиры всю дорогу горланили песни, подогревая свой патриотизм изрядным количеством спиртного. А тут ещё их командир нервно маячил у него за спиной, то и дело заставляя связываться с портом на предмет прибытия лоцмана.

Когда же лоцманский катер прибыл, но не один, а в сопровождении двух сторожевиков, у капитана возникло стойкое осознание того, что ближайшую ночь он вполне может провести не в своей каюте, а в тюремной камере. Дальше этого он даже боялся загадывать. То, что на мостик вместо лоцмана поднялся офицер-пограничник, лишь убедило капитана в том, что мыслит он в правильном направлении.

Капитан шагнул было навстречу прибывшему, но его опередил командир штурмовиков.

— Что всё это значит?! — прокричал он, обращаясь к офицеру. — По какому праву вы препятствуете заходу судна в порт? И где, чёрт возьми, лоцман?!

Офицер с невозмутимым видом дождался, пока мелкий фюрер угомонится, потом заговорил, обращаясь к шумливому штурмовику:

— Господин не знаю, как вас величать, если судно до сего времени не пустили в порт, значит, на то были весьма веские причины. Но и теперь, когда этих причин больше нет, прежде чем вы начнёте движение к входу на внутренний рейд Данцига, нам с вами предстоит утрясти ещё целый ряд формальностей, господин капитан должен всё это знать. Но… — в этом месте офицер сделал многозначительную паузу, потом продолжил: – Мы можем избежать всей этой утомительной процедуры, если вы соблаговолите выслушать следующее. Считаю своим долгом сообщить вам, господа, что не далее как сегодня днём группа молодчиков, одетых в такую же униформу как на вас, — офицер показал на штурмовика, — попыталась силой овладеть арсеналом. Скажу сразу: попытка провалилась. Мятежники арестованы. В настоящее время силы правопорядка вылавливают по городу остальных членов банды. Если вы, — офицер посмотрел на побледневшего штурмовика, — после услышанного не передумаете присоединиться к «веселью», то – милости просим! Мы дадим вам лоцмана, и он проведёт судно к причалу, где вас ждут усиленные наряды полиции. Прямо с судна вы пересядете в машины, которые отвезут вас за город, где для вас и ваших друзей оборудован концентрационный лагерь – всё, как вы любите. Но перед этим мы досмотрим судно и изымем всё имеющееся на борту оружие. Я всё сказал, господа, теперь слово за вами!

Капитан посмотрел на штурмовика и с удовлетворением отметил, что тот выглядит теперь, верно, не лучше его самого. Пауза длилась где-то около минуты, наконец штурмовик выдавил из себя, обращаясь к капитану:

— Мне нужна связь.

Капитан посмотрел на офицера, тот пожал плечами.

— Ничего не имею против.

— Проводите этого господина в каюту радиста, — распорядился капитан.

Когда через несколько минут штурмовик вновь оказался в рубке, бледности на его лице поубавилось, а вот расстройства, наоборот, прибавилось.

— Мы возвращаемся в Штеттин, — глядя в сторону, сказал штурмовик.

— Счастливого пути! — чуть насмешливо откозырял офицер и покинул рубку.

Гитлер сообщение о фиаско, постигшем Коха, выслушал на удивление спокойно. Немного помолчал, потом промолвил:

— Эрих не виноват, это всё Рём…

Потом фюрер вызвал к себе Канариса…

— Первую битву у фашизма мы выиграли, выпьем за это!

Николай решительно двинул рюмку вперёд и вверх, Глеб и Ольга устремили свой хрусталь навстречу.

— Славная победа! — разливая по второй, заметил Глеб. — Может статься, на этот раз она будет решающей!

— Даже так? — удивилась Ольга, потом повернулась к Николаю: – Ёрш, теперь-то ты можешь рассказать, как там всё было?

Ежов, рот которого в этот момент закусывал, поспешно кивнул, и лишь протолкнув еду в желудок, заговорил, начав с ответа Глебу:

— Решающая, говоришь? Не знаю, не уверен… Впрочем, время покажет!

Потом он повернулся к Ольге.

— А вот насчёт того, что победа получилась славная, я с Васичем полностью солидарен! Затею с переворотом мы – под «мы» я подразумеваю и нашу разведку, и разведку наших немецких товарищей – просекли задолго до начала основных событий. К слову сказать, трудно такое не просечь! Фашисты пёрли в Пруссию и с суши и с моря. Мы достаточно активно этому проникновению препятствовали и своей активностью заставили наших врагов отважиться на самую настоящую авантюру. Кох с Рёмом ведь что удумали? За несколько дней до часа «Ч» штурмовики устраивают беспорядки в Кёнигсберге, в то время как в Данциге в то же время тишь да гладь. Тем самым они хотели создать впечатление, что все их силы брошены на то, чтобы захватить столицу Пруссии. Власти, купившись на эту уловку, стягивают большую часть полицейских сил и отряды своих сторонников в Кёнигсберг. И тогда настаёт черёд выступить штурмовикам в Данциге. Там уже всё должно было произойти по-взрослому, никаких уличных беспорядков. Захват с помощью предателей из числа военных арсенала, вооружение огромного числа штурмовиков, основные силы которых сосредоточены не в Кёнигсберге, а как раз в Данциге, высадка прибывшего из Германии десанта: ап! и город в наших руках. Я имею в виду: в руках фашистов.

— А почему ты назвал это авантюрой? — спросила Ольга. — Вполне жизнеспособный планчик…

— Ну да, — согласился Николай, — при условии, что мы бы про него ничего не знали и на их бы уловку купились. Но мы-то знали, потому и авантюра!

— Хорошо, — кивнула Ольга, — будь по-твоему. В конце концов, кто мне ближе: ты или фашисты? Лучше ответь: дальше-то что?

— С Пруссией? — уточнил Николай. — Думаю, всё будет в порядке. Дождёмся от фашистов очередной глупости и отделим Пруссию от Германии!

Как в воду глядел Ежов. Через месяц после неудачной попытки захватить власть в мятежной провинции с помощью штурмовиков, Гитлер подписал указ о смещении Тельмана с поста министра-президента Пруссии, назначив на этот пост Геринга, на что прусский парламент отреагировал моментально: Пруссия объявила о временном выходе из состава Германии. Лига Наций выразила по этому поводу единодушное сожаление (даже Россия не была против), признавать независимость Пруссии отказалась, но дальше слов не пошла, призвав немцев уладить свои внутренние дела за столом переговоров. Гитлер был в ярости, но что он мог поделать? О Drang nach Osten (Дранг нах Остен) в те дни он мог только мечтать…

— Ты чего, мать?

Глебы, оба-два, смотрели на меня слегка недоумённо и чуть озабоченно. И в этом я их понимаю. Шла-шла, и встала посреди мостика. Чего встала? А ничего, Ёшкин каравай! Хочу и стою! Погода по питерским меркам хорошая: сверху не льёт, а наоборот, даже припекает. Под ногами гладь… Да нет! Какая, к чёрту, гладь? Под ногами мост, а вот под ним, можно сказать, гладь канала Грибоедова. А за каналом дом, откуда щурится на брызнувшее меж тучек солнышко свежевымытыми стёклами знакомая квартира. Так уж и свежевымытыми? И не сомневайтесь! Наташа Ежова такая аккуратистка. А уж по случаю праздника…

Смотрю на мужчин – своих мужчин. Тех, что нас охраняют, я уже привыкла, не в обиду ребятам будет сказано, не замечать. А моих – только слепой не заметит. Все встречные бабы, уверена, слегка окосели. И как за таких орлов хоть краешком глаза да не зацепиться? И красивы – даром, что похожи, — и военная форма им ой как к лицу. (На Глебе-младшем – курсантская с лётными петлицами, на Глебе-старшем – высшего комсостава с маршальскими звёздами). Улыбаются, черти. Поняли, что не хворь внезапная меня посреди мостика остановила, а блажь на бабу накатила, вот и радуются. И меня за компанию на улыбку пробило. Подхожу к ним и на полном серьёзе заявляю:

— Чего посреди дороги встали, аль притомились?

— Ах, так! — Глеб подморгнул сыну, они меня с двух сторон под руки подхватили, над мостовой приподняли и понесли прямиком к парадному.

Дверь отворила Ритка – младшенькая «ежиха». И целуется, и раздеваться помогает (больше, правда, под ногами путается), и тараторит – всё одновременно!

— Ой, тётечка Лёлечка, я в окошко видела, как вас дядя Глеб с Глебушкой через улицу несли – так здорово! А мама на кухне пироги печёт, а я ей помогаю!