Евгений Белогорский - Операция «Возмездие».
— Генерал де Голль очень надеяться, что полиция и военная жандармерия сумеют нейтрализовать «вишистов» и расстроят их планы. Работа в этом направлении ведется днем и ночью. По заверению, господина Лонтере на это дело брошены лучшие силы, однако никто не может сказать точно когда это случиться — юлил француз, но Петров сохранял полное спокойствие. Он только едва заметно качнул головой, то ли в одобрение слов собеседника, то ли разминая шею.
— Французское правительство будет бесконечно признательно, если вы господин полковник, сможете оказать поддержку по нейтрализации, в случаи их вооруженного выступления. Конечно, это так сказать самый крайний случай, но мы хотели бы иметь твердые гарантии с вашей стороны, если дело дойдет до этого — ле Фэвр учтиво заглянул в глаза полковника, но так и не увидел в них, и капли участия и сочувствия бедной Франции.
Своим холодным и незамутненным взглядом, в этот момент Петров был похож на маститого энтомолога решавшего сложный вопрос; достойна ли попавшаяся в сачок букашка, занять место в его коллекции. Для просвещенного европейца подобное унижение перед красным азиатом, было невыносимым, но француз был вынужден терпеть.
Когда пауза достигла всех разумных пределов, Петров демонстративно хрустнул пальцами рук и холодно взглянув на ле Фэвра, подтвердил свою готовность оказать французской стороне эту малую, но весьма необычную для советского офицера услугу.
Договорившись о видах связи на этот непредвиденный случай, высокие стороны завершили встречу. Прощаясь с Петровым, ле Фэвр очень боялся, что «русский азиат» пожелает закрепить свое превосходство и откажется пожимать ему руку, ограничившись лишь отданием чести. Однако этого не случилось. Полковник как и предписывал этикет пожал протянутую руку и рукопожатие его не было брезгливым, как ожидал француз.
Спускаясь по лестничным ступеням к машине, Георгий Владимирович спиной чувствовал, что Захарова намерена что-то сказать ему. Помня праведные гудения Правдюка, он ожидал, что переводчица станет упрекать его в недипломатическом поведении, которое ставит под угрозу советско-французские отношения и ошибся. Сев на заднее сидение рядом с полковником, «вешалка» терпеливо дождалась пока машина отъедет от бокового крыльца генеральской резиденции и только тогда открыла рот.
— Вы действительно поверили в слова ле Фэвра про «вишистов», готовящихся выступить против де Голля? — спросила Захарова, внимательно следя за невозмутимым лицом полковника.
По положению вещей, Петров мог полностью проигнорировать вопрос переводчицы, но он не стал этого делать. Инстинктивно он чувствовал в Захаровой родственную душу и потому не спешил выстраивать с ней отношения по принципу «начальник-подчиненный».
— Конечно нет. Думаю, что число несогласных с де Голлем людей гораздо больше, чем заявил нам ле Фэвр.
— С чего вы это решили?
— Я уже несколько раз встречался с полковником ле Фэвром и могу с уверенностью сказать; он серьезно напуган и значит, дело явно не в двухсот несогласных парижан.
— Вы это решили из-за его заигрывания перед вами? — усмехнулась Захарова.
— И не только из-за этого. При встрече с вами, полковник удостоил вас только одной дежурной улыбкой и не произнес ни единого комплимента в ваш адрес.
— Может быть я просто не в его вкусе или не отвечаю его эталонам красоты — предположила переводчица, но полковник с ней не согласился.
— Как истинный француз, он был обязан забросать вас комплементами не взирая на то красива ли вы или не соответствуете его вкусу. Он даже не сказал банальный комплимент, о том как вам идет военная форма, — Петров сдержанным взглядом окинул собеседницу и вынес свой вердикт, — а она вам действительно идет.
— Будем считать, что вы исправили ошибку полковника ле Фэвра — холодно фыркнула Захарова.
— Обиделись? Зря, Мария Владиславовна — примирительно сказал Петров. — Чует мое сердце, впереди у нас будут горячие деньки, в которых у нас с вами просто не будет время на всякие личные обиды.
— Неужели парижские «вишисты» представляют серьезную угрозу для де Голля?
— Трудно сказать что-либо конкретно, не зная хотя бы приблизительного положения дел. Французы явно хотят использовать нас в темную, в своих внутренних играх и как вы успели заметить, в качестве последнего аргумента.
— Ultima ratio regum (последний довод королей) — процетировала Захарова латинскую поговорку.
— Все верно — если считать генерала де Голля королем. Но не это самое главное для нас — полковник замолчал давая возможность Захаровой продемонстрировать свой ум и эрудицию и она не оплошала.
— Вы имеете в виду наших бывших союзников, англичан и американцев — осторожно уточнила переводчица и Петров обрадованно кивнул головой. Больше всего в этот момент он боялся, что ошибся в оценке умственных способностей собеседницы и услышать банальное: «А что собственно говоря, вы имеете в виду?»
— Аэродром Орли?
— Браво, Мария Владиславовна, браво. Для переводчика у вас прекрасные аналитические способности — констатировал Петров, но Захарова усмотрела в его словах второй смысл. Голубоглазая москвичка демонстративно отодвинулась от полковника на самый край с сиденья и всю дорогу не проронила ни слова.
Обет молчания был нарушен, лишь когда полковник остановил машину возле цветочного лотка и выйдя из неё, стал выбирать цветы. Эти днем у него была назначена встреча с Констанцией и Петров перестал бы уважать сам себя, если бы пришел на свидание без букета.
— Возьмите хризантемы. В это время года, для нас женщин они более привлекательны чем привычные для парижанок лилии и фиалки — с едкой долей сарказма посоветовала белокурая бестия.
— Я бы предпочел цветы моего родного края — тюльпаны, но за неимением их соглашусь с вашим предложением.
Полковник быстро составил себе букет из красно-желтых красавиц и щедро расплатился с цветочницей. Назначенный сверху генеральский оклад, позволял ему подобные жесты.
— Отвезешь товарища старшего лейтенанта в штаб и будешь ждать моего звонка — приказал Петров шоферу и тот с готовностью кивнул головой. — Мария Владиславовна, передайте товарищу Шалашову, что доклад о нашей встрече с полковником ле Фэвром он получит вечером. Всего доброго.
Автомобиль резво умчался вперед, увозя озадаченную переводчицу, а полковник Петров неторопливо зашагал навстречу к мадмуазель Флоран. Все его свидания с Конни, проходили в маленькой гостинице, что находилась на улице Риво 25.
Зажатая с одной стороны массивным зданием пекарни, с другой доходным домом, она была малопримечательная на их фоне. Благодаря этой особенности, а также наличию второго входа, который позволял незаметно посещать и покидать здание, гостиница использовалась как дом свиданий. Её номера в основном снимались на час или на два, но были случаи когда посетители задерживались на сутки.
Хозяин гостиницы папаша дю Пенни по прозвищу «Гусак», успешно вел свой маленький бизнес и ни при какой власти не был в накладе. Он с готовностью предоставлял клиентам относительно ухоженные номера, со свежими простынями и кроватями без клопов, а также никогда не задавал ненужных вопросов. Получив деньги, папаша только строго следил за купленным постояльцем временем и сообщал об его истечении деликатным стуком в дверь.
Встречи с Конни, для Георгия Владимировича были самыми счастливыми моментами его пребывания в Париже. Начавшись как малозначимая любовная интрижка, их отношения стремительно развились подобно снежной лавине, сорвавшейся со склона гор под лучами мартовского солнца.
Прекрасно зная о том, что их встречи могут навсегда прерваться в любую минуту, они спешили наполнить каждую из них теплом и любовью, чтобы потом не испытывать обид за зря упущенное время. Со стороны могло показаться, что утомленный войной солдат, ловко ухватил случайно упавший в его руки плод, однако это было далеко не так.
Ещё при первой встрече, едва только мимолетно встретившись с Констанцией глазами, полковник почувствовал неуловимую тягу к ней. Единожды возникнув она неудержимо разрасталась с каждым новым взглядом, с каждый приближением и как бы случайным прикосновением, а когда по прошествии дней они наконец-то поцеловались, всё идеально сложилось подобно ключу и замку.
Но не только исключительно любовные утехи открыл полковнику Петрову наступивший вандемьер. Однажды, он позволил себе задержаться в заведении папаши «Гусака» до утра. Все было как обычно прекрасно, но самое главное случилось утром. Разбуженный лучами вставшего солнца, вдохнув полной грудью прохладного парижского воздуха из распахнутого окна, полковник внезапно ощутил себя полностью счастливым человеком.
Он был счастлив и от прошедшей ночи, и от улыбки своей подруги, что смущенно прикрыв наготу краем простыни подавала ему малюсенькую чашечку кофе.
