Алексей Борисов - Смоленское направление - 4
Ждать когда закончится эта неравная дуэль, не имело смысла. У противника численное превосходство, инициатива и самое главное - полно времени. Враги обойдут с флангов и зажмут младшего лейтенанта в клещи, после чего сделают с ним что захотят. И если с первыми двумя несправедливостями ещё можно сладить, то со временем бороться бессмысленно, с каждой минутой их преимущество возрастает. Метнувшись к снегоходу, я завёл двигатель и выскочил на дорогу. Затормозив в десятке шагов от отстреливающегося Василия, развернул снегоход и крикнул:
- Раненого на санки и сам в них ложись. Прикрою!
За пару секунд магазин опустел наполовину. Сейчас не до прицельной стрельбы, подавить огнём, в надежде на среднестатистическое попадание хотя бы одной пули из целой очереди. Да и на эту счастливую пулю надежды мало. Пистолетный патрон, на двести метров держится молодцом, а дальше, как горох. Щёлк! Нету пулек. Магазин в широкий карман, новый на место, передёргиваю затвор и снова огонь. Лопухин с очумевшими глазами, смотря на мои защитные очки поверх шлема и непонятный гусеничный агрегат замер, и после матерного окрика в такт стучащему затвору, схватившись обеими руками за спальник поволок Николая к корыту из белого пластика на двух лыжах. Ещё одна очередь от души и пара драгоценных секунд выиграна. Залёгшие в трёхстах метрах финны стрельбы не прекратили, но с их стороны о прицельных выстрелах речи давно не идёт. Явно не ожидали такого поворота или я переоценил их. Огрызаются, больше для проформы, или ждут чего-то. Может статься, у себя дома они и были грозными вояками, отсиживаясь в дотах Маннергейма, не знаю; только здесь я этого не вижу. Даже с места не сдвинулись, вжались в снег. Оно и понятно: не за свою землю умирать придётся, а это знание большую яму в душе воина роет. Щёлк! Финита, второй магазин пуст. Бросаю взгляд на прицеп. Вася разместился в санях, полусидя, прикрывая своим телом кокон спальника. Эх, вывалится на повороте. Газуя, кричу:
- Хватайся руками за боковины! Крепко держись!
Рывок с места был тяжёлым. Снегоход дёрнулся, и в этот момент шальная пуля прошила ветровое стекло, оставляя безобразную дырку с лопнувшей паутиной ударопрочного пластика. Под мышкой у меня пролетела. Не привстал бы я с сиденья, точно б под лопатку угодила. И эта пуля придала тот маленький толчок, от которого снегоход "стартанул". Всего минута и мы уже вне досягаемости от преследователей. Позади поле, через сотню метров спуск к реке, а там уже недалеко, только след за нами слишком заметен. Вася что-то кричит сзади, мне видно в боковое зеркало, как он открывает рот и машет рукой. Приходится остановиться.
- Что, лыжи там оставил?
- Нет, в санях лежат. Я не о том. За нами только стрелочек нет. Нельзя в Прилепово.
- Это всё?
- Спасибо, товарищ Наблюдатель. Я знал, что вы вытащите.
- Не переживай Василий Егорович, не просто так по реке едем. Поторопимся. Нам ещё народ залучить и прорубь сообразить. Следы же где-то должны закончиться.
Выяснив, что от него требуется, Савелий Силантьевич привлёк комсомольцев. На вырубленном во льду углублении, ребята положили банку с порохом и разлили вокруг ведро бензина смешанного с машинным маслом. Следы от снегохода, ведущие к берегу затоптали, замели мётлами, а кое-где прошлись бороной из ствола с сучьями. Пока шли работы по маскировке, раздалась короткая очередь из ППШ и несколько выстрелов из винтовки, а на середине реки, через минуту после вспыхнувшего кольца огненной стихии, внутри него прозвучал взрыв. Проводив взглядом жёлтые языки пламени, Савелий подтянул подпругу у лошади, заботливо подведённой дочерью, и поскакал в райцентр.
***Образовавшаяся прорубь три на два метра, с почерневшим от копоти изломанным льдом ещё сохранила смрадный запах перегоревших нефтепродуктов, когда к мосту между Тростянкой и Прилепово прибыл грузовик с немцами, сопровождавший дрожащую легковушку с брезентовым верхом. Солдаты высыпали из грузовика, занимая позиции по обе стороны моста, поставив пулемёт рядом с пустующей будкой охранника у шлагбаума, сделанного из треснувшего ствола берёзы, перепугав жителей окрест лежащих домов. Спустя некоторое время, к автомобилю с запасным колесом на капоте подбежал солдат, в каске обтянутой белым чехлом с петлицами шарфюрера и дверь машины открылась. Осанистый молодой мужчина с привлекательным, даже аристократичным внешним видом, в звании унтерштурмфюрера вышел и кивнул головой, прерывая доклад. Он и так понял, что всё в порядке. Неожиданностей быть не могло. Его люди сначала стреляли, а потом разбирались, насколько это было оправдано. Утренняя гонка за русскими закончилась, а с ней и половина бессонной ночи. Буквально полтора часа назад, в комендатуру Хиславичей прискакал староста, сообщивший о бое с жидами-комиссарами, обстрелявших его на реке, когда он, как мороз-воевода обходил свои владения. Сигнал пошёл по инстанциям без проверки, источник не вызывал сомнений, и, вскоре достиг Починок, где размещался штаб СД. Доклад был немного сумбурным, даже обобщённым: упор делался на ограниченность боеприпасов, из-за чего состав патрулей местной самообороны вынужденно сокращён до минимума, кратко сообщал о затонувшем маленьком танке в результате возгорания и заканчивался длинным списком необходимого, куда были включены лошади с пулемётом на повозке для мобильности. Унтерштурмфюрер самого рапорта ещё не читал, знал только суть произошедшего, сообщённого по телефону. Однако и этого было достаточно, чтобы оказаться на этом месте. Тщательно разыскиваемые диверсанты, ушедшие из-под носа финских лыжников, наконец-то объявились. Только приказ, взять одного из большевиков живым, уже не выполнить. Виновник тому скоро прибудет с заместителем коменданта Хиславичей, а пока он слушал объяснения финна. Надо ж чем-то занять время.
- У них был "каттенкрад". Я его видел, - докладывал сносно говорящий по-немецки унтер-офицер, командир финского отделения, преследовавший сегодня утром диверсантов.
- Их в наших войсках всего несколько сотен. Так что не мелите чепухи. Откуда у противника такая техника? - С удивлением, произнёс унтерштурмфюрер - то ли спрашивая сам у себя, то ли сообщая собеседнику абсурдность его заявления.
- Именно так, никакой ошибки. Мой свояк присылал мне фотокарточку, вот она, кстати, - унтер достал из планшета фото и указал пальцем на солдата, стоящего рядом с гусеничным мотоциклом, - у них был такой же, только, белого цвета. Я решил, что прибыло подкрепление, и приказал прекратить огонь.
- А противник в это время скрылся?! - с издёвкой в голосе внёс дополнение унтерштурмфюрер.
- Мои люди с полной выкладкой пробежали десять километров. Устали. Да будь мы свежи, разве можно угнаться лыжнику за "каттенкрадом"? Я отдал приказ сообщить командованию через посыльного о боестолкновении и отправил Аки с Яри по следам. Они охотники и с ними собака. От них ещё никто не уходил. Это самые…
Немец слушал, а сам хотел сказать, что ему на объяснения финна плевать как на ту яблоню в соседском огороде. И то и другое не его проблемы. Он уже назначил козла отпущения. Осталось только доложить гауптштурмфюреру, да отметить этого русского по ведомству Долермана. Интерес вызывали лишь детали, а именно, как лапотник умудрился взорвать транспорт? Вскоре он это выяснил.
В бою, как и в жизни, есть место случайностям и чудесам. Иной раз, очередь, выпущенная в упор, проходит мимо, приставленный пистолет к виску даёт осечку, а верёвка рвётся на виселице. Так же случилось и здесь. Попасть с трёх выстрелов в бензобак было не реально и, учитывая особую опасность диверсантов, старосте крупно повезло. И вдвойне повезло, что детонировала взрывчатка или канистры с топливом. Когда Савелий Силантьевич предъявлял оружие, из которого произвёл выстрел по гусеничному мотоциклу, эсэсовец обратил внимание на разномастные патроны в подсумке. Каких тут только не было: бронебойные, зажигательные, простые, трассирующие. Встретилась даже пристрелочно-зажигательная. Последняя пуля, скорее всего и была сестрой той удачливой, запалившей бензин. Спросив через переводчика, откуда такое "богатство", немец получил неожиданный ответ - трофей. Снабжение боеприпасами было аховое, не иначе, по остаточному принципу. Отряд самообороны иногда получал те крохи, которые забраковали оружейники вермахта, но уже как месяц нет и этого. Сделав пометку в блокноте, унтерштурмфюрер не поленился и в сопровождении Майса с Савелием Силантьевичем издалека осмотрел прорубь, после чего вернулся к "кюбельвагену". Доставать со дна реки искореженную технику, в круг его задач не входило, да и весьма затруднительное это дело, требующее привлечение массы специалистов. На этом операцию можно было считать законченной. Люфтваффе хотело крови и жестокого наказания за своих механиков, оно получило. Виновные сгорели заживо. Абвер требовал доставить языка, к сожалению, трусливые финны всё запороли. А что от них ожидать, если в личном деле каждого стоит отметка: "Не поддающийся воспитанию". Германский солдат бы изловил, но его там не было. Похоже, такой итог удовлетворит всех. Уже в машине унтерштурмфюрер набросал в уме несколько тезисов будущего рапорта, отдавая себе отчёт, что необходимо иметь специальное подразделение в каждом батальоне дивизии. Этакие команды охотников, коих использовать для возможной борьбы с парашютистами, как в случае высадки десанта, так и в случае поиска и поимки советских агентов-диверсантов. Россия не Франция и Польша. Тут воюют по другим правилам. И если там, в странах Европы подразделения, охраняющие коммуникации и объекты со своими задачами справлялись, то здесь намечалась, лишь доля вероятности. Самые сильные, опытные и храбрые были на фронте, в тылу соответственно остальные. Это было правильное распределение. В каждой армии есть лучшие и худшие и если одни столкнулись в бою с другими, то результат не надо загадывать. Нужно просто свести такую вероятность к минимуму. Приехав в Починки, офицер СД сначала отогрелся у русской печи, после чего стал перечитывать доклады о событиях минувшей ночи по всему району и знакомиться с теми, которые прибыли недавно, касающиеся утра сегодняшнего дня. Перед выездом, он разговаривал со Смоленском. Туда каждые сутки уходило два рапорта. В утреннем сообщалось о происшествиях за ночь, а второй отправлялся вечером, по событиям за день. Но сейчас командованию требовалась развёрнутая картина, где не просто отразится общая обстановка, а именно с теми мелочами, обычно остававшиеся в его сейфе и личным мнением. По факту это был третий рапорт, особый. На его основании смещали с должностей и выдавали награды. Поэтому он скрупулёзно изучал документы, делал пометки, не обходя вниманием и откладыванием в сторону писулек, сообщающих о недостойном поведении Фрица, Ганса, и прочих в момент нападения неприятеля, застольных разговорах, и непосредственно всякого трёпа перед сном. Очень часто, доносчики писали друг на друга, и этот водоворот становился интересным только в исключительных случаях. Сейчас дошла очередь и до них. Аналитики запросили всё. Если сто человек опишут, как они увидели, что в озеро бросили камень, то специалист определит, когда и с какого места этот камень вылетел, а может и поймёт, кто его бросил, а если поднатужится, то выяснит и причину броска. Из прочитанного и собранного лично, выходило, что за очень короткий промежуток времени нападению подверглись два стратегически важных объекта. Один из которых, железнодорожная станция Энгельгардтовская, выведена из строя на двадцать часов, что привело к перегрузке альтернативных путей сообщения. Второй - инфраструктура аэродрома Шаталовка, претерпевшая серьёзный ущерб, вследствие чего три эскадрильи не смогут выполнять боевые задачи в полном объёме минимум трое суток из-за потерь в личном составе обслуживающего технического персонала и ремонтной мастерской. Всё указывало на спланированную акцию, проведённую поэтапно, крупными силами, рассчитанную поминутно и готовившуюся явно не один день. Одно только использование огромного количества разнообразного вооружения, судя по обнаруженным боеприпасам и следам их применения, говорило о многом. Два вида миномётов, шести пулемётов, огненных фугасов, специализированных мин для подрыва рельс, стрелкового оружия снабжённого приборами бесшумной стрельбы и техники с повышенной проходимостью. Из этого следовало, что поблизости действует не просто агентура противника и группа парашютистов, а нечто большее, находящих опору в сообщниках, работающих или служащих непосредственно здесь. Из Смоленска, несомненно, потребуют кандидатов на заклание, значит, стоит предоставить их заранее. Тут же из сейфа был выужен листок, где сообщалось о романтической связи рядового Гоззо, призванного из Тироля, с сестрой железнодорожника. Женщина-агент - вполне возможно. Следующий листок унтерштурмфюрер прочёл два раза. Не потому, что было интересно, вышло так, что за последние полтора месяца сигнал поступал в третий раз. Он касался унтерфельдфебеля охранной роты аэродрома Фрица Дорфмана. Причём авторы с завидным постоянством отправлялись в иной мир, а Дорфман занимал их должности. В качестве приложения к последнему доносу была прикреплена краткая характеристика: незаконченное высшее образование, общительный, связан с научными кругами и пользуется покровительством профессора из Берлина, увлечение оккультизмом. Следующая кляуза была на НТСовца, изымающего золотые изделия у русского населения для поддержки партизан. Явный бред, но и этот листок лёг в дело. Прервавшись на пятиминутный перерыв, эсэсовец ознакомился с боевыми сводками. Там, как обычно сообщали о победах. После дерзкой атаки, отряды диверсантов стали покидать место боя, уходя в разные стороны. Девять из них уничтожила охрана аэродрома, пятеро были убиты в столкновении у болот Красиловки, двое на подходе к аэродрому Боровское. И как минимум ещё двоих уничтожил везунчик-староста из деревни Прилепово, добавил от себя. Обложившись бумагами, он стал писать: Оберштурбанфюреру СС Альберту Раппу. 5.
