Владимир Поселягин - Я - истребитель
После завтрака вернулся к урокам, правда, под медицинским наблюдением, а после обеда Марина с сожалением сообщила, что я совершенно здоров, даже слишком. И отправила меня в мою группу, где меня встретили радостными воплями.
На второй день меня так нагрузили, благо Марина дала разрешение… И снова полет, и снова бой.
А все началось со звонка из штаба дивизии…
Хотя о новых званиях знали все — сообщил сам комдив, приказ на их присвоение еще не пришел, так что пока никто не менял знаки различия. Хотя при докладах демонстративно обращались к командирам согласно будущему приказу.
Меня, если честно, это смешило. Но я молчал. Особенно сейчас, общаясь с «казначеем» нашего полка, который оформлял наградные за сбитые и вписывал их на мой счет в Сбербанке. С этими призовыми деньгами было как-то мутно-то одна сумма, то другая. Сберегательная книжка, которую завели на меня, постоянно пополнялась, но не опустошалась, тратить было некуда. Иногда приезжала автолавка — второй раз это было несколько дней назад, и я не успел ничего особо купить, был на вылете. Так что немалые по местным временам деньги мирно спали на книжке.
Расписавшись в бланке о переводе очередной суммы за последние сбитые, я, встав, поблагодарил «казначея» и направился было к выходу, как он меня остановил:
— Товарищ лейтенант, а вот во вчерашнем концерте вы песню пели «Комбат», я там несколько слов не разобрал, не подскажете?
«Блин, пора озаботиться авторским правом. Интересно, здесь есть соответствующие конторы?» — подумал я и, перечеркнув несколько слов, вписал другие.
— Вот так будет правильно.
Время было послеобеденное, через двадцать минут у меня начнутся привычные уже уроки, после которых с командирами обоих полков — составление новой методички по тактике и стратегии воздушных войн для авиационных школ. Я после некоторых размышлений решил издать ее в соавторстве с опытными, повоевавшими командирами, так она быстрее пойдет в жизнь. Методичку начали писать не просто так, а по приказу штаба ВВС после прогремевшего на весь фронт успешного налета на аэродром противника.
На несколько секунд замерев на опушке, развернулся и энергичным шагом направился к стоянке самолетов. Сегодня к десяти вечера привезли долгожданные запчасти для моего ястребка, и сейчас я направлялся к месту ремонта, чтобы узнать, как там идут дела.
А дела шли по полной. Как такового самолета не было, только аккуратно разложенные запчасти.
— Ну как? — спросил я у Семеныча, который вместе еще с двумя механиками возился у отстыкованного крыла, вернее, его остатков.
Задумчивый взгляд был мне ответом. Ясно, что нескоро.
— Что? А… дня через три… не раньше. Мы только начали. — Было видно, что мой механик полностью ушел в работу.
Еще раз кинув взгляд на остов истребителя, стоявший на подставках в стороне, я развернулся и направился на опушку леса, где мы проводили наши занятия. Летчики обоих полков уже стали собираться, покуривая перед началом, когда у штаба поднялась суета.
— Что случилось? — спросил я у пробегавшего мимо знакомого парторга.
— Из штаба дивизии звонили. Приказали вылететь на самолете с радиостанцией в место прорыва танковых и моторизованных частей.
— Да? — удивился я.
Приказ трудно назвать глупым — разведданные нужны были как воздух, но и на обдуманный он не тянул, скорее, на отчаянный. Любой знающий командир скажет, что места прорыва охраняются истребительной авиацией свято. Наша удачная авиаразведка на «пешке» была простой случайностью, которая может повториться разве что так же случайно.
То есть вылетать должны были смертники. Можно было бы послать «таиры», но их не было. После ремонта три уцелевшие «троечки» отправили на Балтику для дальнейших испытаний вместе со всей командой и конструктором. Мой случайный экспромт о великолепных данных этого самолета для атак на морские конвои нашел отклик в верхах, в которые неведомыми путями дошли после первого полета.
К вылету готовили машину комиссара. Шансов уцелеть никаких, и добровольцы, вышедшие вперед из строя, были смертниками. Я стоял рядом с Соминым, когда зачитывали приказ.
— Шансов нет, — пробормотал я себе под нос, глядя, как стрелок-радист комиссара сержант Маликов с бледным лицом делает шаг вперед, зеркально повторяя движения своего командира.
— Разойдись, — донеслась до меня команда комполка, но я не сразу отреагировал на нее, так как пристально смотрел на два капонира, из которых торчали острые носы «мессеров».
— Пойдем, — сказал Сомов, взяв меня за рукав гимнастерки.
— А? — не расслышал я, так как в моей голове стремительно закрутились мысли.
— Ты чего? — спросил он.
Большинство, несмотря на команду, расползлись по опушке, наблюдая за летчиками, получавшими инструктаж от командования.
Почесав пальцем за ухом, я задумчиво сказал:
— Есть одна идея.
Сомов, проследив мой взгляд, аж подпрыгнул:
— Ты что удумал?! Слышал, что комдив сегодня сказал?
— Слышал.
Сегодня прилетал командир дивизии с поздравлениями и инспекцией. Вот он и сообщил о том, что «мессеры» у нас заберут. К вечеру должны прийти машины и эвакуировать их. Так что они находились под охраной. Командование даже тут подсуетилось, и с пяти разбитых «худых» был снят уцелевший боезапас и сложен рядом с трофейными машинами. Вдруг пригодится.
После этого полковник сообщил о том, что в штаб фронта направлено представление о присвоении мне высокого звания дважды Героя Советского Союза, с награждением второй медалью «Золотая Звезда». И с этим была проблема. Оказалось, дважды героям на родине сооружают бронзовый бюст. А мне где? Я сказал об этом Никифорову, дополнив, что собираюсь после войны жить в Москве, значит, и бюст должен стоять там, пусть думает.
Кинув еще один взгляд на капониры, я вздохнул и повернулся к Сомову:
— Это единственный шанс, — после чего, не слушая возражений, побежал к командованию полка.
— Товарищ подполковник, разрешите обратиться?
— Обращайтесь, — оторвавшись от карты, измученным голосом ответил Никитин. Место совещания находилось на опушке. Был вынесен стол, на нем разостлана карта, которую комполка сейчас изучал вместе с Тарасовым.
— Товарищ подполковник, шанс исполнить приказ есть только в одном случае — если воспользоваться трофейным «мессером». Мощная радиостанция на истребителе и собранная стационарная, плюс фактическая незаметность среди своих сородичей дает возможность выполнить приказ. Я согласен лететь, более того, я требую, чтобы отправили именно меня. На данный момент на аэродроме нет пилота, знающего «худого» лучше.
В глазах Никитина появилась надежда пополам с радостью.
— Черт возьми, Суворов… Спасибо, лейтенант!
Немедленно началась подготовка к вылету, истребитель заправляли не только горючим, но и боезапасом. Настраивали на отдельную волну станции. В кабине сидел инженер с длинной отверткой и постоянно что-то бормотал в микрофон — все были заняты делом.
— Вот тут прорыв, пролетаешь, осматриваешься, докладываешь. Наступление началось три часа назад, связь сразу была потеряна, видимо, это работа немецких диверсантов в наших тылах. Так что нам кровь из носа надо знать, что там происходит. Отправленные делегаты связи и курьеры не вернулись.
Я изучал карту. До места прорыва нужно лететь почти сто километров, далековато от нас.
Прикинув примерный маршрут, стал запоминать ориентиры, и тут мне сообщили, что самолет готов.
— Давай, Суворов, мы надеемся на тебя, — хлопнув меня по плечу, сказал Никитин.
Вперевалочку я подошел к крылу и с помощью пары механиков забрался в кабину.
— От винта!
— Есть от винта! — отскочив в сторону, механик махнул рукой. Бойцы вытащили из-под колес башмаки, и я, проверив все системы, пока мотор прогревался, закрыл фонарь.
Взвыв мотором, истребитель начал разбег, и после отрыва я радостно пропел незамысловатый мотив. Вот и снова в воздухе!
Поднявшись на километровую высоту и определившись с ориентирами, направил самолет в нужную сторону. Под крылом пролетали небольшие городки, села, деревни, хутора. Синевой отдавали реки, озера, железнодорожные станции с зенитками, которые пришлось облететь по дуге. Вот восьмерка наших истребителей, возвращавшихся с задания. Нападать на меня они не стали, видимо, были пустыми, просто сплотились, настороженно наблюдая за мной, и проследовали дальше. Видимо, посчитав, что восемь «ишачков» против одного «мессера» — это слишком, великодушно отпустили меня. Шучу, конечно. А если серьезно, то уйти от них проблем для меня не было, скорости разные. Пройдя над противотанковым рвом, в котором хорошо различался копошащийся народ, полетел дальше.
Через пять минут показались дымы и мелькавшие в них черточки самолетов. Восемьсот метров, по моему мнению, была самая приемлемая высота для наблюдения за землей, и при этом можно не опасаться, что в меня могут попасть снизу.
