Священная лига - Денис Старый
— Мне нужно узнать, кто украл моего сына. Это крымский хан? — я не хотел больше разговаривать ни на какие другие темы, кроме только о своем сыне.
— Люди в христианских черных платьях. Монахи, но среди них были одетые просто, вот они и говорили о ребенке, — сказал тесть.
— Иезуиты? — пришло мне в голову.
Скорее всего. Я же слышал и неоднократно, что представители этого ордена так и норовят в России интриговать. Словно бы есть шанс, что Россия вдруг откажется от своего православия.
— Подумай, кто может быть твоим врагом, кто с такими монахами якшается, — говорил тесть.
В голову пришла мысль… Польша. Ведь там ордену иезуитов вальготно живется. Австрия? Да нет же… Речь Посполитая. Чуйка говорила в эту сторону.
— Пропусти моих людей. Я отправлю в Москву тех, кто будет расследовать похищение, — сказал я.
— Я тебя пропущу и твое войско. Но ты не пойдешь на земли мои. Иди к Перекопу. Основные войска Ромодановского уже вышли и идут на юг, — сказал Кучук.
— Многое знаете, — сказал я, на самом деле, думая о сыне и борясь с желанием рвануть самому не его поиски.
Если бы знал, куда бежать и кого убивать за такое преступление, то уже был бы в пути. Но я пока не знаю.
— Вся Степь уже знает, что вы идете к Перекопу. Там вас ждут, — сказал Кучук-бей.
— И дождутся… Они все дождутся… — прошипел я, резко повернул коня и, не прощаясь, отправился в крепость.
Нужно отправлять людей, Никинора, Прохора, в Москву. Пусть шерстят все по иезуитам и Польше. А еще мне стоило больших, огромных, трудов, не стать винить в случившемся Анну. Она всего-то женщина, вина на тех, кого я оставил на охране. Может и на Игнате. Но нужно знать обстоятельства дела.
Все узнаю… Но не могу бросить войска. Могу только обозлиться так, что резать и кромсать врагов стану. Ну а случится то, что поляки замешаны… Горя им, ибо разделы Речи Посполитой могут с моей подачи случиться и на сто лет раньше.
Глава 20
Бала-Сарай
21 апреля 1683 года
Ночь не принесла покоя. Я ворочался на жёстком ложе, во сне, а просыпался, так и перед глазами, вставало лицо сына — его улыбка, непослушный чернявый вихор на лбу. Я не видел сына, но почему-то точно знал, как он выглядит. Похож больше на красавицу-мать. Но глаза мои, голубые. Понимаю, что так не может быть. Но все же… И снился он мне уже большим, года два, не меньше было сыну из моего неспокойного сна.
Кто это сделал? Этот вопрос терзал меня, как ржавый гвоздь в ране.
На рассвете я вызвал к себе Никанора и Прохора. Оба стояли передо мной, хмурые, готовые к любым приказам. Догадывались, что именно я собирался им поручить. Да, эти люди мне очень нужны тут, но ничего не делать для того, чтобы отыскать сына и тех, кто совершил это преступление, украл ребенка, я не мог.
Был готов сорваться сам. И мало того, был почти уверен, что успею одвуконь, со сменой лошадей на ямских станциях, быстро добраться до Москвы. А потом и вернуться в расположение. Очень медленно к Перекопу шли основные силы. И нам приходилось замедляться, часто окапываться и стоять в лагере по два дня.
Но все же… Долг. Я убедил, прежде всего самого себя, что без моего вмешательства у России не получится прорваться через Перекоп. Не решится Григорий Григорьевич на такой отчаянный и авантюрный шаг, к которому я уже готовлюсь и сам, морально, и командиров подготавливаю, как и материально-техническую базу для операции.
— Слушайте внимательно, — начал я, стараясь говорить ровно. — В Москву поедете вдвоём. Ваша цель — выследить иезуитов. Особенно тех, кто связан с Польшей. В деньгах не ограничиваю. Еще… К Лефорту в Немецкую слободу пойдете. Без немцев там не обошлось. Пусть Франс помогает. Нужно, так и к государю обращайтесь.
Прохор сжал кулаки:
— А если они уже увезли его за межи державы нашей?
— Тогда найдёте и там, где бы не был. Но сначала — Москва. И ещё… — я помедлил. — Проверьте всех, кто был рядом с мальчиком в последнее время. Даже слуг. Даже… Анну. Всех. Где был Иннокентий, патриарх. И сразу же послать кого проездом в Речь Посполитую через Ружаны, главную резиденцию Сапег. Люди будут знать, прибыл ли Ян Казимир с младенцем, али нет. Не будет его там, то в Варшаву… Нет, сразу и в Варшаву и в Вильню отправить людей. Действовать быстро. Мне сообщать, даже если буду в это время в полном окружении врагов на войне.
С тяжелым сердцем я отправлял своих ближних людей в Москву. Мне будет не хватать, прежде всего, мудрости и рассудительности, Никанора. Но он именно там, в Москве, сейчас нужнее. Я же… Нужен здесь. И почему-то я рассчитывал на то, что Игнат не будет сидеть без дела и начнет действовать, выйдет на след.
Эти два старых волка, как мне казалось, обязательно придумают, что делать. И головы у них работают, что надо. А тут…
— Все сделаем, Егорий Иванович. Костьми лягу, но прознаю, кто скрал сына твоего. Ты токмо супостата бей, не срывайся сам. На тебе, почитай что десять тысяч душ христианских, что пришли нечисть бить. За них держишь ответ, — сказал Никанор.
— Спаси Христос, дядька за науку! — сказал я.
И кто бы это не сделал, кто бы не украл моего ребенка, да еще и младенца, когда нужно много ухода. Я буду резать этого, или этих, ублюдочных свиней лично и на лоскуты.
Отправив своих ближних, отрядив им в сопровождение сразу тысячу казаков и стременных стрельцов, занялся делом. Чтобы не думать о плохом, лучше всего, много работать.
Мы встали лагерем в небольшом леску. Как утверждали ногайцы-проводники, это был своего рода единственный оазис в степной пустыне из травы и редких кустарников, еще более редких лесов. Дальше, до Перекопа таких пролесков больше не предвидится. То есть четыре дня пути не будет леса.
И нам приходилось вырубать эти деревья, думать, как их тянуть к Перекопу. Без дерева сделать то, что я думал, будет невозможно. Так что если мы и совершали переходы, то теперь по большей степени пешком. Не было, как раньше, что часть воинов часть пути ехала на телегах. Нынче на телегах ехали бревна и доски.
