Барин-Шабарин - Денис Старый
— А кого еще? — спросил Жебокрицкий.
— Никого, — спешно ответил Молчанов.
— Так идите и ставьте, наконец, печать. Вы разве не видите, во что превращается заседание? — уже почти кричал помещик. — И девку эту, и всех остальных, всех выгоняйте. Нужно, так и полицейского кликните. Это же сущее безобразие!
Шея Жебокрицкого порозовела.
— Да-а? А журналист потом напишет фильетон — и приедет проверка из Петербурга! — продолжал высказывать свои страхи Молчанов.
— Ничего не будет. Это только спектакль, не более, ну как вас убедить. Раскройте глаза! И вас, возможно, отравили. В полицию обращаться нужно! — продолжал кричать Жебокрицкий.
— Отойдите же от ширмы, я смущаюсь. Да и бог с вами, я выхожу! — сказал исправник и через минуту уже направлялся в зал суда.
Но не успел дойти — у самой двери Молчанову преградил путь Горюнов.
— Вы что тут делаете? — спросил строгим, начальствующим тоном земский исправник.
— А почему вы меня оставляете с ними? Писатель этот уже мне вопросы задает, сколько вы мне денег платите. Вслух так и спросил, можете себе представить! Что происходит? Вы все убегаете. Я не хочу во всем этом участвовать, — чуть ли не плача, причитал Горюнов.
Он привык к размеренной жизни, никогда и никуда не стремился, имел маленький, но верный доход с поместья в двадцать дворов, а тут…
— А вдруг все-таки выйдет позже рассказ про земских чиновников, которые развели такое… мздоимство, — продолжал причитать Горюнов.
— Все. Я нынче же поставлю печать и распишусь. И закончим на этом, — решительно сказал Молчанов, уже было взялся за ручку в двери, но Горюнов вцепился в руку исправника.
— Я не подпишу, так и знайте, — горделиво приподняв подбородок, сказал непременный заседатель.
Молчанов схватил своего подельника за горло, с силой сжал так, что Горюнов захрипел.
— Ты подпишешь все, если нужно будет! — решительно сказал Молчанов.
* * *
Я наслаждался моментом. Все происходящее откровенно забавляло, тем более что я уже почти был уверен в том, что все удалось. Особого оптимизма прибавило бегство Горюнова вслед за Молчановым — надо было видеть, как он подбрасывал ноги! Лишь только третий, не проронивший ни слова заседатель, выпучив глаза, недоумевал, что происходит. При этом он даже не делал попытки как-то повлиять на ситуацию. Потекли господа заседатели, уже сами творят комедию.
И я с нетерпением ждал, когда откроется дверь в судебный зал, так как непосредственно возле нее в нетерпении стояла госпожа Молчанова и ждала возвращения своего мужа.
Дверь не заставила себя слишком долго ждать и тут же открылась.
— Хлясь, — ладонь госпожи Молчалиной взметнулась, когда она отвесила пощечину мужу.
На бледном лице исправника сразу же появился отпечаток от руки обиженной женщины.
Мария Аркадьевна успела на повышенных тонах поговорить с Мартой, и та призналась и в том, что она проститутка, и в том, что муж этой видной во всех смыслах женщины избил ее подругу до полусмерти во время супружеской измены.
— Мария! — взревел Молчанов. — Христом Богом прошу, уйди отсюда.
— Я уйду… Я уеду к батюшке! — плача, сказала госпожа Молчанова и выбежала из зала суда.
— Господин Молчанов, а сколько все же вам заплатил господин Жебокрицкий? — выкрикнул журналист.
— Уйдите прочь, или я полицмейстера вызову! — кричал Молчанов.
— Поздно, я уже передал некоторые записи своим друзьям, они, если что, и сами напечатают, — усмехнулся Хвастовский.
На самом деле, конечно, он никому ничего не передавал. Но зал суда покинул Емельян Данилович, и можно было подумать, что именно он и понес некие записи.
Емельяна я отправил в срочном порядке готовиться к отъезду. Он свою миссию выполнил и предоставил отчёт о делах поместья, я же, пока не было Молчанова и Жебокрицкого, лично проконтролировал, чтобы секретарь вписал в протокол пометку о том, что суду были переданы такие-то и такие-то документы. Да, можно порвать и переписать протокол ведения суда, а всё-таки это еще один камушек на чашу весов в пользу того, чтобы все закончилось для меня благополучно.
— Вот деньги! — сказал я, всовывая в руки Жебокрицкому ассигнации. — Я прошу записать, что были переданы шестьсот пятьдесят рублей по долговой расписке.
— Я не принимаю! — выкрикнул мой сосед и бросил деньги на пол.
— Согласно всем правилам вы обязаны принять! — сказал я, указывая пальцем на деньги.
— Да поставьте вы уже печать и давайте заканчивать с этим делом! — выкрикнул Жебокрицкий.
Молчанов подошел к писарю и стал надиктовывать ему текст.
— Это чиновничий произвол! — кричал Хвастовский, а я понял, что рано стал праздновать свою победу.
— Я подписывать не буду! — сказал Горюнов, скрестив руки на груди.
От взгляда Молчанова, непременный заседатель поежился, но кинул загнанный взгляд на журналиста и пока что не отступал от своего.
— Господа, я смею напомнить, что собираюсь посетить губернатора, — сказал я.
Образовалась пауза. Видно было, что сомневается и Молчанов. Он, уже вроде бы показавшийся мне здоровым человеком, опять начал корчиться от боли в животе. А я ждал, чтобы исправник опять побежал бы в свое уже, видимо, излюбленное место уединения.
Нет тут активированного угля. Уверен, что таблеток десять смогли бы изрядно помочь горю Молчанова. Впрочем, нет — и на данный момент это замечательно.
Уже никому ничего не говоря, Молчанов вновь убежал.
— Да что ж такое! — вызверился Жебокрицкий.
Время, я выиграл ещё немного времени. Что делать? Так… Горюнов должен подписать, но он угрожает земскому исправнику, что не будет этого делать. Значит, нужно давить на заседателя.
— Господин Горюнов, я же вижу, что вы человек честный. Подумайте сами, кому быть после этого преступления земским исправником. Я замолвлю за вас словечко перед губернатором, — блефовал я, стараясь надавить на заседателя.
— А вы действительно с в ним встречаетесь? — удивленно и между тем с некоей надеждой спрашивал Горюнов.
— Да ни с кем он не встречается. Это все фарс, блеф, игра! — выкрикнул Жебокрицкий. — Прими уже, Лешка, что ты проиграл.
— Не Лешка, а Алексей Петрович, Андрюша, — ответил я на фамильярность Жебокрицкого.
— Мы еще посмотрим, щенок, кто Андрюша, а кто Лешка, — показывал свое истинное нутро помещик.
И как же мне хотелось съездить ему по наглой роже. Вот