Японская война. 1904 - Антон Дмитриевич Емельянов
Я еще раз пробежался взглядом по машущим солдатам девицам — ловко они, теперь сюда половина полка точно заглянет. Я уже почти было отвернулся, когда среди русских и китайских лиц невольно заметил одно выделяющееся. Тоже азиатка, но линии скул и носа более резкие, будто высеченные из камня, и косметика словно старалась не выровнять цвет кожи, а наоборот, подчеркнуть ее недостатки.
Впрочем, через мгновение впереди показалась группа высокопоставленных офицеров, и странная девушка разом вылетела из головы. Итак, наше появление заметили, теперь осталось правильно доложить обо всех наших достижениях, и можно отдыхать. Солдаты явно тоже это поняли и начали выкладываться на полную: песня и музыка стали громче, шаг четче, движения резче. И вот так, словно единый механизм, мы прошли последние метры.
Сигнал остановки, все замерли, а я, приметив генеральские погоны на одном из встречающих, поехал докладываться.
— Полковник Макаров, вернулся с позиции у Тюренчена. Атаку японцев отбили, отошли ночью, готовы к новым распоряжениям, — я спрыгнул с коня и вытянулся во фрунт. Мелькнула мысль, что по уставу докладывать нужно было совсем по-другому, но… Что-то наш марш и меня воодушевил. Вот и не удержался.
— Полковник… — генерал начал было что-то говорить и тут же сбился. — Что значит отбили атаку японцев? Засулич же докладывал, что был вынужден отступить, чтобы не допустить окружения.
— Враг нанес отвлекающий удар гвардией, а потом попытался обойти нас 12-й дивизией Иноуэ, — я заодно обратил внимание на одну из общих тактик Японии на этой войне: использовать гвардию для отвлекающего маневра. — Мы смогли устоять, и в итоге в районе пяти часов вечера враг отвел свои войска за Ялу.
— Каким образом вы смогли их сдержать? — задал вопрос еще один генерал, присоединившийся к разговору. Вернее, адмирал, если судить по мундиру.
— Ваше высокопревосходительство, — я вежливо склонил голову, сделав единственный возможный вывод о том, кто так неожиданно попался мне на пути. — Все просто, мы укрепили позиции. Отходили, когда враг начинал огневую подготовку, и встречали его, когда тот лез вперед.
— И все? — наместник Алексеев мне явно не поверил.
— Еще была надежда устроить японцам битву при Геттисберге — придержали нашу батарею за пределами работы их гаубиц, а потом вдарили на все собранные три тысячи снарядов.
— Сколько? — первый генерал закашлялся. — Сколько у вас было пушек? И сколько вы стреляли?
— Полчаса, 8 пушек, никакой контрбатарейной стрельбы, работали только по пехоте. И знаете, ваше превосходительство, — теперь я признал и Куропаткина, — что-то мне подсказывает, что дальше мы будем тратить этих снарядов только больше. И мы сами, и японцы!
Следующие десять минут из меня вытрясали все детали сражения на Ялу, потом подробности нашего отхода, особенно заинтересовавшись слухами о высадке при Бицзыво. Оказывается, наша ставка об этом только догадывалась и точную информацию еще ожидала. Правда, мне словно до последнего не хотели верить.
— Откуда тут 11-й полк? — продолжал пытать меня Куропаткин.
— Помогли им отступить, а потом они помогли нам удерживать японцев.
— Вы говорили, что у вас 8 пушек, но я вижу почти 2 десятка.
— А это мы смогли забрать с собой часть разбомбленных японцами батарей 6-й дивизии. Раз уж поле боя осталось за нами, то грех было не воспользоваться случаем.
И, кажется, именно пушки окончательно переломили ситуацию. В это время, когда брошенное оружие считалось не очередным расходником, а уроном чести не меньшим, чем потеря знамени — это была серьезная добыча. И пусть очень многие в свитах Куропаткина и Алексеева продолжали смотреть на меня с сомнением, сами генералы весьма воодушевились.
Более того, раз уж приехали, они решили лично поблагодарить солдат за храбрость, за упорство, за беспримерный подвиг — это я цитирую. Все остались очень довольны. И солдаты — признанием заслуг, и генералы — бравым видом и слаженным ответом, несмотря на сражения и переходы. Ну, и я, когда после отъезда высокого начальства меня нашли сразу два адъютанта и передали приглашения на личную беседу от каждого из них. Повезло, хоть на разное время, а то вот был бы конфуз. А так… Встречи с двумя самыми влиятельными людьми в русской Маньчжурии могут очень сильно мне помочь.
В общем, возвращение в Ляоян можно считать успешным.
* * *
Сайго Такамори уже окончательно пришел в себя, но продолжал держаться за госпиталь русской армии. Здравый смысл подсказывал, что стоит ему показать, как он стоит на ногах, и отношение к бывшему японскому солдату сразу изменится. А так… Он лежал, смотрел на город, встречающий вернувшийся с победой полк, и думал, что в чем-то русские не сильно отличаются от них, японцев. Они тоже умеют ценить правильные вещи: не только деньги, но и честь со славой.
Молодой японец скользил взглядом по улицам, невольно запоминая лица тех, кто предпочел остаться в стороне от праздника. Некоторые офицеры, большинство из которых носили отличительные знаки 1-го Сибирского корпуса, несколько важных господ в дорогих костюмах, дама со стайкой фрейлин в сшитом на заказ переднике Красного креста. А еще… Сайго чуть не вздрогнул, когда среди вышедших на улицу сотрудниц юкаку узнал свою сестру.
До него доходили слухи, что Казуэ принесла клятву верности дяде и ушла на службу в японскую разведку, отказавшись от семьи, но кто же знал, что они в итоге встретятся вот так. Проклятье или судьба?
Глава 20
Алексей Николаевич Куропаткин знал, что для многих в империи он так и остался штабистом генерала Скобелева. Злые языки обсуждали, как он может подвести страну, впервые встав во главе армии лично, вот только это было совсем не так. Еще 1879-м Куропаткин лично командовал стрелковой бригадой и смог на практике увидеть множество проблем, с которыми потом боролся на посту военного министра.
И вот, когда по его приказу к нему пришел полковник Макаров, Куропаткин первым делом задал ему очень важный для себя вопрос.
— Что вы знаете об Ахал-Текинской экспедиции? — генерал сидел за массивным столом в своем штабном вагоне.
— Вы же тогда командовали авангардом Кульджинского отряда? — Макаров сначала растерялся и даже без разрешения присел на стул для гостей. — И ведь хорошо командовали. Прошли 500 километров… То есть верст по пустыне всего за 18 дней, смогли сохранить отряд, его боеспособность и потом участвовали в штурме Геок-Тепе в первых рядах, в итоге замирив