Штуцер и тесак - Анатолий Федорович Дроздов
– Вернемся к посланцу! – перебил его маршал.
– Мои агенты совершили ошибку, – вздохнул полковник. – Не учли, что посланец может оказаться опасным, хотя я об этом предупреждал. Поляки… Они считают себя самыми умными и умелыми. А что делать? Французов не пошлешь – они не говорят по-русски. Один из агентов решил удостовериться, что попавший в западню лекарь – именно тот, кто им нужен. Я сказал им, что на голове у посланца должен быть шрам от удара саблей. Агент велел лекарю слезть с коня, снять шапку и наклонить голову. После этого его или связали бы, или тихо зарезали – по обстоятельствам. Агентам было выгодно захватить его живым – награда обещалась большая. Но посланец оказался не прост. Сделав вид, что подчиняется, сумел обезоружить и вывести из строя одного агента, затем застрелить второго. Третий вмешаться не успел: мимо дома проходил патруль солдат, который прибежал на выстрелы. Случай…
Маре развел руками.
– Где в это время находился этот ваш третий?
– В сортире, ваша светлость.
– Где? – удивился Даву.
– Именно так, ваша светлость. У Дыбовского прихватило живот, и он сидел в отхожем месте со спущенными штанами. Не появись русские солдаты, он непременно вмешался бы, и, как полагаю, с фатальными для посланца последствиями. Дыбовский – меткий стрелок, да и саблей владеет отменно. С оружием не расстается даже в столь интимном месте. Но против десятка солдат… Те, к слову, обыскали дом и сарай, но в сортир заглянуть не догадались. Дыбовский затаился в нем и правильно поступил, как я считаю. Сведения, которые он принес, слишком ценные, чтобы рисковать.
– Соглашусь, – кивнул маршал. – Хотя выражаю вам свое недовольство. Во второй раз вы проваливаете ответственное задание. Мне стоило большого труда уговорить императора задержать на день выступление к Смоленску и изменить маршрут движения. Пришлось сослаться на несуществующие сведения о том, что русские готовят покушение. Император был недоволен. Не принеси вы это, – Даву потряс бумагой, – я бы строго спросил с вас за провал.
– Виноват, ваша светлость! – поклонился Маре. – Хотя, смею заметить, посланец чрезвычайно удачлив. В имении его спасло присутствие неизвестных нам русских с пушками, в Смоленске – проходивший мимо патруль. Подобное невозможно предусмотреть.
Даву нахмурился.
– Прежде я говорил, ваша светлость, – поспешил полковник, – что посланцу вряд ли удастся убедить русских генералов в своей миссии. Так и случилось. Возьмем фланговый обход Нея и Мюрата. Поверь русские посланцу, они бы встретили маршалов у Днепра. В момент переправы войска уязвимы, одна батарея пушек смогла бы их остановить. Но этого не произошло. Красный обороняла всего дивизия русских, которую мы основательно потрепали. Только чудо спасло ее от разгрома.
– Это чудо оказалось пехотой с артиллерией, – проворчал Даву. – Я не верю в такие случайности. Нас там ждали.
– Рота солдат с четырьмя пушками? – возразил Маре. – Я беседовал с офицерами Мюрата. Они подтвердили, что пушек было не более четырех, а самих русских – не более роты. Это говорили опытные офицеры, прошедшие не одно сражение. Они далеко не трусы и могут определить численность противника по плотности огня. Офицеры досадовали на приказ отступить, утверждая, что сумели бы сбить жидкий заслон и окончательно разгромить Неверовского. Я им верю. К сожалению, Неаполитанский король принял иное решение.
– Император его отругал, – буркнул Даву. – Мюрату следовало подтянуть пушки и раскатать русских артиллерийским огнем. Но это не наша забота. Пожалуй, соглашусь с вами, Маре. То, что русские прекратили наступать и решили дать генеральное сражение, подтверждает ваши слова. Но о посланце не забывайте. Он мне нужен – мертвым или живым. Второе предпочтительно.
– Понял, ваша светлость! – поклонился полковник. – Найдем. Тем более, что теперь мы знаем его имя. Дыбовский расслышал его, сидя в сортире. Посланца зовут Платон Руцки.
– Поляк?
– Вряд ли. У русских немало фамилий с похожими окончаниями.
– Думаете, это его настоящее имя?
– Вряд ли. Скорее Джон или Чарльз. Но мы узнаем, ваша светлость!
– Постарайтесь, – кивнул Маре. – Помните, что я жду довольно давно, и терпение мое заканчивается. А сейчас идите. Мне нужно в ставку императора. Хочу порадовать его доброй вестью.
⁂
В состоянии ли песчинка, попавшая в жернова, повредить их? Теоретически – ни за что. Тяжелые камни смелют ее в пыль. Но, окажись песчинка потверже, и жернова могут забуксовать. С моим появлением что-то изменилось в этом мире. Сражение под Смоленском началось на четыре дня позже, чем в моей истории, хотя битва под Красным случилась в то же время. Но там Ней и Мюрат, пригнав потрепанную дивизию Неверовского к городу, принялись искать переправы через Днепр, с целью преградить путь русской армии – ее отступление не укрылось от противника. Здесь маршалы не стали этого делать. Остановив корпуса в виду города, принялись готовиться к штурму. Тем же занялись и другие подошедшие к Смоленску войска французов.
Этим блестяще воспользовался Барклай. В моей истории русская армия отступала из Смоленска впопыхах, уходя по проселочным дорогам, часть которых была неизвестна штабным офицерам, что привело к путанице и едва не кончилось разгромом заплутавших полков. Тогда армию спас героизм русских солдат и офицеров, вставших насмерть у Валутиной Горы. Здесь этого сражения не случилось. Барклай выводил армию ночью, сделав это так, что французы до последнего оставались в неведении. Шум, производимый отступающей армией, маскировали звуки труб, игравших на линии соприкосновения армий. Этим занимались полковые оркестры. Не знаю, кто придумал: сам Барклай или ему кто подсказал, и что думали по этому поводу французы, но отступления они не заметили. Многочисленные повозки увозили раненых и провиант со смоленских складов. В моем времени этого сделать не успели. Много раненых погибло в огне пожаров, а запасы провианта достались врагу. С наступлением дня движение через Днепр прекращалось, вследствие чего противник пребывал в уверенности, что русские не собираются отходить.
В этот раз Смоленск успели подготовить к обороне. Помимо земляных укреплений, подготовили баррикады на городских улицах, разобрав для этого дома в предместьях. Оставшиеся – сожгли. Пожар бушевал всю ночь, бросая огненные отсветы на стены города и угрюмые лица наблюдавших за ним солдат и оставшихся жителей. Багратион давал понять, что стоять будет насмерть. Нашу роту перевели в город, где она заняла чей-то сад и брошенный двухэтажный дом, из которого вывезли даже мебель. Спать пришлось на полу.
Но это я забегаю вперед. 8-го августа[104] по местному стилю на подступах к Смоленску загремели пушки – русские и французские. Канонада стояла такая, что закладывало в ушах. Поле битвы затянул пороховой дым. В нем мелькали русские знамена и
