Конвойцы - Андрей Олегович Белянин
Сестры гадали, чем это дело закончится. Нет, факт того, что ничем хорошим, признавали уже все. Когда Верховная впадает в такую депрессию, то вряд ли она сможет принимать адекватные решения.
Возможно, ей стоит передать временное руководство первой капитанше из Высших или хотя бы первой штурманке. Такое разрешалось уставом межпланетных кораблей. Но в любом случае на это должен быть поступить прямой приказ и внесена соответствующая запись в судовой журнал. До этого терпеть молча, с советами не лезть, на «зайка моя» не нарываться…
Неожиданно бормотание из каюты Госпожи стихло. Она подошла к дверям, решительно распахнув их хвостом. Верховная являла собой саму собранность:
– Я выплакала все слезы, и теперь в моем сердце горит только месть…
Все сестры послушно склонили головы.
– Да, и еще, вино осталось?
Спать в тот вечер увалились буквально все и без долгих уговоров. Дед Ерошка объявил, что полночи дежурит он, а уж до рассвета его внучка. Считается, что старики вообще меньше нуждаются во сне, но я не думаю, что это правда. В любом случае лично я после такой физической нагрузки, ежедневного стресса, небогатого питания, по полдня в седле, полдня на мордобое, плюс еще два недоумка на твоей шее, да чтоб еще до кучи и не спать? Увольте!
О чем он думал, сидя у костерка, разумеется, никому доподлинно не известно. Ребята спали, Татьяна и мальчик тоже, я как автор вообще не при делах. По крайней мере до того момента, как у огня прилег большой черный пес. Ахметка улыбался изо всех сил и вилял хвостом, прекрасно зная отношение набожного терского казака к нечистой силе…
– Здорофо фесерял, дорогой тетушка Ерошка! Фы не протиф, што я тут погреюсь у фашего огонька?
Учитывая, что старик и бровью не повел, маленький шайтан приступил к своему любимому занятию, то есть к забалтыванию клиента. Причем ведь именно этим людям он зла не желал, но сама суть нечистого требовала время от времени таки делать хоть кому-нибудь гадости. Шайтаны, бесы, черти так устроены, тут уж ничего не попишешь, а перевоспитывать таких кадров заранее бесперспективная задача.
– Фот лежу я, тумаю, а што будут делать мои трагоценные кунаки, когда мы с фами фыкинем с гор этих злых, нехороших и очень внешне неприятных ящериц? Фот што бы я стелал? Ну, не знаю, не знаю… женился, наферное, да? Та дефушка-федьма Кушкафтар, помните, она… ауф, какая корячая! Фсе фремя на меня прям как… тигрица, как… как эта!
На лице пластуна не дрогнул ни один мускул, что опять-таки вселило в обнадеженного щайтана готовность к продолжению бесконечного монолога:
– И фот перфое, что приходит в голофу из русской классики – «Карету мне, карету!» Оба кунака туда прыкнут и фернутся в сфое сфетлое будущее, красифый мир, мне Вася рассказыфал. Я его спрашифаю, а ты не хочешь с собой красафицу Танюшу прикласить? Он гофорит, хочу! Очень хочу, но Заурбек мешает. Изфините, что я фам такое предлакаю, но хотите я сам с ним погофорю? Чисто по-мужски, как кафказец с кафказцем, э?..
На секунду в голубых глазах деда Ерошки мелькнул интерес. Это вдохновило Ахметку на добавление скупой слезы в голос и переход на заговорщицкий шепот в стиле евнуха-заговорщика в каком-нибудь султанском гареме.
– Но так-то если потумать, то молодой Кочесокоф, наферное, фашей Танечке нрафится больше, фы не спрашивали? Он красифый, да, и обычаи наши знает, старших уфажает, черкеску носит, они с фашей фнучкой прям фот созданы друк для друка! Если хотите, дорогой тетушка, я с ними обоими погофорю, может, они дуэль устроят? Фы только намекните, кто должен победить? А я уже, со фсем моим участием, посодейстфую…
Казак молча опустил мозолистую ладонь в костер, выгреб горсть оранжевых углей и высыпал их на дурную голову лохматого пса. От воя обожженного шайтана, как писали современники, проснулась половина старого Тифлиса! Но не два замотанных студента-историка. Зато Татьяна поднялась сразу, как и не спала вовсе.
– Ты чего бузишь, дедуль?
– Да так, внученька, пришлось от кое-кому ума всыпать.
– Ахметке, что ль? Да тю. Он шайтанова душа дурак дураком, но временами полезный. Хлопчиков наших любит. По-своему, но ить… чо с него взять-то, окромя блох собачьих?
Девушка присела у огонька рядом с дедом и положила голову ему на плечо. Он приобнял внучку за плечи и тихо вздохнул:
– Не по сердцу, стало быть, они тебе?
– По сердцу. Давно бы жениха выбрала, а только они до своего дому возвернуться должны. Двое ушли, двое пришли. Временная петля, мне офицерик наш объяснял. Чего ж еще?
– Бухтишь на меня.
– Да как не бухтеть, – улыбнулась внучка. – Ты от меня словно избавиться хочешь, а я без тебя ни в какое светлое будущее не поеду. На том и шабаш…
Оставшаяся часть ночи прошла в относительном спокойствии. Впечатление такое, словно бы все проблемные дежурства выпадали на долю молодых людей. То к ним девицы зубастые шастают, то голодные гномы, то мертвецы, то еще какие-нибудь озабоченные оборотни. А как на часах дед Ерошка или Татьяна, так нечисть сразу хвост поджимает. И правильно, нефиг связываться с терцами…
Встали рано, с рассветом. Не туристы, особо не разоспишься, да и адреналин уже изрядно шибал в голову. Близость столицы Грузии, таинственный и прекрасный Тифлис, ароматы молодого вина, переносимые легким ветерком, запах горячего хлеба, отдаленные и завораживающие песни, близость всего этого заставляли наших героев торопиться, а их лошадей ускорять шаг.
Черного пса Ахметки нигде видно не было, возможно, обиделся и ушел, хотя если на кого ему и обижаться, то лишь на самого себя. Мальчик отчаянно зевал, но тем не менее ни на что не жаловался, особых условий не требовал, написал на песке «С добрым утром!» и по-прежнему держался ближе к Зауру, словно бы обозначив именно его своим главным конвойцем. Казачка даже дулась сначала, но сумела обуздать не реализованные материнские инстинкты, заняв свое место в конце конной группы.
– Стойте, кунаки, фам туда низя-я! – внезапно выскочивший из кустов Ахметка, вздыбил шерсть и оскалил клыки.
Горячий кабардинец наклонил было голову, чтоб цапнуть наглого пса за ухо, но старый казак придержал
