Нил Стивенсон - Барочный цикл. Книга 8. Система мира
Звездная палата
Выждав положенное время, мистер Тредер берёт купель клещами и опрокидывает на свежепротёртую чашку весов. Королёк — сплющенная золотая бусина — шипит. Вместе с ним выпали несколько крошек жжёной кости. Мистер Тредер сдувает их, раз или два трогает королёк пинцетом, проверяя, что больше ничего лишнего не прилипло. Убедившись, что в чашке нет ничего, кроме чистого золота, он кладёт на другую чашку стандартный разновесок в десять гран. Весы остаются неподвижными — уже хорошо. Мистер Тредер, вооружившись пинцетом с ручками из слоновой кости, добавляет разновесок в один гран. Потом в полграна. Чашка идёт вниз, но она по-прежнему выше той, в которой золото.Мистер Тредер добавляет разновески настолько маленькие, что Даниель едва их различает: квадратики золотой фольги с оттиснутыми на них дробями. Мистер Тредер наваливает целую груду, потом резко останавливается. Убирает маленькие разновески, кладёт побольше, приговаривая «хм» и «м-да». Наконец, он снимает все разновески до последнего, опускает каждый в свою выемку и ставит на их место одну гирьку в двенадцать гран, которой прежде взвешивал частички гиней.Коромысло весов некоторое время качается, стрелка отклоняется в обе стороны равномерно. Наконец трение берёт верх, и она замирает. Она так близка к центру, что мистеру Тредеру приходится закрыть рукой нос и рот, чтобы не сбить её дыханием. Он чуть не задевает стрелку ресницами, читая отсчёт.Наконец он отступает на полшага — единственный человек в палате, посмевший двинуть хоть мускулом. Ибо все заметили и промедление, и гирьку в двенадцать гран на весах. Очень странно.- Королёк весит двенадцать гран, — объявляет мистер Тредер.- Здесь какая-то ошибка, — растерянно произносит старший златокузнец. — Такое возможно, только если в гинеях вообще нет примеси низких металлов!- Или, — вполголоса говорит мистер Тредер Даниелю, — если низкие металлы в купели превратились в золото.- В анализе где-то допущена ошибка. — Старший златокузнец оглядывает товарищей по гильдии, прося его поддержать.Однако Уильям Хам категорически не согласен.- Такое обвинение нельзя доказать, — замечает он.- Доказательство у вас перед глазами! — Старшина златокузнецов указывает на весы.- Это доказывает л ишь, что сэр Исаак чеканит хорошие гинеи и что английская денежная система — самая надёжная в мире, — упорствует Хам. — Все члены коллегии присяжных были свидетелями анализа. Более того, участвовали в нём. Разве нет? Никто из нас не увидел нарушений. Своим молчанием мы уже признали результат. Объявить теперь, что анализ неверен, значит встать вот перед ним и сказать: «Милорд, мы не умеем пробировать золото!»Уильям делает жест в сторону герцога Мальборо, который в дальнем конце помещения увлечён беседой с другим государственным мужем.Уильям — банкир, а не практикующий золотых дел мастер. В совете гильдии он практически никто. Однако за пределами своего цеха, в Сити, он завоевал определённый вес; к его мнению прислушиваются. Отсюда его назначение плавщиком. Может быть, старшина златокузнецов потому и оспаривает результаты анализа, что недоволен растущим влиянием Уильяма? Даниелю сложно уследить за такими мелкими подводными течениями; ему довольно знать, что присяжные — и от Сити, и от гильдии — на стороне Уильяма. Если они и смотрят на старшину, то через плечо, словно оглядываются на отстающего.К чести старшины тот сразу понимает, к чему идёт дело. Он морщится, но ненадолго.- Хорошо, — объявляет старшина. — Тогда давайте отдадим сэру Исааку должное. Он притесняет нас, как не притеснял ещё ни один директор Монетного двора, но никто никогда не говорил, будто он не умеет плавить золото.Старшина, а за ним и другие златокузнецы, кланяются Мальборо. Мальборо видит это и кивает своему собеседнику. Тот оборачивается. Даниель узнаёт в нём Исаака Ньютона. Он горд, что его друга так чествуют и что тот вроде бы завоевал наконец доверие герцога Мальборо. Только миг спустя Даниель вспоминает, что Исаак умер.Чинную сцену прерывает шум в галерее, ведущей из Нового двора: какой-то буян хочет прорваться на торжество, пристав его не пускает. Звуки шагов и спор приближаются.- По какому праву?…- Именем короля, сэр!- К кому вы…- К моему капитану! Герцогу Мальборо! Возможно, вы о нём слышали! — Говорящий стремительно входит в Звёздную палату. На нём полковничий мундир, вместо одной ноги — чёрная деревяшка. Он замирает, поняв, что нарушил некий торжественный ритуал, а подходящих слов наготове нет. Ситуация быстро ухудшается: лорды, ждущие в соседней комнате, заслышав суматоху, вообразили, будто упускают нечто важное. Теперь все они направляются сюда, у каждого на лице написано: «Извольте немедленно объяснить, в чём дело, или вас повесят!»Даниель узнает одноногого полковника: это Барнс из Блекторрентского гвардейского полка. Барнс уже готов сам выкопать себе могилу и запрыгнуть в неё, прежде чем из боковой комнаты выйдут королевский письмоводитель, канцлер счётной палаты, первый лорд казначейства, лорд-хранитель королевской печати и лорд-канцлер, а также ганноверские герцоги и князья в количестве, достаточном для завоевания Саксонии. Теперь у него деревянная не только нога — язык и мозги тоже одеревенели. Лишь одному человеку хватает духа заговорить.- Милорды, — произносит Мальборо, — у нас есть новости от присяжных. И, если я не сильно ошибаюсь, с Тайберна тоже.Даниель смотрит на Барнса: тот трясёт головой, прочищает горло, выкатывает глаза и машет руками. Однако Мальборо непреклонен: он смотрит только на лордов Тайного совета и ганноверцев.- Готовы ли присяжные огласить предварительный отчёт?Взвешиватель и плавщик жестами уступают друг другу честь говорить. Наконец Уильям Хам выходит вперёд и кланяется:- Мы, разумеется, скоро составим официальное заключение и вручим его королевскому письмоводителю, а пока я имею удовольствие сообщить милордам, что испытание завершено и неопровержимо доказало: монета его величества надёжнее, чем когда-либо в истории королевства, а директор Монетного двора его величества, сэр Исаак Ньютон, достоин величайшей хвалы!Исаак ещё не вполне поверил услышанному, но уже раздаются крики: «Виват!», они становятся громче, когда он делает шаг вперёд и кланяется. Движения Исаака легки и красивы; он как будто помолодел. Даниель ищет глазами мисс Бартон, но она уже сама подошла, схватила его за руку и целует в щёку.- Для меня высочайшая честь, — говорит Исаак, — служить моей стране. Иные отмечены славой на поле брани (кивок в сторону Мальборо), другие — мудростью (кивок, совершенно неожиданный, в сторону Даниеля), третьи — красотой (мисс Бартон). Я чеканю монеты и стремлюсь сделать их надёжным основанием, на котором предприимчивые и рачительные граждане будут строить английскую коммерцию.Кивок в сторону присяжных.- Вы ведь изрядно преуспели не только в чеканке монет, не правда ли, сэр Исаак?Эти слова Мальборо произносит очень отчётливо, чтобы слышали ганноверцы, и дожидается, пока Иоганн фон Хакльгебер переведёт, прежде чем продолжить:- Я, разумеется, говорю о вашем долге преследовать тех, кто пускает в обращение дурные монеты.- Да, это тоже входит в обязанности директора Монетного двора, — соглашается Исаак.Барнс возобновил лихорадочную пантомиму, но не может поймать взгляд Мальборо — тот поглощён немцами.- Сэр Исаак только что одержал две победы, — говорит Мальборо. — Одну здесь, на испытании ковчега, другую, не менее, а некоторые сказали бы, что и более славную, на Тайберне! Полковник Барнс?Все поворачиваются к Барнсу. Тот перестал жестикулировать и теперь являет собой образец воинского достоинства.- О да, милорд, — объявляет он. — Джек Шафто, Эммердёр, Король бродяг, он же Джек-Монетчик, повешен.- Повешен, выпотрошен и четвертован согласно приговору? — яростно произносит Мальборо. Это не столько вопрос, сколько утверждение.- Повешен, милорд, — говорит Барнс. Слова висят в воздухе ужасающе долго, словно осуждённый на виселице. Полковник чувствует, что надо продолжить: — Повешен до смерти.- До полусмерти, снят с виселицы, выпотрошен и четвертован?- Мистер Кетч не смог произвести вспарывание и расчленение мёртвого тела покойного негодяя Шафто.- Что ему помешало, скажите на милость? Брезгливость? Или мистер Кетч забыл прихватить свои ножи?- Помешала толпа. Ярость самой необузданной и многолюдной толпы, какая когда-либо собиралась на этом острове.На ганноверской стороне развивается побочная ветвь разговора: Иоганн фон Хакльгебер пытается перевести слово «толпа» на верхненемецкий.- Я потому и отправил Собственный его величества блекторрентский гвардейский полк охранять виселицы, что ожидал большего, чем обычно, стечения народа, — рассеянно произносит герцог. Барнс, угадав в его спокойствии вступление к растущему гневу, говорит:- Что мы и выполнили, милорд. Повешение прошло благополучно. Джек Кетч, приставы и тюремщики выведены с места казни живыми и невредимыми. Виселицу, как ни прискорбно, придётся возводить заново, но это уже работа для плотников, а не для солдат.- Ясно. Однако вы сочли разумным отступить прежде, чем совершилось потрошение и четвертование.- Да, милорд. Как раз на этом этапе толпа пришла в неистовство и ринулась к виселице, чтобы снять Джека Шафто…- Джека или его тело?- спрашивает Исаак Ньютон.- Полковник Барнс, — говорит Мальборо. — Толпа сняла Джека Шафто с виселицы или только ринулась к виселице, чтобы его снять? Как вы понимаете, есть некоторая разница.- Если вы желаете знать, чья рука держала нож, разрезавший верёвку, я не могу назвать вам его имя, — отвечает Барнс. — Я был занят более важной задачей: вёл своих солдат.- Куда вы их вели? Какой приказ отдали?- Я велел примкнуть штыки и образовать кордон вокруг Джека Кетча и тех участников казни, которые были ещё живы.- Вы дали приказ стрелять?- Нет, — говорит Барнс, — поскольку счёл это самоубийственным и, хотя всегда готов отдать жизнь в бою, рассудил, что самоубийство помешает нам исполнить миссию до конца.- Мне часто думалось, что в вас борются викарий и воин, полковник Барнс. Теперь я вижу, что воин, наконец, победил. Викарий приказал бы открыть огонь и предал себя воле Божьей. Только воин мог выбрать трудный путь упорядоченного отступления.Барнс, ждавший чего угодно, только не похвалы, отдаёт честь и краснеет.- Они желают знать, почему вы не стреляли в толпу, чтобы навести порядок! — спрашивает Иоганн фон Хакльгебер от имени возмущённых ганноверцев.- Потому что это Англия, а мы в Англии не убиваем своих соотечественников! — отвечает Мальборо. — Вернее, убиваем, но намерены положить этому конец. Пожалуйста, переведите мои слова самым дипломатичным образом, фрайгерр фон Хакльгебер, чтобы новому королю хорошенько их разъяснили, и нам не пришлось натравливать на него гавкеров.Мальборо подмигивает Даниелю.Исааку этот разговор неинтересен.- По правде сказать, меня вполне устраивает, что тело Джека Шафто осталось неповреждённым. Я с нетерпением жду, когда смогу произвести его вскрытие в Коллегии врачей, дабы выяснить причины аномальности.- Знаю, — говорит Барнс. — Весь Лондон знает, потому что Джек объявил об этом с эшафота, только более цветисто. После его слов и произошло народное возмущение.Исаак пожимает плечами.- Прикажите своим людям отвезти тело в здание Коллегии врачей.- Мы не знаем, где оно, — отвечает полковник Барнс.- На Уорвик-лейн, недалеко от Ньюгейта.- Нет. Я хочу сказать, мы не знаем, где тело.- Простите? — Исаак смотрит на Мальборо. Однако герцог занят прямым и откровенным культурным обменом с ганноверцами, и ему не до Исаака. Немцам потребовалось некоторое время, чтобы понять всю дерзость шутки про гавкеров и поверить, что герцог действительно это сказал; теперь они постепенно распаляются. Иоганн фон Хакльгебер, видя, что попал под перекрёстный огонь, ищет случай вклиниться в менее опасный и более интересный разговор о трупе Джека Шафто.- После того, как мёртвое тело срезали с виселицы, — продолжает Барнс, — кучка смутьянов подняла его на руки. Я послал солдат отнять тело. Смутьяны рассеялись, предварительно бросив его…- На землю?- Нет, своим товарищам. Те, увидев приближающихся солдат, перекинули тело дальше в толпу. Это происходило на удивление слаженно. Мне пришлось взобраться на эшафот, чтобы посмотреть, где тело. Оно словно плыло, как лист в бурном потоке, подпрыгивая и крутясь, но всё время в одну сторону: прочь от меня.Исаак вздыхает. Теперь он выглядит на все свои семьдесят один.- Прошу, избавьте меня от дальнейших поэтических описаний и скажите прямо: где вы последний раз видели тело Джека Шафто?- Примерно на восточном краю горизонта.Исаак смотрит непонимающе.- Толпа была настолько огромна, — поясняет Барнс.- Вы совершенно уверены, что с виселицы его сняли уже мёртвы м?- Если позволите, сэр, на ваш вопрос ответить несложно! — вмешивается Иоганн фон Хакльгебер. — Всякий, кто был сегодня утром в Ньюгейте, скажет, что Джек вышел в немыслимо дорогом парчовом костюме, а карманы его топорщились от монет. Все это, разумеется, предназначалось Джеку Кетчу в уплату…- За быстрое повешение, чтобы петля сразу сломала шею, — говорит Исаак. — И прекрасно! Пусть толпа зароет его где-нибудь на кладбище для бездомных!- Да, — подхватывает Даниель, — самое место для такого негодяя. А у нас новый король, сильный банк, надёжная государственная монета, все труды натурфилософов и изобретателей — прекрасное начало новой Системы мира.Иоганн фон Хакльгебер с сомнением глядит на Мальборо, который близок к тому, чтобы схватиться на шпагах с каким-то немецким герцогом.- Ничего, ничего, — успокаивает Даниель. — Это тоже входит в Систему.
