Анатолий Матвиенко - На службе зла. Вызываю огонь на себя
— Полагаю, во время всплытий мы поднимемся на палубу, — уверенно заявил Бульдожка.
— С разрешения командира, — замялся лейтенант и посмотрел на тревожно ворчащего фюрера. — Вы не натренированы быстро спускаться вниз при команде срочного погружения.
Да, вождь точно не сможет. Его спускали как ящик с тушенкой, на подвесе, пропустив трос под мышками, а штурмбаннфюрер страховал снизу.
Дни подводного плавания слились в один бесконечный день. Никольский сидел без движения на койке, погруженный в свои мысли, от нечего делать прислушиваясь к докладам радиста и акустика, а также тихой болтовне свободных от смены подводников. Через переборку шел бесконечный митинг, переходящий в производственное совещание, на тему нацизма, большевизма, еврейской опасности и грядущего возрождения по программе «Феникс».
До путешествия в Россию вместе с «Дервишем» Владимир Павлович частенько видел в британских газетах сравнение Гитлера с другими руководителями — Чемберленом, Черчиллем, Рузвельтом и Сталиным. После плотного знакомства с нацистским лидером в марте и апреле сорок пятого Никольский сделал для себя вывод, что применительно к России арийского вождя правильнее сравнивать с Ульяновым. У них обнаружилась масса сходных черт. Оба — популисты, экстраверты, любители массовых мероприятий и долгой говорильни. Оба, придя к власти, утратили чувство реальности. Задолго до достижения шестидесятилетнего возраста превратились в жалких развалин. Ни у одного из них нет потомства, а наследственность подпорчена близко-родственным соитием предков. При опасности Ленин в июле 1917 года и Гитлер в апреле 1945 года решительно удрали, бросив руль на товарищей по партии.
Сталин старше фюрера лет на десять и до сих пор в бодром состоянии тела и духа, трое детей, старается выступать лишь на съездах ВКП(б) и подобных мероприятиях, где вещать необходимо по протоколу. Не покинул Москву, когда вермахт прорвался до ее пригородов. Он вообще мало говорит, а его действия отличаются рациональностью и целеустремленностью. Ужасная, мрачная фигура, чудовищная в решимости уничтожать своих и чужих для достижения поставленных задач. Прав Шауфенбах, классифицируя европейских гениев зла. Сталин — великий человек, Ульянов и Гитлер на его фоне много мельче.
Лодка тем временем жила своей жизнью, вместе с экипажем напоминая единый сбалансированный организм. По звукам можно определить режим движения. Ночью работали дизеля, наполняя корпус дрожью. Если ощущалось волнение, значит, лодка на поверхности. Если спокойно — идет на перископной глубине.
За относительный комфорт движения на этой глубине приходилось расплачиваться неприятными минутами, когда при сильном волнении подклинивал клапан воздухозаборника, венчавшего здоровенную воздушную трубу — шноркель, торчащую над водой рядом с перископами и антенной. Дизеля начинали высасывать воздух из отсеков. В ушах треск, немудрено потерять сознание.
Днем при малейших признаках опасности дизеля стихали, уступая место электромоторам. Корабль двигался практически бесшумно, экипаж переговаривался шепотом, а за уроненный металлический предмет грозились убить.
Ход под электромоторами медленный, поэтому следующей ночью опять наверстывали на дизельной тяге. В остальном день и ночь в идущей на глубине подлодке — понятие условное. Неярко горят лампочки и светляки в печах дожига водорода, моряки отсчитывают четырехчасовые циклы вахт, отдыха и работ по корабельному хозяйству. Тем более при некомплекте экипажа нагрузка на каждого чуть больше, и нет разницы, стоишь ты вахту среди ночи или днем.
Отсеки наполнились тяжелым амбре потных мужских тел, носков и выхлопов из гальюна. Влажность чрезвычайная, по словам моряков — хуже, чем в тропическом лесу. Особенно било по носу, когда во время ночных всплытий командир дважды разрешил Никольскому выход на верхнюю палубу, и возвращение в душный сырой подводный мир ощущалось настоящим испытанием.
Самыми радостными выдавались моменты рапортов радиста о перехваченных новостных передачах. Красная Армия неумолимо прорывалась к Берлину. Немцы мрачнели, а Никольский с трудом сдерживал улыбку.
Иной раз хотелось влиться в команду, чтобы вахты сокращали ожидание. Увы, даже простой матрос в Кригсмарине — обученный человек. Ошибка под водой грозит гибелью всему экипажу.
Тройка подводных кораблей обогнула Британские острова и двинулась на юг к западу от Бискайского залива. Никольский недоумевал, в чем проблема встретить конвой в течение первых суток после старта из Норвегии. Но задавать вслух вопрос, какого черта не берете фюрера в плен, в окружении полусотни нацистов не стоило.
Координаты точки встречи были переданы Прину через фюрера на вторые сутки плавания. Командор недоверчиво хмыкнул. В районе Канарских островов дежурило судно под нейтральным флагом, которое могло выйти навстречу конвою для пополнения запасов топлива, воды и продовольствия. Второе судно периодически совершало рейсы между Южной Африкой и Аргентиной. Вдали от враждебных глаз к его борту поочередно швартовались субмарины, отвозившие топливо и припасы гарнизону в Новой Швабии. U-4917 шла на юг экономичным ходом, но при желании могла дозаправиться. Стыковка с неизвестными кораблями сулила неприятные сюрпризы. Никольский пообещал фюреру, что, при желании, он сможет продолжить путешествие в просторной каюте надводного корабля, поэтому тот был согласен на встречу в океане с новыми посланцами Великих Неизвестных.
Шауфенбах, подслушивая разговоры в лодке, не слишком переживал, если конвой уклонится от точки рандеву. Надводные корабли без проблем его перехватят, ориентируясь на маячок в плече Никольского. Ему ради собственного спасения было важно уболтать нацистов всплыть. Погубить архивы и уничтожить Гитлера проще глубинными бомбами. У Шейдемана не заржавеет, даже если на борту свой человек.
Сидя часами в одном и том же положении, проще всего отвлечься мыслями на глупости. Посланец высших сил разжился карандашом, блокнотом и целыми днями рисовал пистолетики, восстанавливая на бумаге коллекцию, брошенную в освобожденном от блокады Ленинграде.
Бодрствование в сидячем положении с закрытыми глазами приводило в состояние медитации. Мысли о насущном уходили вдаль. Всплывали в памяти давно забытые картины детства, молодости, службы. Из какого-то странного далека на Владимира Павловича смотрели родители, жена, покойная старшая дочь.
Странные и страшные события семнадцатого года прошли как немая кинолента. Автогонка с Ульяновым, корниловский мятеж, Спиридонова на броневике и в постели, трагикомедия Октябрьского переворота. Семнадцатый был каким-то водоразделом и для России, и для него лично. Потом годы понеслись как страницы быстро листаемой книги: красноармейский приклад, опустившийся на голову раненой женщины, убийство английского разведчика, мерзлые окопы под Ленинградом, мертвые от голода дети, у которых каннибалы срезали части плоти, гаубичный дивизион в Восточной Пруссии…
Затем пришло понимание, что нынешняя миссия — последнее приключение в его жизни. Здесь не только игра двух противоборствующих групп марсиан, вовлечены разведки нескольких стран. Гитлеру с архивами не позволят уйти, даже если придется затопить конвой. В таком случае тесные отсеки, выкрашенные матовой краской, мешанина трубопроводов и электрических кабелей, вентили, манометры и прочие украшения интерьера подлодки — последнее, что он видит в своей жизни.
С пониманием неизбежности ушел страх. Ему седьмой десяток. Положенное уже получено, оставшееся, как говорил один английский знакомый — незаслуженный бонус. Гораздо лучше покинуть мир, выполняя миссию, хотя бы косвенно идущую на пользу Родине, нежели заживо разлагаться в постели, годами отравляя существование близким.
30 апреля, за сутки до намеченной встречи в океане, радист поймал сообщение Би-би-си, что из Германии пришло заявление Деница о принятии им всей полноты власти в качестве рейхспрезидента в связи со смертью фюрера. Время упущено. Даже сдача в плен теперь не ускорит прекращение боевых действий: генералы вермахта и люфтваффе просто не поверят внезапно воскресшему в Атлантике боссу.
В точку контакта вышли на закате 1 мая. За считаные мили до пункта назначения в голове Никольского раздался шепот Шауфенбаха, перевернувший абсолютно все.
«Владимир Павлович, ситуация изменилась. Совершенно необходимо доставить фюрера на борт крейсера „Вирджиния“ живым и полностью сохранить финансовые документы. Молчите? Понимаю, не можете ответить, рядом подводники и охрана Гитлера».
— Зачем? — откликнулся Никольский будто бы своим мыслям, выводя очередную закорюку в блокноте.
«Для поддержания мирового баланса и прогресса я должен оказать поддержку другим силам. Мы договорились. Потом объясню подробно и покажу расчеты. Россия не пострадает. У нее самая сильная сухопутная армия в мире, способная устранить любые угрозы».
