Раиса Сапожникова - Моя Крепость
Но, простояв полных два часа в укромном уголке на верхнем пятачке узкой лестницы, ведущей на галерею, и добросовестно отмечая каждое передвижение по двору, он слышал через запертую дверь голоса узниц.
—...Матушка-то и до этих лет не дотянула. Сгорела, бедная, от кашля да грудной боли, я тогда и ведро из колодца выволочь не осиливала, все людей просила, кто помогал малолетке, а кто и дразнился: вытянет до сруба и вниз кидает... А хоть и не кинет, так ведь еще до избы его дотащить надо. Бывало, тащу я колоду эту окаянную, прости господи, и плачу. Хоть половину бы не расплескать по дороге! А упадешь, вода и до капли выльется. Да еще крыльцо от нее обледенеет, покуда второй раз до колодца, да до дому — и на порог не взойдешь... И похлебку не наварить, хоть и было бы из чего...
—...Уж я его христом-богом молила! Не трожь, кричу, я ж тяжелая, дите свое, кровинку свою угробишь! А он: ты, сука, щенка своего мне подкинуть хотела?..
—...Первая у меня и недели не жила. Ну, не шло молоко, хоть умри, я и у монашек крестик святой вымолила, а оно не шло! Так и кончилась, материнского молочка не попробовав...
—...Как снег подтаивать стал, меня со двора выгнали. Не умела, мол, себя соблюсти, терпи, грешница! Будто я по своей-то воле...
Знали эти женщины или нет, что за дверью их кельи-мастерской стоит молодой воин? Что он не имеет права сойти с поста или хоть бы отступить на три шага, чтобы не слышать их голосов? Что у него от их исповедей сбивается дыхание, а соленая влага застилает глаза и не дает должным образом вести слежку за двором?
Роланд с тихой улыбкой наблюдал за шаловливой красавицей. Она так забавно сердилась, пытаясь отряхнуть грязь с новых сапожек. Леди Хайд, пятнадцати лет от роду, все еще оставалась во многом ребенком. Ему самому в самом начале марта исполнилось восемнадцать, и он уже был равноправным членом рыцарского отряда.
Хотя он считался оруженосцем, начальник стражи с согласия графа не назначал его в помощь какому-нибудь рыцарю. Они оба сочли, что руководство двумя десятками рабов и шефство над деревней Баттеридж есть достаточная нагрузка для ученика воинов. Он уже и не рад был, что пожелал быть лордом: оказывается, это только прибавляет хлопот... Не будь он сэр Роланд Арден, потомок законных правителей этой земли, то рядом с этой веселой и ласковой принцессой ни одна мысль, кроме как о любви, не посетила бы его голову. Но вот она вертится перед ним, мило гримасничает, смеется и даже позволяет к себе притронуться, невзирая на неусыпный присмотр, а о чем думает его глупый мозг? О падших женщинах...
Разрумяненная прогулкой Хайди скрылась на своем этаже. Роланд постоял в коридоре, обменялся приятельскими кивками с незаметным в углу Дени Таргом и решительно направился к графскому кабинету.
— Заходи, сынок! — как всегда, приветливо пригласил его сэр Конрад.
— Добрый день, милорд,
— Добрый. Хотя и пасмурный. Ты с прогулки? Что, снова в деревне кому-то чего-то не хватило? Ячменя на пиво или соломы на крышу? Пускай ждут до осени.
— Нет, милорд, — мотнул головой Роланд, — Пиво, при нужде, Вулидж и так поставит. Даже если у кого свадьба или что другое... В долг. Ему тех денег, что вы на расширение выдали, надолго хватит, а он человек не жадный. А солома у старосты в сарае и так гниет, пока сын избу не достроил... Осенью свежие снопы будут. Я велел ему, если кто чинит крышу, поделиться запасом. Потом отдадут, а пока что дыры заделают.
— Молодец! — с искренним восторгом похвалил граф. — Настоящий хозяин. Давать, дарить — это каждый умеет. А уметь справедливо и по-хозяйски разделить то, что есть — это искусство управления, которое, как я вижу, ты быстро постигаешь. Так же успешно, как воинскую науку... Торин сказал, ты вчера одолел Гарета в поединке. Это немалый успех, у этого парня боевой опыт побольше, чем у некоторых вдвое его старших. Ему будет двадцать в конце мая, я бы с радостью зачислил в войско такого рыцаря, но он уедет. Его мать с сестрой ждут в Эссексе, у какого-то высокородного негодяя в замке. Как бы не пришлось силой их вызволять. Я думаю дать ему пару десятков золотых для выкупа, но надо будет послать с ним и людей... Но об этом речь будет потом. Есть еще время. А что за дело у тебя нынче? Или просто зашел поболтать со стариком?
Прищуренная усмешка лорда Ардена до сих пор нагоняла не него страх. Но Роланд преодолел недостойное воина чувство и, глубоко вздохнув, начал издалека:
— Милорд. Вы доверили мне... Поручили мне ваших рабов. С вашего разрешения, некоторые их них служат в замке.
— Я помню, — кивнул сэр Конрад, — плотники, печники и садовники. Которые за зиму вычистили замковый ров. А что они думают дальше делать? Сажать деревья на мощеном дворе?
— Милорд, — поморщился Роланд от насмешки, — у них еще будет много работы, а пока они предлагают не заполнять ров водой, как было, а засадить чертополохом. Грязи меньше, а такое препятствие любого злоумышленника остановит. Во-первых, большое количество колючек любую кожу прорвет, даже железо поцарапает, а во-вторых, засохший чертополох, если его задеть, издает такой шум, что даже спящий дозор услышит. Если засеять густо, не прорвется ни пехота, ни конница.
— А прорвется — так без штанов! — расхохотался сэр Конрад. — Что за великолепная идея! Море колючек даже на лодке не одолеть. Придется нашим врагам строить мост. Или заняться сенокосом с помощью своих мечей... Только ради этого стоило выпустить двух парней на волю.
— Так вы одобряете? — уточнил Роланд на всякий случай.
— Еще бы! Озеро грязной воды под стенами — худшая из мер обороны.
Да еще над таким глубоким оврагом... Воду просто не удержать, стечет вниз, да еще речку замусорит. Интересно, а как было здесь раньше? Ты помнишь этот ров полным? Там же, я полагаю, имеется источник, а не то все высыхало бы еще до лета.
— Полным он никогда не был, — пожал Роланд плечами, — как вы и сказали, вода просачивалась сквозь запруды и стекала по склону. Ключ там есть, слабый такой, только дно и смачивает. Но там всегда было полно грязи, матушка терпеть не могла этот ров и запрещала мне подходить к нему. Помню, она еще как-то смеялась, что строитель Арден-холла — его имя Тудор Муратор — пал жертвой старого обычая...
— Вот мы и нарушим этот обычай, — с удовольствием решил граф. — Вели своим людям найти подходящие семена и засеять так густо, как только сумеют!
— Моим людям? — переспросил с усмешкой Роланд Арден.
— Разумеется, твоим. Ты ими командуешь, кормишь их, одеваешь. Ты для них господин. Я же, точно король, существую, но к ним не касаюсь.
Это тоже один из принципов управления. Когда господ много, служить им невозможно. У каждого человека должен быть один командир, как в римском войске: у солдата — один центурион, у центуриона — один легат, а легаты подчинены полководцу, назначенному императором. А император командует не десятками тысяч, а лишь двумя дюжинами людей... Что, конечно, тоже не легкий хлеб. Сколько императоров так и не справились с таким простым делом... Ну ладно, это меня потянуло на философию. С чем все-таки ты пришел? Дело с чертополохом могло подождать. А что не терпит?
— Это... трудный вопрос, милорд.
— Роланд, забудь, наконец, свою нерешительность. Говори прямо.
— Хорошо! — он сжал зубы. — Я пришел говорить о пленных женщинах.
Вы ведь сказали, что я должен заботиться о всех рабах? Значит, и о них тоже. Сэр Торин сказал мне, что они все — ваши невольницы. Это так?
— Так! — к изумлению Роланда, на губах графа расплылась радостная улыбка. — Все так. Я так и знал, что рано или поздно ты придешь ко мне с этим вопросом. Я в тебе не ошибся, сынок.
— Благодарю за похвалу, милорд, но...
— За тех бедняжек ты не беспокойся. Они сыты, одеты, трудятся, и их уже не запирают. Замки и засовы у них внутри. Когда хотят, они могут и выходить во двор, но со двора их не выпустят. Хотя бы потому, что им некуда идти. А что, какая-то девица хотела выйти, и ее задержали? Потому ты и пришел?
— Нет, милорд. Я пришел, потому что вообще не люблю рабства...
— Вот оно что... Ну, что ж. Значит, пришло время поговорить и об этом. Садись поудобнее и налей себе из графина.
— Я вашего вина боюсь.
— Да ладно тебе. Ничего в нем нет, просто легкое пальмовое вино из моих старых запасов. Никак не отвыкну. Попробуй, тебе понравится!
С минуту оба молчали, смакуя вино Востока. Потом граф заговорил:
— Видишь ли, друг мой. Так повелось, что люди между собой воюют, спорят, никак им не поделить божий мир и божью благодать... И друг у друга отнимают то, что, в общем-то, принадлежит одному богу: жизнь. Выдирают один у другого землю, что уж вовсе нелепо. Она ведь одна на всех. Господь терпелив. Ему люди с их тупой алчностью — глупые несмышленыши. Им невдомек, что каждому из нас принадлежит одно— единственное из благ земных: свобода воли. Остальное в руце божией, как говорят святые отцы.
