Дмитрий Рыков - Урусут
– Нет, вам известно, какие у нас аналитики?! – тон его голоса все повышался и повышался. – Сильнейшие профессионалы сейлз-деска! В нашей команде трое! трое! аналитиков признавались лучшими по версиям журналов «Инститьюшионал Инвестор» и «Томсон Экстель»! а один! – тут грудь его раздулась в размерах, – вообще имеет степень Си-эФ-Эй!!!
В зале грохнули аплодисменты, в туалете, очевидно, Ширко от смеха грохнулся на пол, а на сцене грохнули «Би-3». Те, кто пили заранее и дошли до нужного состояния, бросились на открытое пространство танцевать, не осталась сидеть и Анна, другие принялись бродить по залу, сбиваясь в кучки, из которых то и дело раздавалось:
– А ты зайди на страницу Ти-аР-Ди-Би!
– А ты на страницу Ти-аР-Ди-Би-Оу-эН-Ди-эС!
Или слышалось: «брокеридж», «сейлзы», «рэнкинг».
Или звучало:
– Если не разовьем в России хедж-фонды – не будет в ней денег!
Олег решил, пока суть да дело, поесть. На закуску подали маринованные осьминожки и гребешки, а морепродукты он любил. Когда он запил их бокальчиком чудесного пьемонтского, на его плечо легла рука главного.
– Отойдем на секунду, – сказал он.
Белолобов с готовностью вытер губы салфеткой и поднялся.
Отошли.
– Как тебе новость об американском филиале? – спросил Владимирович с довольнейшей улыбкой.
– Я решил, что это адвокат с секретаршей в обшарпанной комнатенке без телефона в Бруклине.
– Почти угадал! – захохотал Николай. – Ну не небоскреб же на Уолл-стрит сразу покупать! Но рынок-то, рынок – огромнейший! Основное – лицензия, прочее приложится. Уже есть договоренности с «Кей-Кей-аР» и c «ТАСРИФ». Каково? И это мне, невъездному, врагу Америки!..
– О-хо-хо…
– А вопрос у меня к тебе такой… – президент приобнял сотрудника. – Как думаешь, кого туда направить все дело ставить?
– Зачем вы меня спрашиваете? Все равно по-своему решите.
– Ну, зачем-то спрашиваю? Значит, нужно. Может, Свиридова?
– Честно?
– А по-другому никак.
– Свиридов без посторонней помощи и ширинку перед писсуаром не расстегнет.
Владимирович подумал секунду.
– Гладилин?
– Гладилин начинал в рекламном агентстве. Первый и последний слоган он сложил для магазина стройматериалов – «От шурупа до гвоздя, Все для дома, для тебя!» То есть креативщик он еще тот.
– Мадам Штайниц? У нее степеней больше, чем у нас всех, вместе взятых.
– Если сделает ошибку, побоится наказания и скроет. И так будет – до бесконечности. Не удивлюсь, что как с «Бэрингзом» получится.
– Кхе. Жаль, тебя не могу.
– Я б и не поехал – ни за какие коврижки.
– Да не в этом дело. Я б уговорил. Жена твоя против.
У Олега округлились глаза.
– Когда это вы с ней успели пообщаться?
– Давно. Только не я, девочки. Щупали-щупали, то, сё – ну, как у нас обычно делается – а она ни в какую.
– Ну и правильно. Хотя лучше с меня было начинать. Да, Москва, конечно – отвратительный город для жизни, но если менять, то уж точно не на Нью-Йорк.
– Ага. Я твои мечты знаю – жить на горе Фудзияма в синтоистском монастыре и постигать тайны искусства джиу-джитсу.
– Не джиу-джитсу, а дзюдзюцу. Только не в том я возрасте, и семья у меня. Я бы на ранчо уехал.
– Какое-такое ранчо? – у главного отвисла челюсть – Белолобов слыл известным трезвенником, и так быстро на вечере еще нахлестаться точно не успел, чтобы говорить глупости.
– Как-то Нинка захотела покататься на пони, и мы повезли ее в деревню Курниха – там клуб на Новорязанке есть. Пока ребенок свою порцию удовольствия получал, ко мне подошла инструктор, такая огонь-баба – слабо, мол, вам – ну, имеется в виду рафинированным москвичам – на нормальной лошадке прокатиться? Я, конечно, вызов принял. Анна за рукав оттаскивает, подошел я к коню, девка что-то там про стремена и посадку объясняет, а я взглянул в глаза животного – и будто меня током ударило – без всяких подсказок взлетел в седло и помчался по кругу – такого конкура там еще не видели. Все препятствия преодолел. Сам! И внутри все пело. Как будто это в крови моей, от каких-то далеких предков…
– Твои предки – университетские очкарики. А причем тут ранчо?
– Ну, а как иначе? Разводить скот, ездить на лошадях, а по вечерам, сидя у камина, попивать виски…
– Ты же у нас малопьющий?
– На ранчо? У камина? На закате?
– Съезди летом в отпуск на Дикий Запад в прерии, посмотри, что там, кроме навоза, ничего нет, и возвращайся к цивилизации.
– Летом не получится. Летом я в Перу на Анды лезу.
– Ах, ты же теперь альпинист хренов… А на этот свой, Эльбрус – в понедельник?
– Да я на неделю всего. Вы даже ничего на рынках профукать не успеете.
– Ну, давай, давай… Дзюдзюцу на ранчо верхом на коне под рост «Сбера» на восемь процентов… Гений, что тут скажешь. Пошли в зимний сад к мужикам, курнем, а то тут Ургент конкурсы затевает, еще нас затянет…
Иван и вправду устроил какую-то шараду с беготней, и взрослые «дядьки-тетки», тряся бриллиантами и жировыми отложениями, послушно бегали по кругу – вот что делает волшебная сила алкоголя!
Едва зашли к курильщиками, бушевавший среди них спор мигом затих. Николай все понял, скривился, произнес:
– Ладно, вы тут тусуйтесь, только недолго – сейчас вторая часть поздравлений начнется, а я пойду, замминистра финансов обниму…
Как только фигура президента скрылась, Ширко продолжил прерванную ранее жаркую речь. Шла она, как всегда в подобных случаях, «о бабах», адресатом спича являлся совсем пригорюнившийся Сер Серыч.
– И никогда, слышишь, никогда мне никто не докажет, что девка на двадцать лет младше так восхищена твоим суперинтеллектом, а также толстым пузом и вялым членом, что из-за накрывшей ее с головой любви лезет к тебе в постель. Или бабки, или ступень карьеры, что в конечном счете означает те же бабки! Все!
– А как же последняя любовь Гете? – чуть не всхлипнул Безуглов. – Ему исполнилось восемьдесят, ей – шестнадцать…
– Слышишь, ты, педофил чертов, я тебя сейчас полиции сдам. Гете являлся великим поэтом, писателем, звездой мировой величины, да и бывшим бургомистром впридачу. А ты – человек, способный подарить красную «лялечку», то есть машинку.
– Так что же, по твоей теории, мне теперь с одними старушками спать? – возмутился Сумуновский.
– Ты сам выглядишь на двадцать, и разряжен, как пет… ладно, фазан – тебе и так любая даст.
– Гармония между мужчиной и женщиной невозможна, – глубоко затянулся Серый и подпер голову рукой.
– Нет, возможна, – возразил Белый Лоб, – только всему – свое время. Лариска Кинчева являлась первой красавицей Кунцево, и с Ленькой Паршиным познакомилась, когда ей стукнул только 21 год, а ему – 23. Она работала операционисткой в «Олби-банке» – помните такой? – и получала 250 долларов, а он водителем в мелкой финкомпании и зарабатывал где-то 300. Какая корысть, вы о чем? Влюбились, поженились, двоих детей вырастили, четыре дома построили.
– Пять, – сказал Ширко. – Он себе только что на озере Комо виллу купил.
– А то, что Лариска на ночь макароны с сыром не жрет и йогой занимается, по-моему, делает его только счастливей.
– Когда тебе за сорок, – вставил Сума, – никакая йога не поможет.
– Пожалуйста, – кивнул Паша, – проституция – древнейшая профессия. При желании не только уроженок Украины и Молдавии, а вообще какую угодно в Москве можешь найти. Побаловался – и домой. Без «лялечек», «цацок» и полетов в Ниццу на уик-энд.
– Не хочу «баловаться», – проскрипел Безуглов. – Хочу Машу…
– Разведешься с Ирой, женишься на Маше. И через год отдашь ей половину имущества – надо же ей на что-то жить в Сен-Тропе с молодым итальянцем? – вставил Свиридов.
– А кто тут вообще счастлив в браке? – спросил Сума. – Я был женат – развелся, Пашка был женат – развелся, Владимирович в третий раз женат… Когда одну и ту же рожу видишь изо дня в день – какое это, блин, счастье? И не надо мне свою ерунду про совместные духовные практики! – остановил он пытавшегося что-то сказать Олега. – У моей все имелось – фигура, сиськи – чума! А потом – прояви в сексе инициативу, ты же мужчина! Проявляю. На следующий день я уже – свари борщ, ты ведь женщина! Она: я женщина, но не кухарка! Я ей – да, я мужчина, но я не бык-производитель – вывели корову, и я сразу полез! Я тоже хочу внимания и ласки.
Свиридов захохотал.
– Ласки? Хо-хо-хо!
– Что ты ржешь? – разозлился Сума. – До замужества – тише воды, ниже травы. Как кольцо надето – все: пиво – на фиг, футбол – к чертям, на выходные – к маме. Секс? То голова болит, то звезды не так расположились, ну, ладно, давай сегодня, ой, в таком положении мне не нравится, ой, а вот именно это негигиенично! Иногда, ей богу, резиновую бабу хотел – верти как хочешь, любой позе рада. И вечное нытье, отсутствие драйва…
Хохотали уже все.
– Коксу дай любой, и ночной драйв тебе обеспечен, – заметил Пашка.
– Вот! Любой! Понимаешь! Любой! А я хочу, как Серый – любви!
