Владимир Лошаченко - Русский хан

– А кто лично брал сей трофей?

– Они брали, – кивнул Семен на бойцов.

– Раз такое дело, подходи по одному! – и я выдал каждому спецназовцу по четыре золотых. – Ступайте.

Бойцы вышли.

– Семен, черпни сколько нужно, но в меру.

Сеня, как-то конфузясь, взял щепотку монет и отошел.

– Ты с каких пор скромный такой стал? Семен, не узнаю.

– С тех пор, как с тобой повелся, – буркнул Скуратов.

– Не валяй дурака, подь сюда.

Я насыпал Семену полный карман кафтана.

– Деньги халявные, подставляй второй карман. У тебя молодая жена, расходы немалые.

– Опять подкалываешь? – просипел Скуратов и выскочил вон.

– Вот дурачок, я на полном серьезе, а он – «подкалываешь». Ничего, перебесится, ему на пользу.

– Федор, сундук охранять, как меня. Я – к раненым, со мной Сынок.

Я свистнул, откуда-то сбоку вынырнул тигр, так и пошли с ним на пару.

Все, попрощались с Рязанью, прокатил напоследок князя Феодора на «десантнике», и мы с Семеном рванули в Казань.

Наши тумены на рысях неслись вслед за нами. Мы гнали тем же путем по льду рек. Остановились на ночь в Нижнем. Переночевали в тепле у князя Василия. Утром с рассветом опять по машинам.

Сынок дрых за моей спиной, не захотел оставаться в фургоне. Интересное дело, во время уничтожения Орды он спокойно отлеживался в своем транспорте в обозе. Стоило нам собраться домой, он тут как тут, и ведь специально никто его не звал – сам приперся. Как он чует?

Пока что наматывали километры по Волге, осталось двести, сто. Сделали остановку, пусть плечи и руки отдохнут. Подъехал бот Семена. Он вылез и сел прямо в снег. Все мы изрядно устали, но кое-что необходимо было сделать прямо сейчас. Полез в машину и сел за рацию, чтобы выйти на наших в Казани. Минут через десять удалось наладить связь.

– Государь, вы где? Хотел ответить в рифму, да не ко времени.

– Доложите обстановку. Что в городе?

– Государь, войска держат оборону второй день. Приперлись какие-то дикие степняки, кибиток понаставили во весь горизонт. Наши пока держатся.

– Что с моим семейством?

– Все живы-здоровы.

– Передайте Толгат-хану, будем часа через два, пусть готовится к атаке, сигнал – стрела. Роджер.

Вылез из бота.

– Семен, Казань оборону держит второй день. Через полчаса выступаем.

– Владимир, а кто наехал на город?

– Не знаю, увидим на месте.

После короткого отдыха и небольшого перекусона погнали дальше. Через полтора часа увидели город, окруженный непонятной ордой. Остановились за километр, понаблюдали в бинокль.

Ничего не поняли: кто такие, и не татары, и не половцы? Конницы до фига, не меньше пяти туменов. До нас доносился грохот пулеметов и треск карабинов. Ладно, подскочим ближе.

Нашли пологий спуск, подъехали почти вплотную. По всей длине ледяной стены шел ожесточенный штурм. Хитропопые степняки накидали хвороста в нескольких местах и поджигали. Стена плавилась. Вот в эти проемы они и пытались пробиться.

Вызвал Семена по «матюгальнику»:

– Сеня, держим дистанцию метров триста, и – по кругу.

– Тебя понял, хан. Я готов.

– Так, лук есть у кого? – спросил я свою команду.

Лука не было, такая же картина и у Семена.

Придется добывать. Двинул машину вперед, через кибитки – сплошной визг за спиной. Наехал на конников, зарокотал наш верхний пулемет, очищая вокруг пространство.

– Бойцы, стрелу с паклей в небо – сигнал нужен.

Воины выскочили наружу, через пять минут дымный след потянулся в высоту. А мы погнали вдоль стены, сея смерть. Проехав до конца, повернули обратно.

Пулеметы молотили не умолкая. «Точно оглохну», подумал я.

Из-за стены понеслись в атаку наши тумены, пошла отчаянная рубка. Мы на ботах откатились назад, метров на семьсот. Отсюда сподручней будет. Враг побежал, начали и мы работать. От всадников и их лошадей летели кровавые ошметки, КПВ собирали свой кровавый урожай.

Дикую орду перемалывали часа четыре, под конец взбунтовался Сынок – рвался наружу. Я его инструктировал: «Шуруй домой, никуда не ввязывайся». Шлепнув тигра по заднице, выпустил его наружу.

Рык Сынка заглушил звуки битвы. Белая молния рванула в город, все сметая на своем пути. Мы с Семеном помогали нашей коннице подавить последние очаги сопротивления. Пленных набралось едва сотня, да и те, в основном, женщины с ребятишками.

Как оказалось в роли агрессора выступила калмыцкая орда во главе с Рандул-ханом. Его самого разорвало пополам пулеметной очередью. Допрос пленных показал, что в их степях осталось не так много народа – сотни две кибиток, не больше.

В числе прочих трофеев взяли казну Рандул-хана. Десять тысяч золотых монет – во как. Приказал выделить оставшимся в живых калмыкам по золотому, отдать все кибитки, верблюдов и пару сотен лошадей. Каждой женщине – по четыре барана, для обзаведения. А мужикам-калмыкам наказал:

– Вы теперь подданные царя Российского государства. Вы видели, что случилось с вашей ордой, запомните и внукам своим накажите: нельзя воевать с русскими. Иначе всем кирдык, – и я провел ребром ладони по шее. – Все свободны.

Подскакал Толгат-хан, весь забрызганный кровью.

– Никак ранен, тесть?

– Не, то чужая кровь. Обнялись.

– Ну, что у вас?

– Да все нормально, только Савелий стрелу в ногу получил, а так все живы, здоровы.

– Как мои?

– Твои в порядке, государь. В городе сгорело всего два дома, а у моего тестя Тараса Невдобы – крыша. – Толгат-хан захохотал: – Представляешь, он стены водой полил, а про крышу забыл.

– Как Любава?

– А она с Марьяшей все время, та ее премудростям учит. Тебя ждут, все уши прожужжали о шлемах обучающих.

– Ага, понятно. Садись, довезу до терема.

– Нет, я задержусь, здесь разобраться надо.

– Все верно. Чужих раненых не добивать. У меня на калмыков свои виды есть.

– Приказ понял, государь.

Толгат-хан отсалютовал саблей и ускакал к своим воинам.

По рации вызвал Фоку Жука:

– Фока, здравствуй. Погоди, не трещи. Организуй транспорт через коменданта и вывози раненых в лазарет. Сколько не считал, будешь на месте увидишь. Раненых берем всех, и наших и не наших – это приказ.

Вызвал Семена:

– Сеня, поехали по домам, свой бот поставишь на моем дворе. Подъезжай ко мне, моя команда перейдет на твою машину. Ты их подбрось до казармы.

– Сейчас буду, государь.

В общем, проваландались до вечера. Оставив «десантник» во дворе терема, Семен убежал домой, к своей Елене.

Марьяша встретила меня на крыльце, обнялись.

Понабежали детишки, повисли со всех сторон, щебечут все разом. Жена их успокоила, отогнала от меня и повела в баню, где я благополучно уснул.

Проснулся голый, все не мог спросонок понять: где я нахожусь?

Марьяша будто ждала за дверью – влетела, зацеловала. Одна секунда, и она голенькая: чувствовалось – стосковалась жена очень сильно.

Раньше не позволяла себе эдаких вывертов, взяла мой блудень в ротик и завела меня до невозможности.

Я уложил Марьяшу на спину, и вперед. Все померкло перед глазами, когда, сотрясаясь, мы испытали совместный оргазм. Марьяша со стоном вздохнула:

– Давно со мной подобного не было – я кончила три раза подряд.

Мы полежали немного, отдыхая и лаская друг друга.

Я внезапно опять заснул. Проснулся поздно, к двенадцати дня. Плюхнулся в бассейн. Помылся и, одевшись, пошел в столовую. Никого не было, прибежавшему слуге велел подать чего-нибудь на скорую руку. Тот притащил осетриной ушицы и курицу с гречневой кашей.

– Чай не забудь.

Вскорости подали и чай. Потихоньку умял все. Пошел посмотреть на домочадцев – все при деле.

Кто читает, кто учится.

– А где мой адъютант, спит, поди?

– Никак нет! – гаркнул Василий, выскочивший из-за спины.

– Вася, вели запрягать, в лазарет поедем.

В лазарете Фока Жук доложил:

– Наших раненых семьсот шестьдесят восемь, калмыков – шесть с половиной тысяч.

– Да, однако. Ну, показывай самых тяжелых.

На лечение раненых потратил неделю, правда, с перерывами. Организму периодически отдых нужен.

Постепенно жизнь в городе входила в свою колею. К нам через день стал захаживать Франц Бергер – писал портреты.

Пару недель ходил, а затем стал работать в своей студии, в кадетском корпусе.

Марьяша учила Любаву с помощью обучающего шлема.

Сынок с Малышкой подолгу пропадали в окрестных лесах. Чего они там забыли?

На дворе стоял конец марта – весна в разгаре. Как в анекдоте: щепочка на щепочку лезет, сучок на сучок.

Марьяша совсем обалдела, мало ей ночью, так и днем норовит затащить меня в кровать.

Жаль, новых агрессоров не видно на горизонте, умотал бы тотчас.

Семен ходит опять с поцарапанной мордой, во живут весело.

Зато Карчи цветет и пахнет – повезло с супругой.

В апреле Толгат-хан с Любавой, Ильясом и двумя туменами отправились в Уфу.

Один тумен остался здесь до осени, летом есть планы пройти до Астрахани.