Спасти кавказского пленника - Greko
— Для чего я спас твою жизнь⁈ Чтобы ты сдох непонятно зачем на правом берегу⁈
— Я не понимаю! — жалобно ответил мне Цекери, поднимаясь и глядя на меня взглядом побитой собаки. — Я мечтал о нашей встрече! Хотел вернуть тебе коня.
— Оставь его себе! — повелительно сказал я.
— С таким подходом тебе, Зелим-бей, нужно к хакучам, — подъехавший к нам Карамурзин попытался погасить ненужную ссору, не разобравшись в ситуации.
— Я слышал про этих ребят, — ответил я, показав ему знаком, что все в порядке. — Причем тут разбойничья республика?
— Они наши соседи, — встрял в наш разговор Цекери. — Зелим-бей! Не гони меня! Я поеду с тобой, куда ты скажешь!
Понятно. Юный падаван нашел своего героя. После нашего побега с враждебного берега он создал себе кумира.
— Хакучи живут в своих горах, наплевав на общую борьбу — объяснил мне Тембулат. — Принимают к себе любых отверженных. И даже беглых рабов. С ними никто не хочет связываться.
— Они, как и твое племя, живут между Туапсе и Сочей? — уточнил я.
— Да! — ответил Цекери. — Только не у моря, а в горах.
— И не хотят воевать с русскими? — уточнил я.
— Ни с кем не хотят. Грабят иной раз убыхов или шапсугов. Или турок-торговцев. Раньше они промышляли пиратством.
— Наверное, их интересовали женщины? — догадался я.
— Не знаю. Мне слишком мало лет, чтобы о таком думать, — выдал неожиданное Цекери.
— Можно с ними познакомиться?
— Я проведу тебя к ним! Меня они не тронут.
— А как же набег?
— К черту набег! Я стану твоей тенью! Не гони меня, Зелим-бей!
— Сподвижники нужны! — важно «научил» меня Карамурзин.
— Я узнал тебя, великий абрек! — снова восхитился юноша. — Только такой воин, как ты, Зелим-бей, мог стать другом такого человека!
Что поделать с этой липучкой? Я уже понял, что мне от него не отвертеться. Чертов юношеский максимализм!
— Пускай едет с нами! — снисходительно бросил Тембулат. По-моему, его эта ситуация забавляла.
— Оставайся, — согласился я, покоряясь.
… Нас ждал последний переход. Решили заночевать в лесу перед спуском на равнину. Карамурзин посчитал, что опасности нет.
Я с Торнау устроился у отдельного костра. С трудом отогнал Цекери. Хотел поговорить с поручиком. Был один вопрос, который не давал мне покоя.
— Федор Федорович! — обратился я к нему, когда убедился, что рядом нет лишних ушей. — Объясни мне. Нас сейчас окружают и друзья, и враги. Быть может, завтра те, кого мы считаем союзниками, обнажат против нас оружие. Как быть в этой ситуации?
Поручик удивленно на меня посмотрел.
— Откуда такие мысли? Ответ прост как яйцо!
— Что значит «прост»? А если вам доведется столкнуться с Карамурзиным, который решит снова сражаться с русскими?
— Я убью его, — спокойно ответил Торнау.
— Тембулата⁈ Человека, пожертвовавшего всем, чтобы вас спасти⁈
— Да! — твердо ответил Федор Федорович.
— Я не понимаю…
— Что тут непонятного? Вы присягу давали?
Я кивнул.
— Так отчего сомнения? Поступайте, как офицер! Я побывал в Ачипсоу в гостях у Маршания. Ел его хлеб и пил мед. Мы шутили. Стали хорошими товарищами. И что ж? Я вернулся в Тифлис, написал отчеты. В том числе, о путях, ведущих к Ачипсоу. Когда меня захватили в плен, мне предлагали сменить религию. Говорили, что так я спасу свою жизнь. Обрету свободу, ибо мусульманину нельзя держать в плену единоверца. Говорили: «Женись на дочке Тамбиева и будь с нами. Сражайся, как мы». Еще просили писать царю, чтобы выкупил меня из плена…
— Он пытался. Этим занимался полковник, приехавший из Петербурга. Флигель-адъютант царя Султан Хан-Гирей.
— А я был против. Только твердостью и честью можно воздействовать на черкесов. Они приняли мою позицию. Пытались меня сломить. Но убедившись в бесполезности своих попыток, зауважали.
— И держали в цепях!
— «Твоя не хочет садись, хочет пропал; моя твоя любит, будет твоя крепко держи железом», — передразнил кого-то Торнау.
— Наверняка, еще и голодом морили…
— Горцы и сами голодают. Мальчишки из аула бегали ко мне, чтобы подобрать крошки, которые после меня остались. Их отцы, их путь войны… Он ведет черкесов к гибели.
— Но честь…
— Честь — да. Они это понимают. Был такой случай. Один абадзех кричал мне в лицо бранные слова. Я пристыдил его. И он понял, что неправ. Принес мне украденную овцу, чтобы загладить свою вину, хотя его семья голодала.
— И вы…?
— Я принял его извинения. И ел баранту, — Торнау улыбнулся, будто сам не веря своим словам. — Но они, эти дети гор, не понимают главного. Они этого лишены.
— Чего же?
— Чувства долга! Только долг офицера помог мне выжить и не сломаться!
… Странный вышел у нас разговор. Не все в речах Торнау было мне по сердцу. Я не мог себе представить, что способен выстрелить в Курчок-али. Или воткнуть кинжал в сердце Юсефу или Джанхоту. И если я задержусь в Черкесии — а я задержусь! — таких людей будет все больше и больше.
Я не смогу остановить войну на Кавказе. Я это уже хорошо понимал. И черкесы не готовы к смирению. И император настолько уверен в своей правоте — в своем праве! — что я, даже будучи снова допущен к его телу, не смогу его переубедить. Видит Бог, я сделал попытку! Без толку. Только в книжках лихих авторов попаданец, вроде меня, может прогнуть этот мир. Все записано!
Если не можешь спасти мир, спаси человеческую жизнь! Хотя бы одну! Меня потряс в свое время фильм «Список Шиндлера». В моих обстоятельствах его идея вдохновляла. Встать на путь праведника, создать список Косты — чем не цель⁈ Вот вывод, к которому я пришел, снова обагрив руки кровью и поучаствовав в освобождении Торнау.
Я думал об этом, глядя на не спеша удалявшуюся группу с Карамурзиным во главе. Ногайцы и поручик подъезжали к Воскресенскому укреплению. На земляной вал высыпали солдаты. Они громкими криками приветствовали спасенного офицера. Стоявшие рядом со мной абадзехи взволнованно переговаривались. Узнали Торнау и теперь недоумевали, как так вышло, что они помогли спасти русского. Вместо того, чтобы его прирезать, как они привыкли! Или превратить в раба!
— Цекери,
