Орел и Ворон - Даниил Сергеевич Калинин
Я страдальчески закатил глаза, а Орлов закатился громким смехом. Ну конечно — он же ведь видел мое последнее занятие с дворянами московитов.
— Ничего, по вечерам время найдется. Хотя бы пару-тройку раз скрестим клинки!
— Что же, это вполне осуществимо… Наверное.
Я усмехнулся, и товарищ мой ответил такой же понимающей улыбкой. При этом сердце мое вдруг предательски сжалось — пришло понимание того, что скоро наши пути с сотником разойдутся. Он вернется к своим стрельцам, я — к рейтарам. И предложение провести учебные схватки — ведь это, скорее всего, просто неуклюжая попытка сохранить зародившуюся в пути дружбу, не теряться в не таком уж и маленьком лагере Скопина-Шуйского после возвращения…
И я поймал себя на мысли — что да, я буду очень рад этим занятиям и времени, проведенным с другом. Стало даже немножко жаль, что после победы над ворами самозванца я покину Московию — край твердых и честных, иногда по детски наивных, но столь искренних и открытых душой людей…
Но нет, все решено. После войны — только дорога домой и только Виктория.
Хотя ведь можно будет и вернуться — вместе с супругой…
— Ты действительно думаешь, что благословение старца поможет нам обрести победу?
Я задал вопрос, которым задавался еще в самом начала нашего пути, но который пришелся к месту только сейчас… А стрелец уверенно кивнув в ответ, твердо ответил:
— Я верю в это. Наш князь в это верит. Поверит и вся рать! И тогда, вступая в бой с литовцами и ляхами, никто не станет вспоминать о предавших нас наемниках или о плохом царе, за которого и кровь проливать нет нужды. Нет, все будут помнить лишь о благословении отмеченного Богом старца — а значит, и Божьем благословении!
Что-то такое я предполагал… Тем более, что это благословение не просто поднимет боевой дух войска Скопина-Шуйского, но и привлечет на нашу сторону сомневающихся. Народ Московии очень религиозен, а значит, и слух о том, что солдат молодого и удачливого князя-воеводы благословил на бой с захватчиками прозорливый старец, станет решающим для колеблющихся.
Тех, кого не убедили воззвания игумена осажденной Троице-Сергеевой лавры…
Нам осталось лишь передать благословение, крест и просфору князю. Как говорят местные — дело осталось за малым…
Мы отъехали от оставшегося за спиной поселения уже версты за три. Возделываемые поля кончились, сменившись не очень густым перелеском и кустарником, подступающим к самой дороге.
— Хорошо хоть, в тенек въехали. А то совсем дышать нечем было…
Сотник обтер рукавом рубахи взопревший лоб.
— Подписываюсь под каждым твоим словом, друг мой! Тень в такую жару — великое благо. Сам я давно уже скучаю по настоящему лесу, где даже сейчас было бы прохладно…
Неожиданно чувствительная Стрекоза вдруг привстала на дыбы и призывно заржала. Мгновенно посерьезневший Тимофей, бросив на мою кобылу мимолетный, настороженный взгляд, потянулся к луку, покоящемуся в саадаке. А я привычно схватился за рукояти пистолей, заранее заведенных и покоящихся до поры в кобурах — уже заметив шагах в тридцати впереди, между кустарником, какое-то движение…
Выстрел!
Седое пороховое облако окутало место, где я только что наблюдал движение — а мушкетная пуля свистнула рядом со стрельцом. В ответ последний выпустил уже наложенную на тетиву стрелу, после чего резко рванул поводья влево, разворачивая коня:
— Засада!!! Уходим!!!
Повинуясь команде сотника, я также принялся разворачивать Стрекозу — но прежде разрядил в сторону прилегающих к дороге кустов оба пистоля. Я вновь успел заметить движение неизвестных врагов — и, кажется, после второго выстрела кто-то даже вскрикнул! Ну, а кроме того, теперь и нас с Орлом окутала пороховая дымка, мешающая неприятелю целиться…
— Быстрее, немец, быстрее! В засаде нас порешают!!!
Подгоняя меня, из кустарника по левую сторону дороги прогремел еще один вражий выстрел. Пуля вжикнула рядом с плечом, а впереди послышались яростные крики атакующих…
— Н-н-н-о-о-о!
Развернув коней, мы со стрельцом поскакали назад — причем Тимофей, отпустив поводья и развернувшись в седле, отправил назад стрелу, продемонстрировав мне технику «скифского выстрела» воочию. Я только и успел подивиться его сноровке наездника, как сзади кто-то протяжно вскрикнул — и лицо моего спутника исказилось радостной и свирепой гримасой.
Значит, достал…
— Шайсе!!!
На дорогу впереди нас начали выбегать черкасы; воровские казаки держат в руках колья с небольшими листовидными наконечниками. По всей видимости, до того они выжидали на заметном удалении от дороги, чтобы кони не почуяли… Умно.
— Прорвемся!!!
Это кричит сотник, очередной стрелой сбивший наземь бегущего впереди черкаса. Я же, осадив Стрекозу, выхватил оставшиеся два пистоля из кобур — и поочередно разрядил их в воров, расчищая нам путь! Орел, в свою очередь, отправил лук в саадак и вырвался вперед, выхватив из ножен саблю. На моих глазах он доскакал до первого из разбойников — и уже знакомым мне размашистым ударом клинка отклонил вражеский выпад, после чего встречным движением вонзил острие елмани в грудь ворога.
Еще один готов!
К стрельцу подскочил последний казак — и вонзил стальной наконечник в грудь Уголька! Конь отчаянно заржал, поднимаясь на дыбы и сбрасывая седока… Но черкас даже не успел освободить копья из тела лошади, как на него уже налетел я — и тяжелый палаш обрушился на бритую голову противника!
— Вставай, Тимофей, вставай!
Стрельца, слава Богу, не придавило павшей лошадью — успел «внук» боярский (как иногда я про себя величаю) освободить ноги из стремян и сноровисто откатиться в сторону. Но на дорогу вслед за побитой голытьбой уже выскочил всадник в дорогом шляхетском кафтане!
Вновь лисовчики…
Я встретил литовца прямым уколом в грудь, но неожиданно нарвался на грамотную защиту: палаш умело отбили в сторону секущим ударом по клинку! И вражеская сабля, описав стремительную дугу над головой врага, тут же полетела в сторону моего плеча…
Выстрел!
Тяжелая пуля пистоля ударила в голову лисовчика; до меня долетели отдельные капли крови, брызнувшие во все стороны — а враг буквально вылетел из седла. Ошарашенно оглянувшись, я увидел замершего на дороге Тимофея. Я успел благодарно кивнуть сотнику — но тут от засады, в которую мы едва не въехали и в которой едва не сгинули, послышался дробный перестук копыт.
— Бежим!!!
— Ляхи треклятые…
Скинув с заводной кобылы поклажу (жалобно лязгнула сброшенная броня, так ни разу и не использованная) сотник буквально вспорхнул на спину лошади, усевшись на потник — и тут же поддал пятками конские бока:
— Н-н-н-о-о-о!!!
…Мы проскакали уже несколько сотен шагов, невольно уводя лисовчиков
