Бастард Ивана Грозного 1 - Михаил Васильевич Шелест
Санька запутался. Или устал? Да, он вдруг понял, что сильно устал.
— Всё, други мои… Я спать.
— А мы посидим ещё, да, Барма? — Многозначительно сказал Фрол.
— Посидим, — вздохнул индус.
* * *
— Едва не потопил нас, твой волхв, — высказывал недовольство царю Сильвестр. — Зря ты его привечаешь, сын мой. Волхв он. В боярской думе шумят. И даже в народе болтают. Войско волнуется.
— Какое войско, отче? Сыны боярские, что не удел остались, как мы избранную тысячу учредили?
— И в тысяче недовольных много, — сурово глянул на царя, переодевающегося к трапезе, Сильвестр.
— Не бери грех на душу, отче. В тысяче едва с десяток наберётся его злопыхателей. И то, из тех, кто и мной и тобой недовольны тож.
— Как он появился, ты по-иному молиться стал, сын мой. Видения тебя посещают дивные. На Казань войска не пошли… Почто?
— Почто-почто… Крепость собираем, сам знаешь. Да припасы готовим.
— А почему аж в Угличе? Зверёныш посоветовал?
— Ты, отче, говори, да не заговаривайся! — Повысил голос Иван Васильевич. — Не посмотрю, что духовник и наставник мой, а выставлю взашей из хором и забуду, как звать тебя.
Сильвестр рванул ворот рубахи и стал хватать ртом воздух, но на царя такие припадки уже не действовали. Он знал, что когда-то Сильвестр предаст его, отказавшись во время тяжёлой болезни Ивана присягать его сыну. Но это будет ещё не скоро. Однако, мнение о Сильвестре у Ивана уже изменилось.
— Углич выбран нами самолично по совету Юрия Захарьина, для скрытности. Там лес дубовый вековой и высокий. Где ещё рубить? Вдоль Великой Реки дубов, почитай, и нет. Потому, Ракшай к сему не причастен.
Про Адашева царь, наоборот, думать стал лучше. Да и Адашев вёл себя не так рьяно. Санька сказал ему, чем может закончится карьера первого царедворца и Алексей Фёдорович прыти поубавил, плотно «оседлав» разрядный приказ. На данном поприще можно было заработать как уважение, так и ненависть, и Адашев изрядно потел, лавируя в минных полях чужих родословных. А годом ранее он не особо с ними церемонился.
Санька всё же вынужден был приподнять завесу будущего перед Адашеым и то, только для того, чтобы заручиться его поддержкой. Когда Александр в первый раз заговорил о войне на Свейском море, Алексей Фёдорович замахал руками, не желая ничего слушать.
— Я, Алексей Фёдорович, тогда вынужден буду обратиться напрямую к государю и он, вы знаете, меня сразу поддержит, так как ливонцев терпеть не может. И Юрьева дань, опять же…
— Юрьева дань для него, как красная тряпка для быка. Знаешь за что потянуть, — усмехнулся Адашев. — Зачем тогда я тебе?
— Так вот… Знаю я чем закончится война с Ливонцами. Плохо. Потому и хочу с тобой поговорить.
Адашев за прошедший год вроде даже избегал Ракшая, в основном занимаясь посольскими делами, хотя к посольскому приказу приписан не был. Поляки присылали посольство за посольством, османы, наоборот, послов русских гнобили.
— Говори, — вздохнул Адашев.
— Прежде чем воевать литовцев, надо выстроить крепости и заготовить ресурсы.
Алексей Фёдорович таким словам уже не удивлялся и смысл улавливал. А слово ресурсы полюбилось Ивану Васильевичу, как и слово «позиционировать». Он и к месту и не к месту вставлял это слово в беседах с думными боярами и дьяками и вводил их в ступор.
Видя, что Адашев слушает, Санька продолжил.
— Я предлагаю укрепить крепость Ивангорода, поставить крепость в устье Норовы. И вообще, укрепить реку крепостями.
Адашев внимательно посмотрел на Ракшая и погладив бороду, хмыкнул.
— То, что ты можешь читать чужие думки, для меня не новость. Но ты бы хоть постеснялся мне их высказывать…
— Не понял, — удивился Санька. — Ты так же думал? Но я не лез в твою голову. Да и не имею такой привычки. Напрасно ты на меня наговариваешь. Мне и своих думок хватает, чтобы по чужим шастать. И… не так просто это, как тебе мнится. Чужие думки сами ко мне в голову лезут. Ну, да ладно… Что ты думал о том?
— Ещё дед Ивана и отец его хотели укрепить Норову. Ивангородской каменный кремль поставили. Маленький, да удаленький. Литовцам он, как кость в горле. Норову ногами пересечь можно лишь в одном месте. Насупротив. Больно норовиста река. Надысь сказывали мы государю думки свои о крепостце на Норове у моря Свейского. Свеи помочь предлагают. Дюже им наши лён и мёд лепы. И рыбы такой у них нет. Угорь в Норове знатный.
— И что государь? — Прервал его Санька.
— Сказал, подумает. Но занят он делами Казанскими.
— Какую свеи помочь предлагают? — Спросил, усмехаясь Санька. — Небось мастерами знатными прельщают?
— Откель знаешь, ежели в чужие головы не лезешь?
— Своя на плечах пока имеется.
— Вот то-то же, что «пока». Береги голову, отрок. Не суй в петлю.
— Ты о чём, Алексей Фёдорович?
Адашев откашлялся.
— Много среди бояр противников укрепления границ литовских. И Ивангородчане не обрадуются. Сейчас они ганзейские и литовские товары принимают, а коли в устье город встанет? Пожгут… А государь… Государь с радостью согласится даже отдать на откуп те земли, ежели ты ему город построишь. Но моего анхитектора Ивана Выродова не замай. Он зело нужен тут и в Казани. Да, ты и без него голова. Вона скокма чего уже понастроил! Целый город ремесленный вокруг Коломенского вырос.
* * *
Волчицу Санька увидел сразу, как только сфокусировался на «Сучьем болоте». Крупных живых существ кроме неё на болоте не отражалось. Понятие «живой» к волчице относилось косвенно. Мозг зверя флюиды источал, а вот жизненных сил в теле не просматривалось.
Санька уже научился различать все живые оболочки земных существ. У человека их было девять, у других существ по-разному. Волка, собаку или кошку обычно окружало четыре. Варвара, так старик называл волчицу, по сути, была мертва.
Она лежала недалеко от избушки, а рядом с ней находилось некое, непонятное для Александра, существо. Санька сканировал местность в режиме свой-чужой, отбиравший минимальный объем ресурсов. Методом «научного тыка» Санька понял, что долго находиться в «перевёрнутом» состоянии он не может. Его материально-энергетические оболочки истончались полностью примерно за сутки, если пользоваться ими в «пассивном режиме». Это значило, без ускорения перемещаться, не переносить габаритные предметы. То есть, не излишествовать. И тогда через сутки он в материальном мире умирал. А если излишествовать, то оболочки истощались гораздо быстрее.
В первый раз он умер, когда решил «слетать» к устью Норовы, переместившись в тонком мире туда мгновенно. Его тело, не подающее признаков жизни, вдруг переместилось вслед за ним. И хорошо, что это было где-то в
