Завещание фараона - Ольга Митюгина
— Есть, — кивнул Атрид, улыбнувшись. — Тимандра. Только она уже была замужем, когда началась вся эта история. За Эхемом, царем Аркадии. А сейчас вся Эллада знает, что недавно эта красавица наставила своему мужу рога и в итоге сбежала к другому, к царю острова Дулихий. Даже сынишку бросила. — Молодой человек печально вздохнул — а потом махнул рукой. — Это их семейные дела, пусть сами разбираются. Просто невольно задумаешься — а зачем такая жена?
— А больше у Тиндара дочерей нет? — не сдавалась Агниппа.
— Есть. Клитемнестра. Этой малышке только-только пять лет исполнилось, ну какая из нее невеста? — Атрид улыбнулся.
Агниппа вернула улыбку.
— Ну да… Никакая.
— О! — весело хлопнул себя по лбу молодой человек, словно вспомнив что-то важное. — Еще есть Елена! Ей вот-вот три стукнет! — он значительно поднял указательный палец.
Агниппа уже давилась смехом.
— Ладно-ладно, я все поняла!
Юноша посерьезнел.
— А потом… может… Агамемнон считает, что в брак стоит вступать только по любви? Может, ему нравится другая девушка? Которая живет в его родных Афинах. И никаких заморских царевен ему не надо?
— О! — запрокидывая голову, рассмеялась дочь фараона. — Ты не знаешь царей! Если того потребуют интересы государства, они вступят в брак и с горгоной!
Агамемнон иронически вскинул брови.
— Какие познания о царях! У тебя ум политика, — помолчав, вдруг серьезно проронил он. — Ты и сама вполне могла бы быть дочерью царя.
Агниппа опустила голову и зарделась. Жар ее румянца спорил с багрянцем цветка в золоте волос.
— Я же… Мена ведь говорил тебе, что мой отец был богат и…
— Кстати, — подхватил юноша. — Значит, ты знаешь персидский?
— Да, в совершенстве! — кивнула девушка. — А что?
— Ничего, — пожал плечами Агамемнон, не переставая любоваться ею. — Просто хочу получше узнать тебя. На египетском, наверное, тоже говоришь?
Агниппа пожала плечами.
— Это же мой родной язык. Ну… Вернее… моего отца, — поправилась она.
— А на финикийском?
— Похуже… — уклончиво ответила воспитанница Мена. — В совершенстве я знаю лишь четыре языка: египетский, греческий, персидский и ассирийский.
Атрид присвистнул:
— Это немало — знать языки всех ведущих государств Ойкумены! А танцевать и петь любишь?
Девушка замялась:
— По настроению… Хотя, конечно, у меня хорошо получается. А еще, — оживилась она, — я немного играю на лире! Уже здесь, в Афинах, научилась.
Атрид чуть не споткнулся на ровном месте.
— Здесь?..
— Да.
— Но… разве в Беотии тебя этому не учили?
Агниппа побледнела и невольно сделала шаг назад, даже не заметив, что оказалась на самом краю обрыва.
— Н-нет…
— Почему? Ведь в богатых семьях этому учат.
— Так ведь… я… э… А… А мы жили бедно, — совсем растерялась девушка и тут же поняла, что противоречит сама себе. — В смысле… я…
Слова кончились.
— Погоди-погоди! — Атрид нетерпеливо мотнул головой. — Ты же сама сказала, что ваша семья когда-то была богата. Да и Мена мне об этом говорил. Ты знаешь языки, умеешь танцевать. В конце концов, у тебя есть такие дорогие вещи, как пряжка, которую ты мне сегодня подарила. Я не понимаю, Агниппа, — мягко закончил он. — Зачем ты сейчас вдруг начала мне врать?
— Я… — Агниппа провела языком по пересохшим внезапно губам. — Я не понимаю, почему ты… с чего я должна перед тобой отчитываться?
— Нет, не должна, — с жаром ответил Атрид. — Просто я сейчас стою перед очень важным… очень серьезным решением. Если бы от него зависела только моя судьба! Но от того, какой выбор я сделаю, зависят судьбы многих людей. Ошибиться я не имею права. И потому, Агниппа, — мягче промолвил он, — пожалуйста, будь со мной честна. Я должен… мы должны верить друг другу!
— Не понимаю!
Агниппа была бледна, зрачки лихорадочно пульсировали. Она бросила беспомощный взгляд в сторону Мена, который отошел от них уже на довольно приличное расстояние.
— Боги… — прошептала она.
Атрид шагнул к своему золотоволосому чуду, чтобы успокоить, нежно взять за руку…
Она отшатнулась — и сорвалась с обрыва.
Юноша вскрикнул и замер, словно превратившись в соляной столб. Сердце ухнуло в холодную черную пустоту.
Несколько долгих мгновений звенящей тишины… и, забыв обо всем на свете, забыв себя, Агамемнон кинулся спускаться по почти отвесной скале.
Он не думал об опасности, не думал о долге государя — он не думал ни о чем. Перед глазами его стоял образ лежащей на камнях окровавленной Агниппы — и Атрид не полз, а почти бежал по таким отвесным местам, где казалось невозможным не сорваться.
Юношей словно овладело безумие.
Лишь одна мысль, одно стремление вело его — Агниппа!
Неужели ее больше нет?
Как же близко лежит та грань, что отделяет жизнь от смерти! Кто знает, когда переступит ее?
Иногда, увы, внезапно.
Всего полминуты назад он спокойно болтал с девушкой, а теперь…
Зачем он завел этот глупый разговор?!
Наконец молодой человек осмелился бросить полный отчаяния взгляд вниз, и увидел…
Он сразу увидел Агниппу.
Под скалами, вдоль подножия, узкой полосой тянулись заросли маквиса[5] — кустов, над которыми поднимались невысокие деревья с упругими, плотно переплетенными кронами — на их густую сеть и упала девушка. Ветви спружинили, и Агниппу отбросило ниже, на плотный кустарник. Тот хрустнул, частично подломился, частично сдержал удар — и золотоволосое чудо скатилось на галечный пляж.
И осталось лежать, не двигаясь.
Агамемнон закончил спуск и легко спрыгнул с нижнего уступа на узкую галечную полосу между скалами и маквисом. Сдернув с пояса нож, молодой человек прорубился через заросли и подбежал к девушке.
На лбу у нее красовалась царапина, царапины покрывали плечи, руки и ноги, туника разодралась в нескольких местах, из растрепавшихся волос исчез цветок — но девушка была жива, и румянец уже возвращался на ее лицо.
Атрид упал на
