Мекленбургский дьявол - Иван Валерьевич Оченков
С трудом открыв глаза, я попытался осмотреться, но тут же обессилено уронил голову на подушку. Кстати, почему я в кровати и что вообще вокруг происходит? Кажется, последний вопрос я задал вслух, потому что надо мной тут же склонилась какая-то страшная и лохматая физиономия. Ей-ей лешак из русских народных сказок.
— Вы ранены, ваше величество, — подозрительно знакомым голосом сообщило мне чудище.
— Пьер? — удивился я. — Что с тобой?
— Со мной все в порядке, — улыбнулся О´Конор. — И, к счастью, с вами тоже!
— Где я?
— На вашем флагмане, разумеется, — охотно сообщил мне лейб-медик, немного пригладив растрепавшуюся прическу. — Вы очередной раз одержали великую викторию, и теперь ваш победоносный флот возвращается домой.
— А почему меня так мутит?
— После кровопускания так бывает, — пожал плечами ирландец, но заметив, как переменилось мое лицо, поспешил заткнуться.
— Ты делал мне кровопускание?!
— Нет, ваше величество, с этим прекрасно справилась деревянная щепка, пропоровшая вашу ногу. К несчастью, в пылу сражения вы совершенно не обратили на нее внимания и вот результат — полный ботфорт вашей августейшей крови.
— Понятно, — отозвался я, поморщившись от очередного приступа дурноты.
— Море довольно свежее, — счел необходимым пояснить эскулап.
— Шторм?
— Пока нет! Но все идет к тому.
— Где Петерсон?
— Полагаю, у штурвала.
— Позовите его.
— Я рекомендовал бы вашему величеству полный покой…
— Пьер, вы меня плохо слышите?
— Я врач и обязан…
— Черт бы побрал тебя и твою черную ирландскую душу! — вскипел я. — Немедля позови сюда Петерсона, если не хочешь болтаться на рее, проклятый чернокнижкник!
— Вам явно лучше, сир, — невозмутимо отозвался врач, но все же передал кому-то мое распоряжение.
Через пару минут, на пороге каюты появился шкипер и, приложив два пальца к полям своей видавшей виды шляпы, внимательно посмотрел на меня.
— Подойди, Ян.
— Я здесь, государь, — отозвался он, подойдя к кровати.
— Чем окончилось сражение?
— Вы победили.
— А подробнее?
— Османы разбиты, ваше величество. Только трем их галерам удалось улизнуть, пока мы были заняты мавной, будь она неладна.
— Но хоть ее-то добили?
— Разумеется. Увидев, что с вами беда, я распорядился унести вас в каюту, чтобы не вносить уныния в наши ряды, после чего подвел «Святую Елену» к самому борту турка и скомандовал абордаж.
— Отлично. Вы захватили его?
— Скорее, то, что от него осталось. Говоря по совести, я опасался, что весть о вашем ранении смутит наших людей, но не тут-то было. Они дрались как черти, и в мгновение ока вырезали всех, кто был на борту этой посудины. Ну, кроме гребцов, конечно. Их мы успели освободить.
— Успели?
— Да. На короткой дистанции наши «грифоны» просто дьявольски эффективны. Обращенный к нам борт оказался разбит в хлам, и едва мы расковали последнего пленного, как турок начал тонуть.
— Что-нибудь еще удалось захватить?
— Нет. Две турецкие каторги сгорели, а трем удалось уйти.
— Преследовали?
— Нам было не до того…
— А я не про тебя. У нас было шесть галер, против четырех…
— Так что с того? — пожал плечами норвежец. — Османские корабли лучше маневрировали, лучше стреляли, их матросы лучше обучены. Сказать по чести, я удивлен, что им удалось потопить только одну нашу галеру.
— Что?!
— Да. Одну из тех, что мы захватили под Азовом. Они попытались взять ее на абордаж, и непременно добились бы своего, не будь у нас преимущества в силах. Поэтому отходя, просто разбили ей борт и были таковы. Никто не посмел их преследовать. И если вашему величеству будет угодно узнать мое мнение, то я полагаю, что ваши капитаны были правы. Им еще рано на равных тягаться с турками.
— Ты так думаешь?
— Я не первый год в море, государь и, смею надеяться, немного разбираюсь в своем ремесле. Пока что нам везет, но это не будет длиться вечно. Будь у наших врагов немного больше сил, дело могло кончиться плохо.
— И что, по-твоему, нужно делать?
— Все то, что вы уже делаете, ваше величество. Строить корабли, плавать по морям, учить людей и придет время, когда у вас появится настоящий флот.
— Ладно, я тебя понял. Скажи только, что с Варной?
— А что с ней сделается? Скопившиеся на ее рейде торговцы горели так, что мы не смогли бы подойти к берегу, даже если бы захотели. А к тому временим, когда они догорели, местные жители наверняка успели покинуть свои дома и укрыться в крепости.
— Значит, контрибуции нам не видать?
— Увы.
— Ну и черт с ней, — откинул я голову на подушку.
— Вам плохо? Может позвать этого бездельника О´Конора?
— К дьяволу коновала. Лучше кликни кого-нибудь из моих спальников.
— Я сейчас распоряжусь, чтобы их выпустили.
— Что?
— Когда стало понятно, что ваше величество ранены, — немного помявшись, поведал мне шкипер, — придворные стали шуметь и требовать, чтобы мы вышли из боя и занялись вашим спасением. Пришлось посадить их в канатный ящик.
— Хорошо, что ты не стал их слушать.
— Я давно служу вам, — скривил губы в легкой усмешке норвежец, — а потому знаю, каков у вас нрав.
— Ладно. Ступай. Хотя…
— Что, государь?
— Что с командами брандеров?
— Как ни странно, эти прохвосты уцелели, и теперь ждут вашей награды.
— Это хорошо. Вот оклемаюсь маленько и пожалую их.
— Вам действительно нужно отдохнуть. Постарайтесь заснуть, ваше величество.
— Заснешь тут, — пробурчал я, — какая-то хрень капает, как кувалдой по мозгам бьет…
Дальнейшее я помнил не слишком хорошо. Кажется шторм, о котором упоминал О´Конор усилился и наш изрядно болтало на волнах, а возможно все дело в моем самочувствии. Помню только, что за мной ухаживали, поили, меняли повязки, а затем я снова проваливался в черное забытье.
Впоследствии мне сказали, что это продолжалось три дня кряду, но тогда, казалось,
