Между двух огней - Ande
Савва перенес огонь на второй этаж и мансарду. Марк контролировал лестничный пролет, выделенный высоченной витриной, впрочем, с уже осыпавшимся окном. В свете уличных фонарей и китайского фейерверка, все было видно как днем. Я кинул гранату в прихожую и отошел в сторону. Ожье дисциплинированно держался сзади. После взрыва дал короткую очередь в проем, и вошел в дом. Нестерпимо воняло взрывчаткой. Сзади раздался выстрел. Гастон грамотно проконтролировал охранника. На глазах у нас очки автоконсервы. Рот и нос замотаны платками. Не для зловещести, а просто в воздухе пыль. Из сортира выглянул мужик. В руке у него пистолет. Пистолет, по мобильности, против пулемета как самокат против танкера. Но это если не готов. А я готов. Мужик натолкнулся на мою очередь словно на оглоблю, не успев вскинуть руку. В гостиной угадывалось какое-то шевеление. Достал гранату, выдернул чеку, скоба откинулась. Двадцать один, двадцать два. Нефиг, еще пол провалится на Наташу. Навесом кинул в гостиную, в сторону шевеления. Потолки — больше трех метров, нормально. Закрыл дверь и отскочил. Сзади раздался выстрел. Гастон мужика в сортире добил. Грохнуло, двери распахнулись. Ну да, стекол уже нет, так бы выбило, двери-то. Дал очередь в сторону шевеления. Бля, это шторы. После взрыва в гостиной и Марк теперь бьет только по второму этажу и мансарде. В гостиной, на полу, двое. Гастон проконтролировал. Судя по звукам, Яков энергично прется с черного хода. В области кабинета застучал его Томпсон. И что он в нем нашел? Я ссыпался в подвал. Нужная мне дверь была открыта. В комнате, на стуле, сидела связанная Наташа. Руки за спиной привязаны к стулу. К виску Наташи приставил наган тот самый мужик, что подходил в кафе.
— Брось оружие! Или она умрет! — вот бля, водевилей мне тут еще не хватало!
Пол-года! Два-три раза в неделю я получал по еблищу. А очнувшись, слышал: «Плохо, Кольцов! Заложник убит. Ты тоже». Но откуда этому дебилу знать?
— И он тоже пусть бросит оружие! — помог мне мужик, что держал Наташу на мушке. Обернулся вправо, как бы посмотреть на Гастона. Только моя правая рука продолжила за спиной движение и тяжелый камень ударил по руке с пистолетом у Наташиного виска. Он вскрикнул, да только я — вот он. Завершил разворот впечатав ему в висок приклад со всего маху.
Гребаной альфой по вымпелу и всех по яйцам! Я знал, что не все учту. Но я забыл про нож. Я не очень люблю ножи. Пользоваться умею. Но, не мое. Вот и забыл. Гастон вышел вперед и стильно разложил памятную бабочку. И кто теперь скажет что преступность — абсолютное зло? Разрезал веревки. Я стащил повязку на рту.
— Ну, Ванечка, ты так долго! — и собралась заплакать. — Помогите Моисею Соломоновичу!
Не будет плакать моя Вяземская. Вот еще! Просто пылища вокруг. Посмотрел в темный угол за дверью. Вот же я, победитель террористов хренов. И не заметил. А в углу сидел, привязанный, как и Наташа, господин Тейманис. Изрядно побитый. Но живой. Ну совсем интересно!
В коридоре послышался шум. Я перехватил пулемет.
— Свои! — это Яков.
— Зайди! — не опускаю ствол.
Якова прикрывал Жюль, друг Гастона. Кажется, он не безнадежен. Не поперся за Яковом.
— Все нормально? Давай тогда сваливать!
Я показал на Тейманиса. Мейдель присвистнул. Я показал Якову глазами на мужика. Он кивнул. Подхватил её на руки и пошел на выход.
Возле главного входа стояли две машины. Обычные такси. Только от Батиста. Гастон сгрузил Тейманиса в машину. Подошли Марк с Саввой. Гастон и Жюль схватили канистры и убежали в дом. По нашей договоренности, кроме оплаты, они на три минуты получают дом на разграбление.
Я подошел к Наташе.
— Ты сейчас летишь в Женеву. Поживешь у Саввы. Прости меня. Недели через две можно будет вернуться. Ладно?
Она долго на меня смотрела. Потом кивнула. Поцеловала и сказала:
— Кольцов. Я тебя ненавижу.
Мне стало легче. Примчались бандиты. От дома потянуло гарью. Такси с Наташей, Саввой, и Тейманисом отъехало первым. У Гастона на боку появилась объемная, плотно набитая сумка. Они, с Марком, уселись во второе такси и уехали. Мы с Яковом пошли на рю Де ла Мар. Я там запарковал свой Ситроен. Все оружие мы бросили на месте.
Говорить было невозможно. Салют продолжал греметь за спиной. Вся операция заняла, по часам, четыре минуты. Я с господином У договорился на двадцать. Думаю, на этом фоне наши шалости толком и не услышали.
Когда мы садились в машину салют бахнул напоследок и стих. Навалилась темнота, но вдали разгоралось другое зарево.
— Как думаешь, сгорит целиком?
— Сто литров бензина. Должно. Или Гастон вообще дите.
Я тронул автомобиль. Теперь нужно догнать поезд. Ничего сложного. Судя по расписанию, он отъехал еще километров на двадцать. Через час догоним.
— В кабинете было двое. Оба ранены. Я их добил. Двоих уложил Савва в гостиной. Больше в доме никого не было. — сообщил Яков.
— Хорошо. Теперь главное, чтоб погода позволила им улететь.
— Я расспросил господина в кабинете, и мужика в подвале. Оба назвали одно имя. Густав Ротшильд. Он приказал.
— Надо же! Кто бы мог подумать!
И я врубил вторую, энергично разгоняя авто. И выруливая на Северное Шоссе. До Компьеня семьдесят верст, успею. Если нет, то следующая точка — Вокзал Нуайон. Туда точно успею.
Потом я рулил, а Яков сидел рядом и боялся. С точки зрения двадцать первого века я спокойно ехал. Несчастный барон, услышав что мы едем быстрее ста километров побледнел. Я хмыкнул, не говорить же ему, что я, к себе за
