Алексей Волков - По обе стороны фронтира
Вообще, последние месяцы были на редкость удачными для репутации юноши. Спасение товарища, бегство из плена на чужом коне, захват ружья, теперь вот это…
Количество ку возросло настолько быстро, что впору подумать, не возглавить ли самому какой-нибудь поход? Для начала – из самых молодых. Когда-то ведь надо начинать! Раньше Медведь особо про это не думал, но вчера вечером впервые вдруг представил себя в роли вождя. Тогда и Тростинка пойдет за него с радостью.
Вождь в первую очередь – это человек уважаемый. Кому же не хочется уважения?
Шестом Медведь любовался долго. Быстрый Конь ведь постарше, в чем-то поопытнее, да только по количеству ку уже далеко позади.
Затем пришел черед трофеям. Каждую мелочь требовалось осмотреть, решить, нужна ли она? Скажем, пистолет явно пригодится. Охотиться с ним не станешь, далеко он не бьет, просто в бою случаются различные ситуации, и порою может понадобиться и он.
Дольше всего Медведь вертел в руках пенсне. Он помнил, что пленник пытался поднести прозрачные стеклышки к глазам. Для чего? Медведь попробовал, и мир расплылся, стал нечетким. Даже голова закружилась.
– Такие стекла носят бледнолицые с плохим зрением, – подсказал наблюдавший чуть в стороне Быстрый Конь.
Уж он-то достаточно часто общался с жителями Нью-Мексико или же с заезжими на Равнины торговцами, и не только понимал их речь, но и знал кое-что из обычаев и манер соседей.
Знания порою могут пригодиться. Особенно в торговле или в войне.
– Зачем?
– Говорят, тогда они видят лучше.
– Да? Посмотри! – Медведь протянул пенсне.
Напарник посмотрел и мотнул головой. Ему показалось, будто он стал слепнуть.
– Что? Лучше? – прекрасно понял Медведь.
– Может, помогает лишь тем, кто иначе не видит? – выдал догадку Конь.
– Разве так бывает? Кто слепой, начинает видеть. Кто зрячий – перестает, – высказал резонные сомнения Медведь.
– Но если слепые в стеклах видят еще хуже, тогда они не видят вообще ничего. И стекла носить не станут.
Звучало здраво. Кто же будет ухудшать себе зрение? Но почему стекла действовали столь избирательно? Или они помогали только хозяину, а другим старались навредить? Вдруг это некий колдовской предмет, настроенный духами исключительно на конкретного человека, а другим несущий зло?
Догадку требовалось проверить. Пленник видел плохо, это было заметно сразу. Постоянно пытался прищурить глаза, явно не видел того, что происходило в отдалении.
– Пойдем.
Команчи дружно поднялись и направились к прохаживающемуся пленнику. Кюхля заметил их приближение, остановился, стал ждать.
– Зачем это? – спросил по-испански Быстрый Конь, демонстрируя пенсне.
– Чтобы лучше видеть, – на том же языке машинально ответил Кюхля.
Торжествующий взгляд Коня был красноречивее любых слов.
Он перевел фразу пленника, а затем все-таки уточнил:
– Почему я вижу в них плохо?
– Пенсне помогает только тем, у кого плохое зрение, – слегка улыбнулся Кюхельбекер.
Улыбка у него была доброй и какой-то беззащитной.
Команчей молнией пронзила мысль: вдруг стекла, если смотреть сквозь них слишком долго, отнимают зрение навсегда? Что тогда? Слепой не может быть ни охотником, ни воином. Не разглядишь добычи, не заметишь врага, и самая крепкая рука не поможет попасть в цель.
Раздумывал Медведь недолго. Предмет был явно опасен, и лучше от него избавиться сразу, чем рисковать без пользы и славы.
– Держи, – он протянул пенсне пленнику.
Кюхельбекер недоверчиво посмотрел на собственную вещь, но потом понял: она возвращается к хозяину.
– Спасибо! Благодарю! Вы такие люди… – забормотал Кюхля на испанском, затем на русском, французском, немецком.
Поблагодарил бы на языке аборигенов, но, к стыду своему, не знал в нем даже самого главного слова.
Как-то забылось, что стоявшие перед ним люди убили Африкана. О том, что именно Медведь огрел по затылку его самого, тем самым заработав себе ку, Кюхля просто не знал.
Лишь теперь Кюхля смог оглядеться как следует. Местность как местность. Какой-то распадок, окруженный со всех сторон невысокими холмами и скалами. Даже полностью штатский чиновник сообразил – для лучшего укрытия, чтобы быть как можно незаметнее. Где-то журчал ручеек, вокруг зеленела трава, обеспечивая лошадей кормом, в стороне росли несколько небольших деревьев. Ничего необычного. Таких мест экспедиция оставила по пути столько, не сосчитать.
Благодарность пленника ничего не значила в глазах индейцев. Как и вообще благодарность любого бледнолицего. Разве что выраженная в каких-либо полезных вещах.
Но что взять у того, у кого уже все отобрано?
Кюхля вновь оказался предоставленным самому себе. Только на сей раз он хотя бы мог воспринимать гораздо больше из окружающего. Настроение мужчины соответственно немного улучшилось. Раз вернули одну вещь, следовательно, ничего страшного ему сейчас не угрожает.
Где же Вильгельму было подозревать: возвращение имело больше очистительную цель, и доброта была здесь абсолютно ни при чем. Судьба пленника в глазах команчей была предрешена. Раз торговцу хочется платить за скальпы, почему бы не снять его и с этого бледнолицего? Другой пользы от него все равно уже не будет.
Спасали Вильгельма лишь две вещи: самое главное ку с него уже было получено, а вождь ничего не сказал о дальнейшей судьбе. Вот вернутся в лагерь все воины, и тогда можно будет убить его публично, чтобы все видели мастерство в нанесении смертельного удара. И уже тогда воспользоваться скальпом. Пока же пусть поживет еще немного. Просто потому, что неинтересен.
Ушедшие в набег воины должны были вернуться лишь поздним вечером. Дорога долгая, да еще там требуется найти врага. Плюс – возвращение обратно. Быстро не управишься. Терпения оставшимся команчам было не занимать. Лишь раз они немного перекусили вяленым мясом. Кюхле тоже дали небольшой кусок. Припасов хватало, пусть поест в последний раз. Лучше, чем будет смотреть голодными глазами.
Время от времени индейцы по очереди поднимались на один из холмов, вглядывались в окружающую местность. Враги тоже могут быть умелыми. В прошлый поход Медведь имел возможность убедиться в этом, а не побывавший в Тешасе Конь знал из рассказов тех, кому посчастливилось вернуться.
Округа оставалась безжизненной. Прерия достаточно велика, чтобы так просто найти в ней тех, кто сумел хорошо укрыться. Гораздо удивительнее, если бы бледнолицые сумели обнаружить лагерь прямо сейчас, на третий день после того, как воины Орла обосновались здесь.
Места были весьма безлюдными. Оседлые племена селились подальше, где земля давала лучший урожай. Кочевые сюда практически не забредали. Прокормиться охотой даже небольшой группе было очень сложно. Тогда зачем?
Потому войск бледнолицые здесь не держали. Раз врагов не было, к чему солдаты?
Только откуда взялись казаки? Или бледнолицые в очередной раз умудрились предугадать ход команчей, как они уже проделывали в начале лета?
Но тогда их духи намного сильнее духов племени. Вон ведь, из разгромленного поселения бледнолицых команчам пришлось удирать, пока к пожарищу не подошла чуть припозднившаяся подмога. И даже там имелись потери. При полной внезапности налета. Пусть цель была достигнута, добыча оправдала поход, только не много ли воинов было потеряно при этом?
И вчера один-единственный казак успел убить двоих и одного тяжело ранил, да так, что тот еще ночью умер от раны.
Поневоле будешь помнить о казачьей сотне, станешь прислушиваться к каждому шороху да вглядываться в даль. Пусть казаки сейчас наверняка заняты иными делами и вряд ли подозревают о близости своих врагов. Не должны подозревать! Не должны!
День потихоньку проходил. Вместе с ним проходила подспудная тревога Медведя. Скоро вернутся группами свои, в лагере станет на некоторое время шумно. Воины начнут хвастаться подвигами – те, кому сегодня повезло их совершить. И тихо будут сидеть те, кто проездил день напрасно. Или вместо новых деяний поминать старые.
Если сегодняшние вылазки будут удачными, тогда действительно враги начнут рыскать, выискивая лагерь индейцев. Пока же…
Пропали два человека. И что? Сразу не хватятся. Мало ли что бывает?
Действительно, мало ли?
Лагерь в предгорье
– Чую, лагерь ихний где-то рядом. – Бычехвостов сдвинул на затылок фуражку и вытер пот со лба. – Скорее всего, вон за теми холмами.
Речь индейца ничем не отличалась от речи простого казака. С кем общался, от тех и нахватался.
Яков смотрел на казака с немым вопросом, и Бычехвостов счел нужным пояснить:
– Истоптано здесь сразу с нескольких сторон. И место там должно быть укрытое. Ворогам ведь что надобно? Налететь, а затем запрятаться. Здесь они, Яшка, не сумлевайся. Нутром чую.
Казаки переглянулись. Они и раньше двигались с исключительной осторожностью, теперь же надлежало превратиться в невидимок. Самое главное в воинском деле – разведка. Узнать все о противнике, когда он даже не подозревает о тебе, и тогда можешь делать с ним, что душе угодно.