Алексей Волков - По обе стороны фронтира
В руке индейца сверкнула сталь. Кюхля невольно попятился, однако лезвие коснулось лишь веревок.
Теперь Вильгельм был освобожден от пут, но только в этом ли заключается свобода? Даже были бы силы, куда бежать?
Тело ныло, руки и ноги затекли. Кюхля все же поднялся, пошатываясь, продолжая ощущать головокружение и все же машинально стараясь выпрямиться.
Пенсне куда-то пропало. Без него картина была не та, неясной, смутноватой, словно приходилось смотреть сквозь толщу воды. Даже так ясно было: здесь находится минимум человек тридцать индейцев. Кюхля не привык определять число людей на глаз. Да еще повсюду были лошади, и оттого чиновнику казалось, будто он вообще попал в какое-то столпотворение. Хотя неоднократно бывал и даже жил в Санкт-Петербурге, где уж население действительно велико. А уж во времена праздников и разных гуляний, когда собирались толпы…
Но тридцать противников, двадцать или сорок – какая разница?
Опять прозвучал вопрос. На этот раз задал его другой, и, кажется, прозвучало несколько смутно знакомых слов.
Если бы еще не болела голова!
Налетчики поняли состояние Кюхли и просто оставили его в покое. Мужчина сразу уселся где стоял, без мыслей, устало до отупения.
Уже чуть позже дошло, спрашивали на ломаном испанском. Язык Кюхля кое-как знал, он был вообще сравнительно способен к чужой речи, хотя, когда говорят с таким акцентом, тут и здоровому понять мудрено.
Даже сидеть оказалось трудно. Пришлось лечь прямо на землю, а там, к счастью, накатило беспамятство.
Когда Кюхля очнулся в первый раз, уже стемнело. Неподалеку бросал отсветы большой костер. От него доносились громкие голоса, порою вообще перекрывавшиеся дружным громким ревом. Тело затекло от непривычного лежания на неровностях. Вдобавок стало заметно прохладнее, и Кюхлю бил озноб. Голова тоже не прошла. Как прежде, подташнивало.
Разобрать в темноте что-либо Вильгельм не мог, но, кажется, его не охраняли. Куда уйдешь пешком в прерии?
Не охраняли – не значит, что совсем не наблюдали. Спустя какое-то время к сидящему Кюхле придвинулись силуэты, вложили что-то в руку. Вложенное оказалось куском мяса, и пленник машинально сжевал его, не чувствуя вкуса, просто как пищу, необходимую его организму.
Может, и хорошо, что не чувствовал. Вряд ли бывшему лицеисту и нынешнему чиновнику, пусть небольшого ранга, понравилась бы местная походная стряпня.
На этот раз Кюхельбекеру даже удалось понять смысл нескольких прозвучавших вопросов. Один из индейцев явно имел дела с испанцами, наверно, с команчеро, и на некоем подобии их языка попытался выяснить у пленника, откуда тот взялся посреди ничейных земель. Индейцы были наблюдательны. Трофеи подсказали – путешественники перед встречей ехали недолго, рассчитывая на скорое возвращение не то в поселение, не то в лагерь. Просто судя по поклаже, даже самый отчаянный человек ТАК в путь бы не пустился.
– Не знаю я обратной дороги, – искренне признался Кюхля. – Мой спутник знал. – А затем уже счел нужным немного приукрасить: – Нас здесь большой отряд. Полная сотня воинов.
Сотня воинов звучала солидно. Вряд ли индейцы захотят с ней связываться. Следовательно, хотя бы товарищи по путешествию окажутся в безопасности.
Большего Кюхля не сказал. Побоялся, что собеседники услышат в голосе фальшь и начнут рыскать в окрестностях в поисках остальных путешественников. Да и голова с ее непреходящей болью мешала разговорам.
– Сотня воинов? – уточнил у костра Бьющий Орел.
– Он так сказал, – подтвердил Быстрый Конь. Тот самый, который действительно порою выступал в качестве переводчика при торговле с жителями Нью-Мексико и потому знал их речь.
Сотня воинов было много. Когда в набег на сей раз пошло всего лишь шесть полных рук воинов, встреча с таким количеством противников не сулила добра. И даже славы, ибо откуда слава, когда некому станет рассказывать о последнем подвиге?
Торговец с диковинным именем Джонсон пообещал неплохую цену за каждый скальп бледнолицых. Лишь бы бледнолицые были из Тешаса или Нью-Мексико.
После общения с духами Бьющий Орел решил рискнуть. Результаты последнего похода в Тешас были сомнительны. Взята неплохая добыча, только уж очень много воинов не вернулись к родному племени. Потому вождю просто необходим был весомый успех и по возможности без потерь. Много воинов с собой взять было нельзя; Большая Охота продолжалась, однако и малым отрядом порою удается добиться многого.
В Тешасе возвращения команчей могли ждать. Кроме того, племя откочевало, сместившись значительно западнее. Значит, для налета следовало выбрать другую территорию. Там как раз проходила одна из дорог бледнолицых, путь из Мексики в Калифорнию, и Орел решил воспользоваться этим. Если расположиться где-нибудь в стороне, а затем время от времени совершать поездки к тракту, добиться можно многого. Найти неплохие места для засад, и добыча сама поплывет в руки. Несколько дней, а затем можно стремительно продвинуться вдоль дороги, уничтожая мелкие поселения, где бледнолицые меняют лошадей. После чего так же быстро раствориться в прерии и вернуться к племени, пока еще не закончилась Охота.
Еще одной причиной был возврат пленных. Тех, кому не повезло при встрече с отрядом бледнолицых. Все они благополучно вернулись к родным кочевьям, и, что странно, в отличие от сбежавшего Медведя, были просто отпущены на свободу. С наказом – больше в Тешас с налетчиками не соваться. Про другие земли не прозвучало ни слова, следовательно, даже из благодарности можно было в этом году выполнить просьбу неприятелей и напасть где-нибудь в ином месте.
Даже в Нью-Мексико, с которым команчей традиционно связывали дела торговые.
Медведь бы не стал захватывать Кюхельбекера. Судьба высокого бледнолицего была предрешена. Просто с первого удара его не убили, а лишь оглушили. Затем осмотрели седельные сумки, сразу пришли к выводу, что где-то должны быть еще люди, вот и решили узнать все подробнее.
И, что весьма важно, для получения ку достаточно первым ударить противника. Даже просто дотронуться до него. Остался ли он в живых, или нет – никого не волнует. А раз ку получено, какой смысл убивать, раз не будет за убийство ни почестей, ни славы?
С пленным не повезло. Надо было захватывать второго, только тот оказался воином, и взять его живым было весьма нелегко. А этот… Нескладный, явно плохо видящий, совсем не ориентирующийся на местности… Толку от него!
С другой стороны, известие, что где-то расположилась целая сотня воинов бледнолицых, тех, кого называют казаками, стоило гораздо больше сведений о какой-то мелкой группе. Ввязываться в открытый бой у Орла не было резона. Ему всего-то требовались скальпы. Любые потери играли против вождя. Значит, требовалось быть как можно осторожнее. Лучше всего действовать мелкими группами с расчетом, чтобы в случае опасности они могли немедленно уйти. Сегодняшние события показали – казаки опасны, даже захваченные врасплох. Надо объезжать их, по возможности, подальше, а нападать на тех бледнолицых, которые заняты мирным трудом. Как неловкий пленник.
Кюхля сам не ведал, что утром ему повезло второй раз. Вождь думал накануне убить его перед походом, только в суете сборов, распределения, кому и куда двигаться, и прочем позабыл о спящем в стороне пленнике.
Благо, выступали, как всегда, до рассвета.
Край Великих Равнин
Кто-то должен оставаться в лагере, когда большинство воинов его покидает. Нет смысла таскать с собой при налете все имущество, запасы провианта, уже захваченную добычу… Да мало ли что еще? Главное – всегда имеются вещи, которые лучше оставить в некоем месте, где устроена стоянка отряда.
На сей раз охранять имущество выпало Черному Медведю, Быстрому Коню и еще двоим воинам. Обидно торчать на месте, когда остальные совершают подвиги. И ничего не поделаешь. Зато вчера повезло и были заработаны ку. Может, духи будут благосклонны завтра: дабы не было обид, в лагере Орел оставлял людей поочередно.
В отличие от команчей, Кюхельбекер проснулся сравнительно поздно. Солнце уже успело вылезти из-за горизонта и даже чуть прогреть остывший за ночь воздух. Долгий сон пошел на пользу Вильгельму. Бил озноб от предутренней прохлады, тело ныло с непривычки спать прямо на земле, зато голова почти не болела, и даже тошнота куда-то прошла.
Настроения не прибавилось. В памяти отложилась гибель Африкана, собственное унижение, плен… Было обидно, горько, досадно, немного страшно.
Как и накануне, Кюхлю никто не охранял. Индейцы занимались какими-то своими делами. По близорукости своей и отсутствию пенсне Кюхля не мог понять, какими именно? Имей он пенсне, тоже далеко не факт, что сумел бы разобраться в творимой процедуре.
Медведь старательно наносил очередное ку на свой персональный, специально для подобных случаев созданный шест. Он первым коснулся врага, и теперь на любом празднике мог гордо выкрикивать про самый чтимый индейцами подвиг.
