Андрей Посняков - Атаман
Выведенный двумя мускулистыми воинами из темного трюма пленник – собственной персоной атаман «левой руки» Егор Вожников, бывший Капитан Удача – шурясь от дневного света, смачно зевнул и звякнул цепями:
– Спасибо, уважаемый господин, выспался неплохо. Вот только оковы, и в самом деле, немного мешали – руки натерли… Да! Не угостите ли вы меня… вина не прошу, хотя бы холодным шербетом или просто водой – голова прямо раскалывается. – Егор усмехнулся. – И так-то вчера перепил, так еще и кто-то по башке треснул. Ваши люди, я так полагаю?
Ильяс-бей, чуть улыбнувшись, кивнул:
– Они. – И тут же прищелкнул пальцами: – Принесите ему пить. Да, и снимите цепи.
А куда бы мог деться узник? Узкая корма, шестеро вооруженных воинов, да еще и сам Ильяс-бей с Азатом. Ну, куда? А этот пленник… ну и тип! Забавный. Хочет показать себя храбрецом? Ну-ну. Вельможа хищно прищурился. Дать ему плетей! Обязательно, да отделать так, чтоб едва жив был, чтоб вся самоуверенность, весь гонор слетели начисто… Так и сделать! Но сначала пусть пьет… пусть…
– Ох, как хорошо!
Держа обеими руками тяжелую чашу, Егор пил долго, внимательно осматриваясь. Не очень ему нравились те двое воинов, что стояли рядом с саблями наголо. Да-а, тут не особо дернешься… и чего они эти сабли достали-то? Ведь когда из трюма вели, оружие свое держали в ножнах, а вытащили когда? Когда сняли оковы? Нет… точно нет. Ага – когда принесли чашу! Слишком тяжелая. Вот и опасаются – вдруг?.. Так не надо, чтоб опасались…
– Благодарствую, уважаемый господин! – Вернув чашу подошедшему слуге, молодой человек поклонился, приложив руку к сердцу, и одновременно сделал пару почти незаметных шажков к воинам – сразу за ними уже начинался борт… река… свобода… Сабли, сабли спрячьте, ведь все уже – попил, и тяжелую чашку отдал. Ага, убрали! А ветер-то свежий – зыбь! Еще попробуйте стрелами попадите…
Кланяясь и благодаря, Вожников продвинулся еще на несколько шагов, оказавшись рядом с воинами… Совсем-совсем рядом. Кандидат в мастера спорта по боксу! На расстоянии вытянутой руки! Ага. Варежками-то прощелкали, идиоты. А теперь уж…
Выпрямляясь, тому, что слева – апперкот – снизу в подбородок… а второму – прямой в переносицу!
Два удара – бух, бух – словно молния. И столь же быстро с борта вниз, в воду. На судне, конечно, сразу забегали, похватали луки, но и Вожников был не лыком шит, недаром ведь – Капитан Удача!
Плыл под водой, как мог, долго, вынырнул – просвистели над головой стрелы, впились в синие волны, уходя на дно. Глотнув воздуха, беглец снова нырнул… вынырнул… как раз у самой воронки, водоворота! Не заметил, что ж… Течение оказалось сильнее: схватило, потащило, потянуло на дно, словно кто-то вдруг дернул за ноги. Егор боролся из последних сил, и все же… Вот вам и Капитан Удача, скорее уж Капитан Неудача.
– Он утонул, господин, – выбравшись из челна на борт, доложил воин. – Затянуло в воронку. Течение очень сильное, там и лодки иногда тонут.
– Я знаю, – хмуро кивнул Ильяс-бей.
– Может быть, господин, подождать пока выкинет тело? – Не отрывая взгляда от синих речных волн, Азат закинул лук за спину.
Вельможа дернул головой:
– Нет! Ждать нам здесь некогда, надо спешить в Булгар, предупредить.
– Но ведь разбойники же пьяны!
– Ты плохо их знаешь, мой мальчик. Эй, славные воины! Ставьте паруса, берите весла – нас ждет великий город Булгар… и великая битва. А этот беглец, – скривившись, Ильяс-бей презрительно сплюнул в воду. – Да пусть душу его обрящет шайтан!
Холодное и стремительное течение несло Егора, как щепку, иногда выплевывая на поверхность, а иногда унося вглубь, и с этим уж ничего нельзя было поделать – стихия – лишь поглубже вдохнуть на поверхности да горячо молиться. Ох, как быстро-то! Оно хорошо – теперь уж эти утырки при всем желании не догонят. Да еще холод разгоняет хмель, так и окончательно протрезветь недолго…
Ввухх!!! Мощным рывком пловца в очередной раз вышвырнуло на поверхность, понесло близ берега, и тут уж Капитан Удача не стал теряться – ухватился за куст… мимо, оторвало, понесло дальше, и вода набивалась в горло, и снова потянуло на дно… Слава Богу, сапоги стянуло течением, унесло… Чу! А что это несется рядом? Бревно? Ну да, обломанный ствол дерева, плавник… Егор рванулся изо всех сил, нагнал, ухватился… и немного перевел дух – теперь хотя бы дышать можно, на дно не утянет, если только вместе с бревном. А течение-то не ослабло, нет, даже, кажется, еще больше усилилось и несло… прямо на камни!
Не думая, беглец с силой оттолкнулся от бревна и поплыл прочь… быстрее, быстрее!!! И не видел вокруг ничего, да, казалось, ничего вокруг и не было – только бурные волны, стремнина и – впереди, уже очень близко – пенные от злобы камни.
– Помогите ему!
На палубе большого и широкого судна с тремя мачтами и худосочным рядом гребцов, скрестив на груди руки, стоял высокий человек в зеленой чалме и роскошном парчовом халате. Длинную, крашенную хной в рыже-красный цвет бороду его развевал ветер, смуглое, с большим горбатым носом лицо казалось застывшим, как камень. Впрочем, в глазах читался какой-то интерес.
– Что вы сказали, уважаемый Ибрагим-агы? – Подбежав, почтительно поклонился слуга… нет, скорее, приказчик – молодой, юркий, живенький, в халате куда менее богатом, нежели у достопочтенного Ибрагима-агы, но в пестром, щедро расшитом бисером тюрбане.
– Помогите ему, Новруз. Отвяжите шлюпку!
– Сделаем, господин.
Приказчик убежал на корму, быстро отдал распоряжения кормщику и матросам. Вернулся и доложил:
– Мы подняли его, досточтимейший господин Ибрагим-агы. Позвольте спросить?
– Спрашивай, Новруз, спрашивай, ибо как ты еще научишься нашему непростому торговому делу? Торговать людьми – большое искусство, и тут ничего лишнего не бывает. Тем более, такой сильный раб – ты видел, как долго он боролся с течением?
Новруз опустил глаза:
– Я бы такого не взял. Он слишком силен и… и привык бороться! Он воин.
Работорговец неожиданно расхохотался, затряс красной своей бородой, словно лисьим хвостом:
– Ты верно заметил, мой дорогой. Я бы тоже не взял себе такого невольника. Себе… Но продать другим его можно… и даже нужно, да еще за хорошую цену. Так мы и сделаем, мой дорогой племянник.
– Да, дядюшка. Только… – Приказчик был неугомонным, все никак не отставал от купца. – Только – ведь это мелочь, не так ли? У нас и так много невольников, все трюмы забиты.
– Забиты, да, – спокойно согласился работорговец. – И, если бы нужно было гнаться за этим рабом или пристать к берегу, я бы на это не пошел. Но тут… плыл себе по реке бесхозный раб – а мы просто протянули руку и взяли. Вообще без всяких хлопот!
– Вы очень мудры, дядюшка, да продлит Аллах всемогущий и всемилостивейший ваши годы. – Новруз молитвенно сложил на груди руки и снова, не удержавшись, спросил: – Мы продадим наш товар в Сарае? Или повезем домой?
Ибрагим-агы почмокал:
– И дом, и даже Сарай – слишком уж далеко, а невольники склонны помирать, как рыбы в тухлой воде, что нам прямой убыток. Скольких уже выбросили?
– Тринадцать.
– Вот видишь.
– Тогда – Булгар?
– А Булгар слишком близко… Нет! Мы продадим невольников в Бельджамене – мужчин и женщин, и купим там же взамен красивейших юных девственниц и мальчиков – для утех владык.
– Вы мудры, дядюшка Ибрагим! – льстиво воскликнул приказчик. – Я всегда знал, как вы мудры.
Надсмотрщик – здоровенный, с голой, заросшей рыжими волосами грудью и широченных шальварах, подпоясанных алым поясом, осмотрел рабов, только что приведенных с рынка, и, щелкнув бичом, язвительно осведомился:
– Кто хочет отведать плетки, а, глина? А тот, кто затеет драку или будет непослушен… Или… Ты!!! – Грязный палец его вдруг уткнулся прямо в Егора. – У тебя слишком гордый взгляд, глина. Видишь, там, в углу – скамья? Ложись на нее и подставляй спину. Клянусь Аллахом, я не забью тебя до смерти, ну уму-разуму поучу! Ну? Я должен тебе повторять, глина?!
Отбросив плеть, детина размахнулся… Егор машинально убрался с линии удара и тут же перешел в контратаку – свинг слева, в челюсть… ха-р-роший такой – бух!
Все невольники и столпившаяся на заднем дворе хозяйская челядь обомлели. Глазам своим не поверили. Еще никто и никогда не осмеливался… Тем более – самого Кызыма, старшего надсмотрщика достопочтенного Хидаяс-бека, смотрителя фонтанов и бань. О свирепой силе и мстительности Кызыма здесь был осведомлен каждый. Боялись все, даже наглая ближняя челядь, всякие там прислужники, сказители, цирюльники.
– Ах ты… – отскочив в сторону, надсмотрщик помотал головой, словно не до конца оглушенный бык, и, резко выкинув правую руку, приказал уже подбежавшим стражникам с копьями и палашами: – Стоять! Я сам с ним. Эх!
Он снова нанес удар, и молодой человек снова уклонился, отскочил на просторное место – и снова нанес удар, на это раз – двойной в печень – бух-бух.
