Физрук-10: назад в СССР - Валерий Александрович Гуров
В ответ на это, я пробурчал:
— Я не проживу вечно, Ортодокс.
— К сожалению — да. Жаль только, что вы отказались от регулярного приема нашей сыворотки.
— Не хочу стать Вечным Жидом.
— Ваше право.
— Это то, что рассказал мне мой дружок врач. Я кивнул и на этом наш разговор закончился… — пояснил Третьяковский. — Потом Голубева вызвали куда-то. А меня вдруг сморил сон. И мне приснилось будущее. Как будто я стою возле окна в очень высоком здании. Стекла словно и нет вовсе, или оно настолько прозрачное, что его совсем не видно. На минуту мне стало страшно и я шагнул назад в просторную, совершенно пустую комнату, но пересилил себя и вернулся к окну, глядя на весенний лес, который простирался во все стороны. Во сне обычно знаешь всё и всё понимаешь.
Я знал, что нахожусь в доме, настолько огромном, что он касается крышей облаков, что комната с прозрачной стеной не нуждается в постоянной мебели, но стоит лишь захотеть и появится кресло, или диван, или телевизор. Пока что ничего этого мне не было нужно, я стоял у стены-окна и наблюдал забелой звездочкой, которая вдруг появилась на краю закатного неба. Тускнея, она увеличивалась в размерах. Видимо — приближалась. Вдруг я разобрал, что лучики — это два крыла, которыми взмахивает существо, похожее на гигантскую осу.
Я даже оперся ладонями о стекло, которое отделяло меня от зеленой бездны, чтобы разглядеть летающее существо подробнее. И чудо-оса сама решила мне помочь. Она вдруг рванула в мою сторону. Я отпрянул, но тут же с облегчением расхохотался. Никакая это не гигантская оса, а просто летающая машина. Огромные, сложно устроенные крылья удерживали аппарат в воздухе. За прозрачным, похожем на выпуклые глаза насекомого фонарем кабины, я увидел женщину, которая помахала мне рукой. «Лидия!» — крикнул я и проснулся.
За окном было темно. С неприятным ощущениям, что могу пропустить что-то очень важное, я вскочил с диванчика на котором сладко почивал, кинулся в сортир, потом в ванную, оттуда в прихожую и на улицу. Уже через пару шагов я понял, что в городке что-то назревает. Над крышами, по низкому облачному небу шарили лучи прожекторов, словно ожидался налет вражеской авиации. При этом на улицах, как и днем, не было ни души, но и тишины — тоже. Не то что бы до моего слуха доносились какие-нибудь крики, или там вой сирен, или что-то еще, что сопровождает панику или надвигающуюся катастрофу, нет, ничего этого я не слышал.
Тишину нарушали другие звуки — тихие и отдаленные. Они напоминали музыку, только исполняемую на инструментах, которые мне известны не были. Был бы композитором или хотя бы владей нотной грамотой достаточно, чтобы записывать музыку на слух, я бы ее обязательно зафиксировал. А еще кто-то то ли говорил, то ли читал стихи, то ли пел без аккомпаниатора, потому что произносимый текст по ритму не совпадал с музыкой. Почему-то мне стало не по себе и оглянувшись, я увидел, что в одном из домов окна ярко освещены.
Мне вдруг расхотелось шататься по темному городу и я двинулся к дому. Наверное моя реакция была не более разумной, чем у мотылька, льнущего к освещенному окну. Дверь оказалась не запертой. Войдя в маленькую темную прихожую, я остановился, чтобы перевести дух. Из прихожей был виден свет, проникающий из полуотворенной двери. Там явно кто-то находился. Настороженным слухом я улавливал тихий скрип и шуршание. Надо было постучать или спросить разрешения войти, но я шагнул к двери и толкнул ее.
Комната оказалась пуста, но ярко освещена. Горела не только люстра, но и настольная лампа. Под ее никому не нужным светом, на столе поверх каких-то бумаг лежало резиновая маска — не противогаз или респиратор, а та, которую натягивают на голову, когда хотят скрыть собственное лицо. Подкравшись к столу, я приподнял еедвумя пальцами и тут же отшвырнул ее от себя. Потому что в моей руке, криво улыбаясь, висело всегда доброе и немного печальное лицо… Голубева. Ей богу, меня чуть не вырвало.
Не помню, как выскочил из этого проклятого дома. И сразу бросился бежать. Плевать на членкора, гигантскую свечу Башни, на этот лукавый город, но Ортодокса и всех его подопечных, включая детишек. Надо как можно скорее сделать ноги и больше ни за какие коврижки не соглашаться иметь дело с какими-либо безумными проектами. Осяду в Москве, разберусь с папкой, которую мне всучил главный инсектоморф. Кстати, где папка? Я остановился. Ну да, она же осталась в квартирке Голубева. Вернуться за нею или ну ее к черту?
И я решил махнуть рукой. Если уж рвать со всем этим, так рвать безвозвратно. И я рванул вперед изо всех сил. На окраине меня нагнал автомобиль. Знакомый мне еще по Эстонии. Тот кто сидел за рулем, побибикал, но я проигнорировал. «Козлик» обогнал меня, развернулся поперек бетонки и встал. Мне пришлось притормозить, чтобы не врезаться в человека, который вышел из машины. Лицо егобыло в тени от полей шляпы, но я не удивился, если бы у негосовсем бы не оказалось лица. Ведь он его забыл в том ярко освещенном кабинете.
— Убегаешь, дружище? — осведомился Эрнест обычным своим доброжелательным голосом. — Правильно делаешь! Кстати, могу подбросить до города.
— А маску ты не забыл? — произнес я.
Из кабины вездехода падал свет и, борясь с отвращением, я все-таки заглянул под шляпу врача, но увидел лишь гладко выбритый подбородок.
— Время масок прошло, — ответил он, и жестом предложил мне занять пассажирское место. — Кстати, ты забыл папку. Она там, на сиденье.
И вдруг раздался громкий хлюпающий звук. Мы с Голубевым обернулись к городку. И увидели в свете прожекторов как медленно оседает Башня. Ее верхушка накренилась и стремительно устремилась к подножию, а основание стало расплываться.
— В машину! — заорал врач. — Быстро!
Он запрыгнул первым. Я за ним. Хорошо,
