Смерти вопреки - Алексей Викторович Вязовский
– Да, все всё знают, – я тяжело вздохнул. Самый поганый разговор с Черным у нас состоялся три дня назад. – Легких тащим до последнего, тяжелых… пуля в голову или гранату в руки, если в сознании.
– Никто не передумал?
– Никто.
Глава 22
Пока летели, вникал в документы, что оставили немцы. Плюс Иво сумел достать копии некоторых бумаг из Комитета по теме детектора лжи. Не такие, что «перед прочтением съесть», но с грифами.
Вопрос меня волновал по вполне прозаической причине. Если полиграф уже начал свое победное шествие по спецслужбам мира – это просто вопрос времени, когда нас всех в КГБ прогонят через аппарат. Глав управлений, замов, начальников отделов. Это по минимуму. А как появится несколько подготовленных бригад полиграфологов, так и до рядовых сотрудников дойдет. А мне попадать под подозрение категорически не хотелось. Один расслабляющий укол химии – я запою, как соловей. И ладно бы ценный соловей. Но ведь я плохо знаю историю, еще хуже всякие технологии из будущего, которые могут потребоваться руководству страны. Будет как в том анекдоте про преподавателя военного вуза, который объяснял тупым курсантам, что они все потенциально герои СССР. Посмертно. Ибо даже под страшными пытками не выдадут врагу секреты – учились плохо. Натурально мой вариант. Выпотрошат, что знаю, и все, «неопознанный труп, объеденный раками, нашли в реке». Значит, что? Надо подготовиться и придумать защиту.
Сначала я вник в историю вопроса. Впервые в Комитете детектором лжи заинтересовались после провала Абеля. Да, сдал его сбежавший радист-шифровальщик, но американцы не были до конца уверены в виновности Рудольфа. Допросы ничего не дали (Абель упорно молчал), тогда подозреваемого подключили к детектору лжи и начали показывать ему «кино». Абель даже не понял, зачем устроено все это шоу. Сначала ему показывали изображения разных стран – Японии, Нигерии, Израиля. А потом внезапно включили виды СССР… В тот момент, когда разведчик увидел контуры Советского Союза на карте, у него повысилось кровяное давление и участилось дыхание. Американцы получили свои доказательства.
Другой советский разведчик – некий «Немо» – смог успешно пройти проверки полиграфа в израильской службе безопасности Шабак. Он использовал метод рационализации. То есть перед проверкой сам составил те вопросы, которые ему могли задать, придумал правдоподобные ответы для себя. Передавали ли вы секретные сведения разведкам третьих стран? Нет, я не передавал. Я просто делился важной для человечества научной информацией. Она не может быть секретна. Судя по всему, «Немо» использовал самогипноз, чтобы убедить себя в правдивости некоторых ответов.
Еще один вариант – косметическо-фармацевтический. Я так для себя окрестил его. Дыхание и сердцебиение подготовленный разведчик вполне может контролировать. Но не потоотделение. На пальцы, куда крепился датчик, наносился специальный крем, который мешал правильно определить изменение электрической проводимости кожи. Плюс таблеточки. Из разряда успокаивающих. Даже захочешь понервничать – сердечко не шелохнется.
Проблемка была в том, что опытный полиграфолог заметит твою заторможенность. Отложит или перенесет опрос.
Канцелярская кнопка в ботинке? Тоже не очень эффективно. Специалист увидит на расшифровке посторонние «шумы», это даст повод заняться подозреваемым совсем плотно.
Так ничего не придумав, я пошел в туалет и сжег в железном умывальнике все копии, смыл пепел. Чем, кстати, вызвал возмущение пилотов – кто-то унюхал дым задымления.
Началась суета, объявился старый знакомый – молодой, безусый летун. Тот самый, которого я просил водочки принести на обратном пути из Вьетнама. Скандала тогда не случилось – трудно выяснять отношения с двухметровыми спецназовцами по сто килограммов. Не случилось ругани и сейчас.
– Кто курил, товарищи?! – мрачный пилот прошелся по салону, принюхался.
– Армянское радио спросили, – решил я пошутить, чтобы разрядить ситуацию: – «В чем сходство между женщиной и сигаретой?» Армянское радио подумало и ответило: «С обеими без фильтра – намного опаснее, но зачастую приятнее…»
Народ засмеялся, зашушукался. Пилот тоже не выдержал, заулыбался.
– Товарищ майор! Предупреждали же! Везем опасные грузы… – летун кивнул на ящики с автоматами, гранатами. – Нельзя курить!
– Не курил. Истинный крест!
Самолет качнуло, мы вошли в зону турбулентности. Пилот сбежал в кабину, бойцы затихли.
* * *
Вьетнам встречал привычной влажной жарой и стрекотом ночных цикад. А еще на взлетке нас у автобуса ждала… Лиен! Собственной персоной. В форме вьетконга, с пистолетом на ремне. Вся такая серьезная, но улыбка нет-нет да проскочит.
– Ты лейтенант?! – я обнял смущенную девушку. – Вот это номер!
– Рада тебя видеть, да, вот дали звание. Теперь работаю в Министерстве обороны.
– И русский какой у тебя замечательный! Помнится, и двух слов связать не могла.
– Почти год учила. Курирую теперь ваших советников.
Из автобуса вышел знакомый мне Зайцев. Анатолий Сафронович. Главный военный советник или что-то типа того. Именно ему мы сдавали всякую секретку от американского самолета-разведчика.
– Товарищи, прошу в автобус, поскорее, поскорее. Ханой регулярно бомбят. – Зайцев начал дирижировать выгружающимися спецназовцами, но заметив генерала Зорина, подувял. Без него есть кому командовать.
Из самолета вышел Огонек, тоже обнялся с Лиен.
– Как твое здоровье? – спросил Незлобин.
Вот же я дурак – Веня первым вспомнил.
– Все давно зажило. Как на… – тут девушка впала в ступор. – Есть пословица, там животное.
– Как на собаке, – я подал Лиен руку на входе в автобус, разместился на первом сиденье. Девушка села рядом.
– У тебя кольцо на пальце. Женился?
– Ага.
– И кто она?
– Не важно. Очень хороший человек… – я кинул на Лиен быстрый взгляд. Ее лицо было бесстрастным. Интересно, вспоминает она сейчас про наше кувыркание под звездным небом?
– Был молод, снились одалиски, – на сиденье позади Пушкин хмыкнул, начал цитировать какой-то стих:
Вакханки, шлюхи, гейши, киски;
Теперь со мной живет жена,
А ночью снится тишина.
Бойцы засмеялись, кто-то даже уронил что-то железное. Надеюсь, не гранату.
Автобус вырулил из аэропорта, почапал по темным улицам ханойских предместий.
– Кто автор стиха? – я повернулся к Байкалову. – Смешно пишет.
– Какой-то Губерман. Дали тут на досуге почитать литературный журнал… Хорошо чертяка сочиняет. Лучше меня.
Ах да, Пушкин же у нас поэт…
– Как называется?
– Синтаксис.
– Не знаю такого.
– Самиздатовский. Через копирку напечатанный.
Тут-то я и охренел. Взял Незлобина за отворот комбеза, тихо произнес:
– Ты что творишь?!
– А что такого? – Байкалов слегка побледнел. – Обычный журнал. Ну там статьи, стихи, ничего такого…
Я слегка приподнялся, посмотрел в салон. Слава богу, Зорин с Зайцевым расположились на заднем сиденье и о чем-то тихо разговаривали.
– Это же антисоветчина!
– Да он старый, потрепанный. Ничего там такого нет…
Угу. Три года
