Итерация II (СИ) - Корольков
— Значит так, Шмаков! Свои предложения по маршруту доложишь майору Логинову лично. И если он сразу тебя не прибьёт, по команде прыгаешь в машину, и ведёшь себя тихо — тихо, как мышь под веником. Но, запомни — за здоровье каждого красноармейца — отвечаешь головой. Если хоть один заболеет… Семь шкур спущу, ты меня знаешь! И сам переобуйся!
— Понял, товарищ комиссар. — без огонька ответил Михаил, — Можно я уже пойду?
— Эх, Шмаков! Ты же кадровый военный, училище закончил, а устава не знаешь и отвечаешь, словно в армию попал из глухой деревни всего лишь две недели назад. Иди уже, горе луковое.
— Слушаюсь. — Михаил отдал честь, и двинулся к полуторке.
— Н-да! С этим кадром Логинов точно не соскучится. — вполголоса сказал комиссар, развернулся и пошёл по своим делам.
Подойдя к машине и открыв дверь, Шмаков оглянулся, увидев удаляющегося Выскребенцева. Тем не менее, он аккуратно вытащил из кабины заплечный мешок, закинул его за спину и побрёл в казарму. Но, далеко не ушёл. Его внимание привлекли несколько машин, стоявших в стороне от колонны и охранявшихся часовым.
— Хм. — задумчиво сказал Михаил, — Когда я шёл сюда, никакого часового не было. Не иначе, что-то секретное привезли. Любопытно…
— Слышь, браток, не знаешь, что там в машинах? — спросил он кутающегося в шинель часового.
— Папироской угостите, тащ лейтенант — скажу.
— Какую папироску? Часовому запрещено курить на посту. — неожиданно для себя, Шмаков вспомнил обязанности часового. Всё же не зря его заставляли учить уставы, в нужный момент крупицы знаний пригодились.
— Так и разговаривать на посту тоже нельзя. А вот вызвать разводящего и задержать сующего не в свое дело гражданина — можно. — парировал часовой и отвернулся от Шмакова.
— Да ладно тебе, это я шуткую. — примирительно сказал Михаил, достал из коробки пару папирос и протянул часовому. — Держи.
Боец степенно повернулся к Шмакову, взял курево и спрятал по козырёк шапки.
— Водку привезли. Говорят, бойцам нальют, которые в машинах будут трястись. Эх солдатская ты судьба — судьбинушка. Не иначе на фронт поедут, белофинна воевать.
— К-к-к-как на фронт? — от волнения Михаил начала заикаться, — Не хочу на фронт.
— Дык кто спросит? Прикажут — так лебедем полетишь.
— Что же делать? Что же делать? — зачастил Шмаков.
— А хошь, я тебе ногу прострелю, аль штыком пырну? Разводящему скажу, что в машину лез, вот я и применил, так сказать, оружие по нарушителю. Мне — отпуск, а ты — в больничку. Глядишь, и война кончится.
Ярко представив болезненные и неприятные последствия от заманчивого на первый взгляд предложения, Михаил задумался:
«Не может быть, чтобы Финляндия была ближе Воронежа. А товарищ комиссар сказал, что ехать дня четыре. Хм. Даже напрямки — не поспеть. А значица, что? Не прав часовой, ни на какую войну мы не едем. А Логинову ничего про свой маршрут говорить не буду, он поди и не знает, что кратчайшее расстояние — это прямая. Пущай покрутиться, глядишь — целее будем!». Ободрённый этими мыслями, Михаил поправил лямки заплечного мешка и бодро зарысил в расположение роты.
***
Убывающий полк построился на плацу. Время поджимало, потому и митинг, посвящённый маршу, был коротким, всего два выступающих: командир и комиссар полка. Вот прозвучали последние напутственные слова, на центр построения вышел врио комполка майор Логинов и подал долгожданную команду:
— По маши-и-и-и-и-нам!!!
Бойцы и командиры бросились врассыпную, пытаясь как можно быстрее занять места. Броуновское движение продолжалось недолго и вскоре людские водовороты у задних бортов исчезли. Логинов собрался уж было занять своё место, как неожиданно увидел идущего пружинистым шагом к колонне и державшего в руках небольшой фанерный чемодан комиссара полка. Поставив свой мешок в кабину, майор двинулся навстречу начальству.
— Евгений Михайлович, так Вы все же с нами?
— Конечно. С полком, впереди, на лихом коне! — улыбнулся комиссар, — Ну всё, Михаил Епифанович, время поджимает, на привале поговорим. Приказывайте начать марш.
— Слушаюсь! — ответил майор и достав красный флажок, просигналил начало движения. Его сигнал был замечен и флажки замелькали вдоль всей колонны, дублируя полученную команду.
Ну, с богом. — тихонечко под нос сказал комполка запрыгивая в кабину грузовика.
Окутанная клубами дыма, постепенно набирающая ход длинная змея грузовиков потянулась к выезду.
Старший лейтенант Шмаков никак не мог найти удобную позу, вот и вертелся на жёсткой лавке полуторки. Шинель и валенки сковывали движения, цеплялись за рычаги и разные выступающие детали. Хорошо, что он догадался снять и постелить на сидение меховой жилет. На нём и сидеть удобнее, и шинелка всё же посвободнее. Крутанувшись в очередной раз, он случайно зацепил валенком заплечный мешок. В мешке что-то звякнуло, хрустнуло и вскоре по кабине поплыл запах самогона.
— Твою же мать! — в сердцах плюнул Шмаков, — Вот и кранты!
— Самогонку что ль разлил? — усмехнулся в пышные, прокуренные усы водитель, крепкий, широкоплечий мужчина, на вид лет тридцати пяти.
— Её, родимую. И как теперь ехать? Хорошо — вторая уцелела, до привала хватит. — огорченно бормотал Михаил. — Ну что ты будешь делать…
— Что там ещё? — полюбопытствовал шофёр.
— Как что? Всё в самогонке: вещи, продукты. Хорошо, хоть документы догадался убрать. Ай!
— Что случилось?
— Порезался! — пробурчал старлей, засовывая в рот окровавленный палец, — А ну стой! Видишь — командир ранетый!
— Ща! Так я и остановился! За срыв графика ваш командир голову оторвёт. На-ка тряпицу, замотаешь. Не боись, она чистая. А в мешок не лезь, будет привал, там и приберёшься.
— А кружка есть? Рану надо прозе… прозеденхфи… Тьфу, чорт, промыть надо, вот!
— Держи. — левой рукой шофёр достал из-за спины слегка помятую кружку, — Пойдёт?
— А куда деваться… — горестно вздохнул Шмаков, зажал коленями кружку, из оставшейся целой бутылки вытащил зубами самодельную деревянную пробку и только приготовился плеснуть себе винную порцию, как был остановлен насмешливым вопросом водителя:
— Что, без закуски решил хлебать? Силён, тащ лейтенант!
— Где я тебе закуску найду? — огрызнулся Миша, — Всё спиртом залил, да ещё и стёкла… Хотя, погодь! Есть закусь!
Порывшись в карманах брюк, Шмаков достал два куска грязноватого колотого сахара и подул на них, словно это могло избавить продукт от налипших крошек. Шедро набулькав в кружку спиртное, он зажал коленями бутыль, приподнял тару, будто чокаясь с кем-то невидимым и со словами: «Ну, за дорогу!», опрокинул содержимое в глотку. Резко выдохнул, поморщился, зябко повёл плечами и занюхал сахаром и взялся за бутылку вновь.
— Вы бы не частили, товарищ командир. Привал нескоро. — улыбаясь в усы предупредил шофёр.
— Но-но-но! Поучи мне ещё красного командира! — слегка захмелев
