Львиное логово - Дмитрий Чайка

На возвышение взошел персидский царь в позолоченном доспехе. Громила с бычьей шеей нависал над сухоньким старичком, каким казался Мардук-апла-иддин. Пожилой царь поднялся, поклонился Ахемену, вызвав вздох огромной толпы, и заговорил.

— Дети мои, сегодня я передаю царскую власть достойнейшему из владык. Слушайте его и почитайте. Он за короткое время сотворил столько, сколько сделал не каждый бог. Благословляю вас!

И Мардук-апла-иддин снял с себя царское ожерелье и надел на Ахемена. Потом передал скипетр. Толпа ошарашенно молчала.

— Проси чего хочешь, — тихо сказал Ахемен.

— Верни меня домой, великий царь, — просто попросил его почтенный купец Таб-цилли-Мардук.

— Дети мои, — вещал с возвышения перед входом в Храм Эсагила, чудесным образом спасшийся, Аткаль-ан-Мардук. — Сам великий бог явился мне и сказал, что призывает к себе, на небеса.

Толпа ахнула. Улица Процессий могла вместить чудовищное количество народа, и она его вместила. Любопытные сидели даже на стенах, что ее окружали, свешиваясь гроздьями. Не бывало еще такого. Чтобы сам бог живого человека к себе призвал. Чудо! Толпа внимала. Некоторые подняли на руки детей.

— Открыл мне сам Мардук тайну великую и поручил вам ее поведать! Мы, жрецы великого бога, знаем множество имен его. Адду, Арануна, Ашару, Бэл, Намру, Ашар-алим, Ашар-алим-нуна, Туту, Зи-аккина, Зику, Агаку, Шазу, Зиси, Сухрим, Сухгурим, Захрим, Захгурим, Энбилулу, Эпадун, Гугал, Хегал, Сирсир, Малах, Гил, Гилима, Агилима, Зулум, Мумму, Зулум-умму, Гиз-нумун-аб, Лугал-аб-дубур, Пагал-гуена, Лугал-Дурма, Думу-дуку, Лугал-дуку, Лугал-шуанна, Ируга, Иркингу, Кинма, Э-зискур, Нибиру— вот имена его. Ашшуром называют великого Мардука ассирийцы. И великий бог открыл мне еще одно имя свое! — жрец патетически воздел руки. В толпе начались обмороки. Не иначе, от чувств.

— Ахурамазда — одно из имен Мардука, что созвучно с Ашшуром, но означает Бог мудр! Славьте, дети мои, Всемогущего! Славьте величайший день в жизни Вавилона! Славьте священный огонь! Сам творец всего сущего явил нам имя свое, и будет благословен наш город под сенью его! Величайший из владык дан вам в цари, и сам Мардук, как Бог мудрости, осенил его своей благодатью.

Толпа бесновалась. Незнакомые люди обнимались и рыдали друг другу в плечо.

— Я ухожу, дети мои, на встречу к самому творцу, и стану по правую руку его и буду взирать на вас с небес! — вещал жрец, который явно впал в экстатическое состояние и уже сам верил в ту пургу, что нес в массы. А массы рыдали в голос. Не каждый день возносится на небо персона такого масштаба, да еще и с таким трагическим пафосом.

Услышав «я ухожу», расчет сифонофора со специальной насадкой, направленной вверх, приготовился. Они сидели под помостом, закрытые от сторонних глаз. Пошел обратный отсчет.

— Верховным жрецом вместо меня станет благочестивейший эну Нибиру-Унташ, коего отметил сам Ахурамазда своей милостью, — великий жрец явно закруглялся. Первосвященник вышел вперед и склонился перед Аткаль-ан-Мардуком.

— Прощайте, дети мои, я иду к великому богу! — прокричал верховный жрец и исчез в столбе пламени, которое с ревом ринулось вверх. Толпа упала на колени, многие рыдали, протягивая руки вперед. Женщины теряли сознание и писались. Аткаль-ан-Мардук, укрытый ревущим огнем, что бушевал перед ним, спокойно спустился вниз и ушел в храм, не замеченный никем.

— Договор исполнен, жрец, — сказал Пророк, ожидавший его в одной из зал. — Моя часть сделки в этой чаше. Ты просто уснешь и не проснешься. Боли не будет. Но, во имя светлого бога, зачем ты понес отсебятину?

Аткаль-ан-Мардук недрогнувшей рукой взял в руки сосуд с ядом.

— Так вышло. А я сегодня был хорош! Ведь праведником на тот свет ухожу, хоть им и не был никогда, — грустно усмехнулся он.

— Ты даже не понимаешь, что ты наделал! — сказал Пророк. — Ты же теперь один из слуг самого светлого Ахурамазды и божественный покровитель Вавилона. После того, что ты там сейчас наплёл, я тебе на том самом месте бронзовую статую должен буду поставить и Сиппарские ворота в твою честь переименовать. Священные книги кое-какие тоже придется подправить.

— Ты сейчас серьезно, Пророк? — изумился Аткаль-ан-Мардук.

— Конечно, серьезно! Ты же теперь легенда, полубог. А эти люди тебя живым видели. Да никто уже и не вспомнит, что ты там при жизни вытворял. В общем, красиво ушел, ничего не скажешь.

— Вот дерьмо! А я все-таки надеялся у тебя жизнь выпросить. Вон, у вавилонского царя получилось же, а ведь сволочь последняя. Да, после такой речи и нельзя уже. Перестарался. Ну, тогда стану полубогом. Завтра с Гильгамешем выпью и самой Иштар вставлю. Я в старых таблицах читал, что она нам, полубогам, только так дает, — ухмыльнулся он. А потом бестрепетной рукой влил в себя отраву и осел на пол.

Через минуту на площади беснующаяся толпа услышала:

— Великий жрец Аткаль-ан-Мардук покинул нас. Бог забрал его в столбе священного пламени и сделал покровителем Вавилона. Он теперь по правую руку самого Ахурамазды стоит и взирает на вас, люди!

Толпа рыдала и радовалась одновременно. Ибо на ее глазах случилось чудо, которому равных еще не бывало. А Макс тихо охреневал. Бронзовая статуя в два человеческих роста стоила немыслимых денег, а скорее всего, понадобится не одна.

Рабы, наскоро убравшие покои царей, залитые кровью, с писком разбегались, видя могучую фигуру Персидского повелителя, идущего в сторону тронного зала. Пророк единого бога, что шел с ним рядом, вызывал еще больший ужас, а потому встречные предпочитали упасть на землю ниц и не поднимать глаз, пока эти страшные люди не прошли мимо. Идут, болтают о чем-то, как простые смертные, и не подумаешь ничего такого. Трупы уже убрали, лужи крови замыли, и вскоре должна была начаться встреча с делегациями купцов и ремесленников. Ростовщиков после недавних погромов осталось очень мало, их убивали на месте, как бешеных собак, не дожидаясь царского суда. Долговые таблицы счастливые горожане топтали ногами, опасаясь, что все еще может вернуться назад. Такого приказа царь не давал, самосуд был стихийным, но мало кому удалось ускользнуть. Царские приставы с трудом изыскивали капиталы покойных, и многое было разграблено голытьбой, что не могла упустить такой шанс. В крупнейших храмах шла инвентаризация ценностей, ведь огромному войску надо