Джон Кристофер - Смерть травы. Долгая зима. У края бездны
— Сядьте! — раздался резкий окрик Бейтса. Эндрю замер у двери. — Вернитесь и сядьте. Вы попали в большой город, в большую страну, и у вас здесь нет ни единой близкой души. Ни работы, ни крыши над головой. Так что не стоит отвергать с порога услуги моей компании.
Мадлен первой одумалась и снова села.
— Дело не в уязвленной гордыне, мистер Бейтс. Просто я решила, что ваши возможности по части оказания нам помощи исчерпаны.
Бейтс вскрыл пачку сигарет «Велосипед» и протянул ее через стол:
— Закуривайте. Не сомневайтесь, куплено на честные деньги, а не на доходы от торговли белыми рабами.
Дождавшись, пока они закурят, Бейтс продолжил:
— Думаю, у меня найдется для вас работенка в больнице, миссис Картвелл.
Лицо Мадлен просияло.
— В свое время я училась на медсестру…
Не торопясь с ответом, он вынул сигарету изо рта и снял с губы крупинку табака.
— В былые времена я курил «Бенсон и Хеджез». Хорошая сигаретка — моя слабость… Вам не придется ухаживать за больными. В медсестрах недостатка нет. Вам предстоит прислуживать в палате или мыть полы.
Мадлен пристально посмотрела на него:
— Сколько?
— Примерно восемь фунтов в неделю. — Он пожал плечами. — Конечно, не бог весть какие деньги. И никаких «деш»: все забирают сестры. Говорят, раньше за то, чтобы принести ночной горшок, брали пенс. Теперь это стоит минимум шиллинг. Доходит до полукроны, если больной при деньгах и ему очень приспичило. А все инфляция! — Он посмотрел Мадлен в лицо. — Только вам это без разницы. Они сами приносят горшки и забирают «деш». Вам остается мыть горшки. А еще скрести полы и прочее в том же духе.
— И это все ваши предложения? — спросила она. — Может быть, кому–нибудь требуется домашняя прислуга?
— Нет. Белых держат только для похвальбы, да и то не всем это по сердцу. К тому же предложение сейчас превысило спрос. Богатых негров не так много, как может показаться.
— Хорошо, — решилась Мадлен. — Согласна на больницу.
Бейтс черкнул что–то на обороте визитной карточки.
— Отдадите это секретарю. До вашего появления я успею с ней переговорить. — Он усмехнулся. — Комиссионных не надо: у Альфа Бейтса сердце тоже не камень.
— Спасибо, — сказала Мадлен.
— Вот бы нашлось что–нибудь и для меня, — проговорил Эндрю. — Не важно, что именно.
Бейтс поцокал языком.
— Обязательно. Только это будет непросто. Потом, вам ведь надо где–то жить?
— Надо, — согласилась Мадлен.
— Надеюсь, с этим не будет проблем. Только райончик бедноват. Очень бедный райончик… Ведь вам не по карману даже конура в Сбуте–Метта или Ябе. Пока придется ограничиться Икко.
— Икко?
— Так зовется на местном наречии остров. Лагос — это собственно город. Жилье будет обходиться вам три фунта в неделю — а совсем недавно оно стоило тридцать шиллингов. Когда вы его увидите, то не поверите, что там можно жить. Но придется согласиться и на это, поскольку у вас все равно нет выбора. Вам может показаться, что лучше жить просто под открытым небом, но это невозможно: полиция бдительна.
— Испытали на собственном опыте, — сказал Эндрю.
— Вот и славно. Всегда лучше не питать иллюзий, на каком ты свете. Йоханнесбург — единственное место в Африке, где есть что–либо подобное. Вам предлагается ветхая хибара, грязная и вонючая. Рядом пролегают сточные канавы. Говорят, там все–таки есть одно преимущество по сравнению с Йоханнесбургом: отсутствие мух. Мухи просто не выживают.
— Симпатичная картинка, — заметил Эндрю.
— Я не люблю ходить вокруг да около, иначе разочарование будет слишком сильным. Вам предстоит поселиться в негритянских трущобах, поэтому я пытаюсь с самого начала приучить вас к этой мысли. Там живет теперь немало белых, так что кое–где наводится чистота. Ничто не препятствует вам навести порядок вокруг своего жилища, однако это не приведет к снижению квартплаты. Наоборот, она может даже возрасти. — Бейтс покачал головой, отметая возможные подозрения. — Нет, владелец — не я. Я только собираю квартплату.
— Это единственное, что вы беретесь порекомендовать? — спросил Эндрю.
— Не просто единственное, а самое лучшее, на что вы можете рассчитывать исходя из своих капиталов. Там хотя бы закрыто с обоих концов. Бывают хижины, через которые ходят, чтобы спрямлять путь.
— Как мы туда попадем?
— Я нарисую вам план. Если согласны, то направляйтесь прямо туда, не мешкая. В принципе положено брать плату вперед, но я вам доверяю и готов подождать до конца недели. — Он добродушно оглядел их. — Могу даже одолжить вам пару фунтов, если вы совсем на мели.
— Спасибо, — ответил Эндрю. — Как–нибудь перебьемся. Мы можем кое–что продать.
Бейтс кивнул:
— Возвращайтесь, если станет совсем невмоготу. Хотя я далеко не всесилен.
Они шли по кишащим толпами улицам под яростно голубеющим небом.
— Не будем унывать, — сказала Мадлен. — Что–нибудь да подвернется.
— Да, — согласился Эндрю.
Их глазам предстало обшарпанное белое строение с забранными тяжелыми решетками окнами первого этажа. Над дверью помещалась доска, заклеенная плакатами. На одном из них красовался чернокожий солдат с ангельской внешностью, выставивший вперед винтовку с примкнутым штыком. Надпись на плакате гласила: «ЗАЩИТИМ ЛЮБИМУЮ СТРАНУ!» На другом плакате был изображен поднимающий тучи пыли танк, перечеркнутый надписью: «КРЕСТОВЫЙ ПОХОД В ЗАЩИТУ АФРИКИ!» Над доской значилось красными буквами: «Вербовочный центр нигерийской армии».
— Неужели наше положение столь отчаянно? — удивилась Мадлен.
— Думаю, да.
— Ведь мы белые, — упрекнула она его. — Надо сохранить верность хоть чему–то в жизни!
— Я только сейчас начинаю понимать, насколько относительным оказалось это «надо» лично для меня. — Он сжал ее руку. — Подожди меня здесь. Постараюсь не задерживаться.
— Еще не время! — взмолилась Мадлен.
— Кажется, за вступление в ряды полагается вознаграждение. Вдруг удастся провести ночь в приличных условиях?
Чернокожий сержант в бюро справок направил его наверх. На двери комнаты под номером «17» висела табличка: «Бюро вербовки. Только для белых». За столом сидел еще один сержант, ничем не примечательный толстяк, во время разговора беспрерывно что–то жующий. У него были мясистые, неестественно красные губы.
— Чем могу вам помочь, босс?
— Я раздумываю, не вступить ли мне в нигерийскую армию. У меня есть кое–какой опыт службы в бронетанковых войсках.
Сержант некоторое время молча жевал свою жвачку, прежде чем спросить:
— Сколько вам лет, босс?
— Тридцать семь.
— Меньше вам и не дашь. А мы не принимаем никого старше тридцати. За исключением инструкторов.
— Именно это я и имел в виду.
— Тогда вам лучше обратиться к капитану Лашиду, босс. Двадцать второй кабинет — по коридору прямо.
— Спасибо.
— О’кей, босс.
В отличие от сержанта капитан оказался худощавым и подвижным, с прямыми бровями и высоким лбом. Он походил скорее на индуса, чем на негра. Эндрю подумал, что среди его предков затесалось несколько белых. У него был приятный, почти лишенный акцента голос.
— Ваше имя?
— Эндрю Лидон.
— Возраст?
— Тридцать семь.
— Откуда вы?
— Из Лондона. Родился в Кенте.
— Воинская служба?
— По призыву, в Королевском танковом полку.
Лашиду кивнул. Он занес ответы Эндрю в блокнот и отложил карандаш. Это был простой карандаш с изрядно обгрызенным кончиком. Видимо, за спокойствием капитана скрывалось предельное напряжение нервов.
— Вы желали бы принять участие в крестовом походе, мистер Лидон?
— Да, если это так называется. Я хотел бы вступить в нигерийскую армию в качестве инструктора.
— Зачем?
— Здесь не так уж много привлекательных возможностей для белого человека…
— Верно. Вас не огорчает то обстоятельство, что вы станете учить армию, которая пойдет войной на белых в Южной Африке?
— Разве война уже объявлена?
— Пока нет. Но такая возможность вас не огорчает? Возможность, перерастающая в неотвратимость?
— Меня огорчает только то, что у меня нет работы, что я вынужден жить в трущобах и не способен содержать… человека, за которого я несу ответственность. Вот что меня тревожит.
— Без подобных вопросов не обойтись, — пояснил Лашиду. — У вас верный подход, мистер Лидон. Эгоцентризм — естественное состояние любого человека, однако жизнь в одиночестве нестерпима. Мне легче принять Троицу, нежели чисто монотеистическую концепцию божества. Человеку свойственно распространять свое эго на жену, детей, друзей, родню. Правда, было бы ошибочно предоставлять этому процессу полную свободу, иначе окажутся захваченными деревни, провинции, целые страны… И конечно, расы.
