Александр Чернов - Владивосток - Порт-Артур
После составления таблиц, "Кореец" несколько раз ходил на стрельбы одиночно и в составе отряда. Но если восьми- и шестидюймовки стреляли в основном из стволиков из-за нехватки снарядов, то наша башня часть стрельб провела боевыми зарядами. В том числе и на предельные 80 кабельтовых. И мы попадали!
Сейчас ходят слухи о возможном привлечении адмирала Руднева к ответственности за разбазаривание казенных средств в виде изношенного "раньше срока" 10" ствола "Корейца" и "не оправданного обстоятельствами" расстрела 70-ти снарядов и зарядов. На эту бессовестную глупость я могу только одно сказать: если бы все орудийные расчеты отряда тренировались и стреляли как наш, надобности в присылке подкреплений не было бы, мы бы справились с японцами своими силами. Но, похоже, нашим морским чиновникам важнее, чтоб снаряды ржавели в арсеналах, чем, чтоб попадали во врага. Как жаль, что дяди больше нет с нами! Думаю, он бы меня вполне понял и смог бы что-то быстро поменять...
Но, извини, я отвлекся. Во время учебных стрельб я обратил внимание старшего артиллерийского офицера на то, что столб от падения нашего снаряда значительно больше, чем от 8 и 6 дюймовок остальных кораблей отряда. Нам пришла мысль использовать это обстоятельство в бою для уточнения дистанции при стрельбе по одной цели нескольких кораблей, когда всплески путаются. Наши же 3 футовые дальномеры Барра и Струда давали большую погрешность, чтоб стрелять только по их показаниям.
Обратившись к флагманскому артиллеристу лейтенанту барону фон Гревеницу, мы получили полное одобрение. А в инструкцию по артиллерийской стрельбе отряда было внесено дополнение, разрешающее при невозможности пристрелки иными способами "Корейцу" уточнять дистанцию стрельбой десятидюймовки. При этом, наш "Кореец" (мы на борту все его так зовем, без "Памяти...", так что, если не возражаешь, я в частном письме не буду отходить от этой экипажной традиции) должен при стрельбе постоянно показывать дистанцию на прицеле нашего орудия, чтоб остальные корабли отряда могли ей пользоваться, ориентируясь по большим всплескам.
В сражении "Кореец" наш шел предпоследним в линии, "Рюрик" - концевым. Многие теперь после боя критикуют такую диспозицию, и я тоже, честно говоря, не знаю, чем руководствовался контр-адмирал Руднев, но у начальства свои резоны, неизвестные нам. "Рюрик", по настоянию Руднева был довооружен старыми восьмидюймовыми орудиями и имел вполне внушительный бортовой залп, однако бронебойность этих пушек оставляла желать лучшего, поэтому старшие артиллеристы наш и "Рюрика" условились, что по возможности, мы будем стрелять по одной цели. Причем "Рюрик" в основном фугасами, чтоб сбить огонь врага и нанести повреждения в небронированных частях, а мы бронебойными или коммонами, т. к. у нас новые пушки с высокой начальной скоростью.
Примерно за месяц до похода начались авральные работы по снятию и передаче на хранение в порт деревянных предметов, да и вообще всего ненужного в бою, в том числе даже катеров и шлюпок. И хотя ничего определенного не говорилось о цели похода, все знали - идем встречать "Ослябю" и "Аврору". У нас забрали все дальномеры Бара и Струда, кроме двух (причем один оставили именно в нашей башне) и распределили их по остальным кораблям отряда, т. к. "Россия", "Громобой" и "Рюрик" их не имели до этого вовсе.
А перед выходом в море меня и прапорщика Диких вызвал сам контр-адмирал Руднев и дал приказание стрелять в бою по собственному разумению по той цели, которую мы сочтем наиболее подходящей и с дистанции, с какой сочтем возможным, не заботясь о расходе снарядов и разгаре ствола, так как после боя планировалась его замена (с доработкой станка) на почти такой же, захваченный на пароходе-кантробандисте вместе с боекомплектом.
На "Кореец" перед боем по приказанию Руднева в носовые погреба малокалиберных орудий и частично в погреба среднего калибра было загружено 50 дополнительных снарядов и зарядов для них. В бою их, конечно, почти не было возможности подать к орудию, но после боя вполне можно было перегрузить в освободившийся родной погреб.
Адмирал сказал, что ожидает процент попаданий из нашего орудия от двух до десяти. Это от четырех до двадцати попаданий. И что другими наличным калибрами отряда с дистанции более 25 кабельтов броня крейсеров Камимуры не пробивается (это мы и так знали). Он также добавил, что наше орудие "снайперское" (от английского sniper - стрелок по бекасам), мне было лестно такое сравнение (в кают-компании, правда, начали острить что-то по поводу "из пушки по воробьям"). И в завершение беседы Руднев назвал нас товарищами, хотя формально товарищем был только прапорщик Диких, я же еще в бою не был.
Без особых происшествий мы достигли Сангарского пролива, у входа в который и встретились с пятью броненосными крейсерами Камимуры и шестью бронепалубниками Того-младшего. Они как будто нарочно ждали нас, появившись из утренних сумерек между нами и Владивостоком на дистанции около 90 кабельтовых.
Сначала японцы вели себя нерешительно, медленно сближаясь на почти параллельных курсах. Я, правда, на такой дистанции из башни не мог видеть врага. Слишком низко. Поэтому еще до боя мы перенесли наш второй оптический дальномер на марс, провели туда телефон, снятый из отсека минного аппарата (перед боем Руднев приказал не иметь мин при надводных аппаратах на броненосных крейсерах из опасения детонации) и наш старший артиллерист занял там место, управляя стрельбой.
Погода была отменная для стрельбы на предельную дистанцию - почти полный штиль и волна не более балла. Правда, к вечеру волнение увеличилось до двух балов. Когда дистанция достигла 80 кабельтовых, мы произвели первый выстрел. Стреляли сразу бронебойными, так как на таких дистанциях большие углы падения, и при попадании были все шансы пробить броневую палубу.
Через полминуты первый снаряд упал между головным и вторым японскими броненосными крейсерами. Введя поправку по целику, сделали второй выстрел. На пятом выстреле с дальномера, наконец, сообщили, что расстояние уменьшается. Мы поняли, почему до этого были перелеты и стали учитывать сближение.
На 11 выстреле (недолет) нам показалось, что мы взяли японский флагман в вилку (если этот термин можно применить для стрельбы в 1 выстрел в минуту), т. к. предыдущий был перелетом. Но мы ошиблись, 12-й снаряд тоже лег недолетом. Видимо виновато было большое рассеивание снарядов на таких дистанциях (60 кабельтовых по прицелу). Эх, если бы мы стреляли не одним орудием главного калибра, а четырьмя, как на "Ушакове", мы бы давно уже нащупали дистанцию, а если бы иметь 8-10 12-дюймовок на одном корабле, то мы бы нафаршировали японского флагмана снарядами еще до того, как он сам открыл огонь.
Ходят слухи, что американцы собираются строить броненосец с восемью двенадцатидюймовками. ("Мичиган", прим. Ред.) Если так, то с появлением такого корабля все наши броненосцы, даже новейшие, типа "улучшенного Бородино" и "Князя Потемкина" сразу морально устаревают. (Информацией об отказе от строительства кораблей этого типа, автор письма в то время не обладал. Прим. Ред.)
Падение 15-го снаряда (54,2 каб на прицеле) мы опять приняли за "вилку", и опять ошиблись (на самом деле бронебойный снаряд пробил грот-мачту ниже марса, но взрыватель бронебойного снаряда не взвелся, и так как мачта осталась стоять, на "Корейце" этот выстрел посчитали перелетом. Японцы же весь бой опасались падения мачты. Прим. Ред.).
А вот 17-м снарядом (49,7 каб на прицеле) похоже попали, правда внешне это никак не отразилось на "Идзумо". Не было видно ни пожара, ни взрыва. Но, возможно, бронебойный снаряд взорвался внутри корпуса. (10" бронебойный снаряд "Памяти Корейца" пробил 6" броню среднего каземата шестидюймового орудия, выбив его ствол из цапф. Пройдя дальше поперек корабля, практически горизонтально, он пробил последовательно продольные переборки и, закопавшись в уголь запасной ямы противоположного борта, уткнулся в стык пояса по ватерлинии и второго пояса. Где и взорвался. От внутреннего взрыва сдвинулись бортовые бронеплиты, угольная яма затопилась водой. Когда, делая crossing the T, "Варяг" оказался почти по носу у "Идзумо", контр-адмирал Руднев весьма удивился - "почему мы обстреливаем ЛЕВЫЙ борт "Идзумо", а крен у него на ПРАВЫЙ". Прим. Ред.).
Примерно в это же время и японцы открыли огонь. Три головных засыпали снарядами "Варяг", за которого мы изрядно поволновались, а два их концевых били по "Рюрику".
Мы произвели еще четыре выстрела по "Идзумо". Все без видимого результата. За это время "Варяг" пристрелялся по "Идзумо" и поднял сигнал "46 кабельтовых". "Варяг", "Богатырь", "Россия", "Громобой" и "Витязь" обрушили на "Идзумо" прямо-таки шквал снарядов. Он просто скрылся за стеной всплесков. Такого я и в учебно-артиллерийском отряде не видел. В то же время концевые японцы начали попадать в "Рюрик", который, тоже быстро пристрелявшись по концевому крейсеру японцев "Якумо", открыл беглый огонь.
