Андрей Посняков - Последняя битва

– Хей! – подойдя к амбару, обернулся вдруг кто-то из близнецов.

Ага! Раничев усмехнулся: похоже, замковая скоба все ж таки соскочила. А ведь, кажется, вполне надежно забил.

Тевтонцы быстро подбежали к амбару, осмотрели скобу, гвозди. Пожали плечами – видать, решили, что доски просто рассохлись – а что тут еще решишь-то?

Тем не менее фон Райхенбах что-то отрывисто сказал брату Альбрехту. Тот кивнул, подозвал хромого и, жестикулируя, передал приказ. Выслушав, хромой набрал в грудь побольше воздуха и заливисто свистнул, да так громко, что присели привязанные к кустам лошади. Примерно минут пять со стороны леса послышался топот – Раничев замер, увидев бегущих кнехтов. В белых плащах с черными орденскими крестами, с мечами, копьями, алебардами. Пять, десять… пятнадцать! Н-да-а… Иван разочарованно вздохнул. «После споем с тобой, Лизавета…» Полтора десятка охраны! А тевтонцы, видать, этих фашистят ценят. Попробуй-ка, напади, отними перстень! Если он, правда, есть. Да есть, не может не быть, иначе как же… Четвертый перстень. Три – у Ивана, вернее, сейчас один – вот он, на указательном пальце левой руки, остальные два благоразумно оставлены на постоялом дворе, мало ли что…

А вдруг, это какое-то совершенно иное колдовство? И перстень тут ни при чем. Все может быть, все… Проследить, узнать – и уже потом принять верное решение. Эх, хорошо бы, кабы четвертый перстень. Как все упростилось бы! Уж чего проще – просто похитить перстень, отобрать – пущай тут фашистята на своем танке выделываются – эко дело! Ну стрелой, конечно, его не прошибешь, пусть даже арбалетной, а вот из пушки дерябнуть – всмятку! Ничего тут такая танкетка не сделает, если о ней заранее знать и пушечки подтащить…

Фон Райхенбах и брат Альбрехт между тем еще немного походили вокруг амбара, посовещались и, проинструктировав охрану, направились к лошадям. Вот и славненько!

Дождавшись, когда тевтонцы – и тот, хромой – уедут, Раничев блаженно вытянулся в траве – спина уже давно сомлела этак вот, скрючившись, сидеть. По голубому небу, не торопясь, проплывали облака, пели жаворонки, где-то недалеко, в лесу, неутомимо стучал дятел. Отдохнув минут пять, Иван встрепенулся и, оглядевшись, быстро зашагал по заросшей травою дороге с явными следами танковых гусениц. Интересно, куда фашистята ездили? Впрочем, догадаться не трудно – наверняка на поле меж Грюнвальдом и Танненбергом. Рекогносцировку проводили, сволочи малолетние.

Усмехнувшись, Раничев раздвинул плечом кусты и вдруг замер: при выходе лесной дорожки на большак стояла телега с отвалившимся колесом, а рядом с нею – трое крестьян с косами. Картина насквозь житейская, и что Ивана насторожило, он и сам долго не мог понять. Просто остановился, сделал пару шагов назад в спасительные кусты. Какое-то шестое чувство. А чувствам своим Раничев привык доверять, никогда они его не обманывали. Насторожился – значит, было с чего. Главное теперь, не спешить, присмотреться – может, оно и выяснится, с чего?

Косари, ага… Что-то они не очень торопятся чинить свое колесо, стоят, болтают, по сторонам глазеют. Честно говоря, и косить-то здесь негде. Точно – негде! Кругом одни болота, леса, овраги – сплошная неудобь. Значит, никакие это не косари – охрана! Кто же еще? Наверняка фон Райхенбах не понадеялся на одни лишь устрашающие слухи. Та-ак… Значит, не только мельница охраняется, не только амбар, но и все подходы. И раз караулы стоят в этом месте, то точно такие же посты могут быть и в других. Скорее всего, у съездов с большака, на тропинках, у пустошей. Не наткнуться бы!

Иван осторожно свернул с лесной дороги в кусты, ломанулся оврагом, чувствуя, как цепляются за красивый камзол ошметки репейника и чертополоха. Поднявшись по крутому склону, осторожно выглянул… Черт, и здесь! Двое рыбаков разводили костер. Обычно рыбку с утра промышляют, особенно – в чужом лесу. Ой, не похожи они на оброчников хозяина здешнего леса, как, впрочем, и на браконьеров – больно уж неторопливы, вальяжны. И тоже по сторонам зыркают, вместо того чтоб высматривать в озерке место для ловли. Похоже, и этих «рыбачков» обойти придется. А ништо, перетерпим. Хорошо бы разыскать Отто Жестянщика, где-то он тут, вверх по реке должен быть. Ага – и там кто-то маячит. Интересно, как же это на пути к мельнице ни на кого наткнуться не угораздило? Бог упас? Или это все оттого, что дорожки-то Отто показывал, а уж этот любитель чужой дичи и рыбы наверняка знает такие пути, которые вряд ли кто просечет. Да, как же к реке-то добраться? Дождаться ночи? Тоже идея. Почему б не дождаться, даже не ночи, просто сумерек. Что ж, подождем.

Раничев выбрал неприметную полянку, улегся в траву, да так и уснул, а когда проснулся, на небе уже высыпали звезды. Покачав головой, Иван пригладил рукою волосы – интересно, сколько же он проспал? Уж никак не меньше часов трех. Вот это дрыхнул! Однако ж, пожалуй, пора выбираться.

Раничев осторожно прошел к дороге. Опаньки! А на большаке-то, кажется, никого нет! Ни костра, ни людей – а ночка стояла лунная – не видать. Спрятались? Ну на большаке-то они, может, кого и увидят, ежели облако на луну не найдет… А вот отсюда, со стороны леса, вполне возможно проскользнуть к реке, ну а там – вдоль нее, к Зеевальде, а дальше – прямой путь в Дубровно. К утру как раз можно добраться, к открытию городских ворот. Перекусить, прихватить с собой Савву… нет, лучше Глеба – он из сей шатии самый серьезный… Господи! Да кто же из них предатель?! Некогда сейчас искать, некогда – дела делать надо.

Раничев вдруг непроизвольно дернулся, услыхав позади себя громкий рев. Иван улыбнулся – фашистята запускали двигатель. Ага, вот завелись… Зарычали – тронулись… двигатель заработал заметно тише… А вот снова зарычал, видать, поднимались в горку… Звук между тем приближался. И вот уже замаячил меж деревьями узкий луч фары-искателя. Раничев едва успел нырнуть в траву. А танк, с треском ломая кусты, пер прямо на него! Кошмарное зрелище. Рычит двигатель. Гусеницы рвут траву. Пахнет бензином и нагретой бронею.

А ведь не сворачивает, гад!

Раничев еле подавил подспудно вырвавшееся желание подняться и убежать без оглядки – вполне могли лупануть из пулемета. С испугу или так, из врожденной фашистской гнусности. Оставался один выход: залечь, проскочить между гусеницами…

Иван прижался к земле, прямо-таки вгрызаясь.

Луч фары-искателя, на миг ослепив, ушел куда-то влево, к деревьям. Неужели повернет, гад. Ведь раздавит! Тогда уж лучше…

Танк вдруг громко рыкнул двигателем, заскрежетал и остановился в полуметре от прятавшегося в траве Раничева. Узкая полоска яркого света проходила прямо над головой. Двигатель неожиданно пару раз чихнул и заглох. Погасла фара. Интересно, зачем они потушили свет? И почему не слышно лязга открывающегося люка? Почему не вылезают…

Иван вздрогнул, увидев, как перстень на его левой руке вдруг ожил, заиграв изумрудным светом, таким же неожиданным здесь, как и северное сияние. Что и говорить, Иван несколько раз пробовал проникнуть в иное время – читал заклинание, но зря – ничего не работало. И вот теперь…

Колдовской камень горел так ярко, что, пожалуй, его хорошо было видно из танка в смотровые щели.

Сейчас заметят! Дадут очередь! Или – заведут мотор да по газам – намотают на гусеницы…

Нет! Ничего не происходило… Лишь левая рука Раничева дернулась, словно сама собой, в направлении к танку. Хотя нет… Не сама собой дернулась – ее тянуло! Тянул перстень! Тянуло к танку! А танк…

В небе над головой вдруг вспыхнули разноцветные красно-желто-зеленые молнии. Оглушительно ударил гром, и из разверзшихся во мгновение ока небес…

Глава 18

Июль 1944 г. Восточная Пруссия. Ария незваного гостя

Воцарилось гнетущее молчание. До этого момента я чувствовал себя относительно спокойно, но теперь у меня на щеках проступила краска смущения.

…хлынул холодный дождь. Злые тяжелые капли, с шумом ударив по листьям, провалились в траву. Раничев отполз в сторону и поморщился – ну вот, дождя только и не хватало. Теперь уж фашистята из своего танка точно не выйдут. А было бы здорово, кабы вышли! Уж с подростками-то Иван быстро бы справился, живо бы скрутил, обыскал – может, и свезло бы, отобрал бы перстень… Эх, легко говорить! Ну дождина, ну и лупит! Впрочем, нет, кажется, поменьше стал. Да…

Подул ветер, качнул черные ветви деревьев, и в ночном небе, сквозь разрывы дождевых туч, блеснули звезды. Мало того! Следом за звездами показался и месяц – вмиг залив серебристым светом небольшую поляну, на которой стоял танк. Раничев осторожно поднялся на ноги и прислушался. Изнутри танка послышались какие-то звуки. Ага! С лязгом поднялся люк – и из башни выглянул фашистенок! Самый момент его брать! Хотя нет, тот, второй, может завести двигатель или позвать на помощь – тут же кругом орденские кнехты, и у мельницы, и по всему лесу. Если брать, то только с осторожностью, тихо. И желательно по очереди – сначала одного, затем – другого. Раничев вытащил из ножен кинжал – может быть, дойдет и до этого. Неприятно, конечно, резать подростков, но… ситуация, похоже, не оставляет особого выбора. Стоп! А если нет никакого перстня? Значит, хотя бы одного надо оставить в живых для допроса. Ладно…