Наследник из прошлого - Дмитрий Чайка
Я выехал из ворот, нежно шепча на ухо Баяна какую-то ерунду. Я уже скормил ему морковку, и он, то и дело косясь на стоявшего рядом Сулака, милостиво принял ее. Я проехал на нем туда-сюда, разгоняя кровь в жилах. Коню нужно привыкнуть к новому всаднику, иначе он просто не поймет, чего от него хотят. Да и слишком резкий рывок поводьев может стоить мне красивого полета на землю, под злой хохот вражеского войска. А потом меня издевательски погоняют по полю и убьют самым позорным способом из всех возможных. Потому что воин, которого сбросил с седла собственный конь, и не воин вовсе, а так… недоразумение.
— Хороший, хороший мальчик! — ласково шептал я, трогая пятками конские бока. Конь оказался на диво понятлив. Он на лету ловил движения моих пальцев, что держали поводья. Жеребчик это непростой, не зря потомков хана носит. Его хвост торчит вверх задорной метелкой, верный признак арабской крови в каком-то колене. А это значит, что он невероятно вынослив и способен ускоряться с места подобно стреле, выпущенной из лука. Это мне и нужно.
А вот и хан появился. Он решал унизить меня ожиданием, но я ему даже благодарен за это. Мы с Баяном за это время почти подружились, скрепив взаимную симпатию еще одной морковкой.
Да, Сулак оказался совершенно прав. Омуртаг выехал на породистом персидском жеребце, что был выше моего в холке на полторы ладони. В руке он держал длинное копье, седло приспособлено для тарана, а сбоку к кирасе прикручен специальный крюк, превращающий удар тяжелого всадника в нечто, что может проломить крепостную стену. В общем, мне нельзя попадаться, иначе после первой же сшибки я превращусь в бабочку из гербария пионера-отличника.
— Ты готов умереть, мальчик? — спросил меня Омуртаг, воин лет тридцати с раскосыми глазами, которые смотрели прямо и насмешливо. Он оценил моего коня, мою кольчугу и пехотное копье. Он меня в упор не видел.
— Хватит болтать, немытый пастух, — ответил я, и по рядам воинов покатились смешки. — Я сделаю из твоей башки кубок. Когда встретишься на небе с мадьяром Абой, передай ему от меня привет. Вы будете вдвоем пировать в небесных чертогах. Только вот как ты, безголовый, будешь пить вино? Наверное, жопой…
Смешки превратились в хохот, а Омуртаг побагровел и резко пришпорил коня, который обиженно заржал. Всадник никогда не сделает больно своему боевому другу. Шпорами лишь чешут конский бок, передавая команду. Ранишь его, и он понесет, не слушаясь приказов. Конь — животное благородное. Он не человек, и не потерпит подобной грубости.
А наш хан — гордец, оказывается, и вспыльчив, аки юноша. Это хорошо. Горячность всегда приводит к ошибкам. Вот и сейчас он гонит коня немного быстрее, чем нужно, опуская копье и нацеливая его прямо в меня. Он слева, прикрылся каплевидным щитом, достающим до лодыжки, и уже торжествует победу. Тридцать шагов, двадцать… понемногу горячу Баяна и иду навстречу, занося над головой копьецо. Шлем у хана открытый, и я вижу презрительную усмешку, что кривит его губы.
Сейчас!
Баян делает рывок влево, прямо перед мордой ханского жеребца, который не ожидал такой подлости. Он ведь разогнался как колхозный ЗиЛ с горки. Его не остановить сразу. Конь Омуртага всхрапнул и сбился с ноги, пытаясь не врезаться в препятствие. Конь ведь умнее иного человека. Он не любит идти туда, где опасно, и попытается остановиться. Впрочем, хан был отменным наездником. Он за долю секунды успокоил коня и увел его по плавной дуге. Он хотел снова взять разбег. А вот хрен тебе!
Я подскочил и ударил его со стороны щита, выцеливая щель в доспехе. Немного мест, куда можно попасть. Лицо да сочленение в районе плеча. Да и там кольчуга, которую поди еще пробей. Наскок, укол, наконечник лязгнул о железо… Ничего… Баян отпрыгнул в сторону, пока огромный, увешанный железом конь поворачивается в мою сторону. Зайдем сзади. Удар… Еще удар… Да куда ж тебя бить? Даже ноги всадника одеты в шоссы, кольчужные чулки. Хорошо… Теперь бегство. Шагов на двести, больше не надо. Мой конек припустил вперед и по команде остановился как вкопанный. Он пугливо поглядывает на огромного противника, который набирает ход, похожий на неизвестный здесь локомотив. Не станем повторять то, что может получиться лишь единожды, делаем ноги сразу. Баян проскакал поле наискосок и занял ту же позицию, где мы были всего пару минут назад. Побегаем. Мой конь еще свеж, а вот перс Омуртага уже начинает дышать тяжело, вздымая бока с хрипом.
— Сражайся, трус проклятый! — заревел хан и повел коня быстрым шагом. Вот и все. Начал уставать…
— Знаешь, пастух, как гетайры Александра победили персидских катафрактов? — крикнул я. — А как арабы разбили непобедимых ромеев? Не знаешь? А вот я знаю! Догоняй!
И мой конь снова рванул с места, зайдя Омуртагу в тыл. Я мог ранить ханского жеребца, ударив его в ногу, но рука не поднималась. Конь был красоты неописуемой, и явно весь поход шел налегке, питаясь отборным зерном. Я достал булаву, притороченную к поясу, и продел руку в кожаную петлю. Я моложе, я легче, на мне кольчуга из плоских колец. И мой конь еще дышит ровно. Осталось недолго. Враг замешкается, и я не растеряюсь.
Я подъезжал ближе и убегал, имитировал атаку и уходил, когда ханский жеребец набирал разбег. Я налетал то справа, то слева, заставляя закованного в железа всадника крутиться волчком. Ханский конь дышал с хриплым свистом, из его пасти летели хлопья пены, а красивые, почти человеческие глаза затянула усталая мука. И наконец он встал, отказываясь подчиняться узде. И это промедление стоило Омуртагу жизни. Я незатейливо врезал ему по башке булавой, а когда он упал, гремя железом, воткнул нож прямо в горло.
Да, я знаю, что не прав. Я должен был произнести пафосную речь, красиво воздеть руки и застыть, омываемый лучами закатного солнца. Вместо этого я отпилил башку поверженного врага и поднял ее над головой. Конь был теперь мой, доспех тоже мой, а башка поедет в Братиславу, где ее уже ждет придворный ювелир.
Войско болгар загудело зло, но никто не выстрелил в мою сторону, и
