Письма героев (СИ) - Максимушкин Андрей Владимирович
— Помню. Деньги со счета положу отдельно, — в деловых качествах Ольге не откажешь. Рихард удовлетворенно отметил мгновенный переход от возбуждения на грани паники к спокойному тону.
— Вечером заедешь на заправку. Полный бак и две канистры в багажнике. Если все будет плохо…
— Я тебя дождусь. Мы с Джулией дождемся.
— Если все будет плохо, — Алексей перешел на русский. — Забирай деньги, документы и уезжай в Гавр или Дувр. Париж лучше объехать.
— Мы без тебя не поедем.
— Если не вернусь. Ольга, с тобой наш ребенок. Надеюсь, товарищи помогут с эвакуацией, но, если увидишь, что надо уезжать, уезжай.
— Оставлю записку. Ты догонишь. Ты же догонишь?
— Я вернусь.
Пока Рихард разговаривал у телефонной будки образовалась маленькая очередь. Пожилая дама в шляпке бросила на офицера осуждающий взгляд и отвернулась.
Пора возвращаться. На перекрестке Рихарда остановил патруль: лейтенант и трое рядовых. Молодые ребята, явно из последнего призыва. Лейтенант порядка ради глянул в документы, затем поинтересовался:
— Вы уже слышали? Мы отобьемся?
— Конечно, как в прошлую войну боши завязнут в нашей обороне. Вас еще не отправляют?
— Пока нет. — Лейтенанту хотелось выговориться.
— Скоро мы их погоним, — Рихард ободрительно подмигнул ребятам.
На разговоры времени нет. Однако, Бользен не отказал себе в удовольствие зайти магазинчик, взять на вечер бутылку красного и полфунта сыра. Скорее всего отмечать начало настоящей войны придется в одиночестве, Рихарда это не расстраивало. На выходе из магазина что-то кольнуло, человек подсознательно повернул в другую сторону. Интуиция не обманула, на почте ждало заказное письмо из Швеции. Рихард Бользен довольно усмехнулся, не обманула реклама. Правильно позвонил в одну контору сразу после передислокации и продиктовал код и адрес почтового отделения. Иногда полезно быть предусмотрительным.
В казарме его уже ждали телефонограммы. Ничего неожиданного, все, как и должно быть. Обрадовал звонок с требованием отправить в штаб бригады батальонного казначея с охраной. Да-с, денежное довольствие всем нужно, люди не святым духом питаются. В кабинет заглянул дежурный офицер и попросил позвонить комбригу.
Железный Вилли взял трубку со второго гудка.
— Геноссе командир бригады, капитан Бользен докладывает.
— Рихард, не тараторь. Тебе сегодня придет приказ, откомандировать в бригаду два отделения комендантского взвода. Большая просьба — выбери камрадов с которыми мы сражались в Ростоке и Берлине.
— Добро. Сержант Герхард Эйслер устроит? — Рихард не задумываясь назвал подходящего кандидата.
— Тот самый? Если со своими людьми, то очень хорошо, — обрадовался Пик, он хорошо помнил этого командира местной группы гау Померн. Все же отметился в 28-м году в Берлине, с людьми Бользена прорвался в Чехию.
— Свежие новости были?
— Мало и плохо. Больше разных слухов.
— Понятно.
— Приказ отправлю сегодня с нарочным. Будь готов.
Положив трубку Рихард забросил ноги на угол стола и закурил. Вилли сказал больше, чем мог озвучить, но меньше, чем хотел. Однозначно. К бабке не ходи. Отдохнув, приведя мысли в порядок, прикинув разные варианты возможного, комбат набрал номер дежурного и распорядился вызвать сержанта Эйслера. Молчаливый мужчина с утонченными аристократическими чертами лица геноссе Герхард не отличался склонностью к сантиментам, но зато в свое время пролил немало крови. Единственным его несомненным достоинством была архаичная феодальная верность. В отличие от многих Эйслер никогда не предавал.
Ночевал Рихард в казарме. Вечером к нему заглянул комиссар. Старина Яков разумеется явился без приглашения и не с пустыми руками. В целях конспирации он нес в руках солдатский ранец в котором позвякивали две бутылки бренди.
— Ты же вроде еврей, а не финн, — Бользен недовольно мотнул головой. — В батальоне казарменное положение и сухой закон.
— Даже снять напряжение?
— К черту! — решительный запрещающий жест.
Рихард сам собирался вечером расслабиться с вином, но почему-то идея выпить в компании с Розенбергом именно сегодня ему претила.
— Ладно. Давай тогда насухо поговорим. Я все же комиссар, ответственен за моральный климат и коммунистический дух в батальоне.
Разговор вышел ни о чем. Рихарду откровенно хотелось побыть одному. Одна из немногих привилегий командира. Розенберг пытался завести разговор о слухах среди личного состава, но комбат предпочел его не расслышать.
— Ты комиссар, тебе и думать.
— Придется, если никто больше не собирается профилактические беседы проводить. — С этими словами Яков направился к двери. Взявшись за ручку, он вдруг добавил: — Понимаю тебя. Мне тоже тяжело.
Выждав минут пять, Рихард закрыл дверь на щеколду, затем вернулся к столу, налил стакан воды из графина, выкурил сигарету. Только затем он вытащил конверт. Судя по штампам и маркам письмо целых две недели шло из Швеции. По меркам сегодняшнего дурного времени это очень быстро.
Конверт путешествовал из нейтральной страны через Германию в Швейцарию, а из Цюриха попал в Лотарингию в мешке почты Красного Креста. Надо добавить, до этого письмо в другом конверте неделю ехало и плыло поездом из Петербурга в Або и паромом в Стокгольм. Война войной, а люди хотят писать и получать весточки от своих близких. Расколовшие континент пропасти фронтов этому не помеха.
Письмо от родителей Алексей отложил в сторону, первым он взял лист бумаги, исписанный угловатым мелким почерком Кирилла. Даже странно немного читать письмо сына, непривычно. Какой он сейчас? Взрослый мужчина, по российским законам совершеннолетний. Двадцать лет человеку. Алексей вдруг понял, что даже не знает, как сейчас выглядит его старший.
'Здравствуй. Папа! Извини, что ни разу не писал. Знаешь, только сейчас я начинаю немного понимать тебя. Грешен, не понимал и не знал, почему ты оставил нас и уехал. Спасибо, за те деньги, что ты посылал маме. Спасибо за дядю Ваню, дядю Тимофея, тетю Лену. Они мои самые близкие люди, родные, одна наша кровь.
Тетя Лена тебе привет передает. Просит чаще писать и не забывать. У нас зимой даже солнца нет, остается только согреваться теплом близких людей. Твое последнее письмо тетя Лена постоянно перечитывает. Вспоминает, каким ты был серьезным гимназистом и как на полном серьезе собирался сбежать из дому на фронт. Ты тогда в последний момент образумился. Я всегда об этом вспоминаю, когда меня кто-то подбивает на дурное дело. Раз ты тогда смог, то и я могу.
Погода у нас экзотическая. Офицеры говорят, что мы живем и работаем в Европе, но уж больно не европейские у нас места и климат. Как маленький островок цивилизации в окружении холодного арктического ада древних викингов. Но это только для приезжих. Как обвыкнешь, замечаешь вокруг суровую красоту этого края, с высоты бывает сердце захватывает от восторга, когда видишь эти сопки, тундровые ручьи, оленьи упряжки туземцев, наслаждаешься красотами наших равнин и гранитных гор.
Рассказывают, весной будет еще красивее. Все растет, зеленеет и расцветает. Мой друг показывал пейзажные картины и фотографии. Бесподобно. Вся тундра в цветах.…'
Алексей отложил письмо. Глаза щипало. На душе лежал камень. Взгляд комбата зацепился за сумку с вином и сыром в углу. Поднялся, убрал вино в шкаф на самую верхнюю полку. Сегодня не до того, желание выпить улетучилось напрочь, сначала от разговора с комиссаром, а теперь еще вот это. К черту! Вызов судьбы надо принимать с открытым забралом и достойно.
Выкурив еще одну сигарету у окна Алексей вернулся к письму. Сын писал о жизни, отношениях с соратниками, посетовал на дороговизну французских вин в последнее время.
«Папа, рано или поздно все это закончится. Если ты сейчас читаешь это письмо, значит мы обязательно встретимся. Или ты вернешься в Россию. Или я прилечу во Францию. Или пересечемся в другой стране. Это не важно. Все равно я найду тебя и сестренку. Большой привет Юле! Уже знаю и верю, она вся в нас».
