Белая ферязь - Василий Павлович Щепетнёв
Чушь? Нет, смелая мечта! Ведь пока на всякие важные должности Великие княгини даже и не претендуют. Великие князья да, а для женщин — всякие богоугодные заведения, и то почётной директрисой, патронировать, но не управлять. Пока в обществе преобладает мнение, что не женское это дело — быть, к примеру, губернатором в России. Тем самым не используют имеющиеся ресурсы.
Читал, что некогда в испанских колониях, что в Южной Америке, добывали серебро. В Аргентине. Но платину, которая тоже была в той же руде, считали никчемной примесью, от которой старались избавиться. Утопить в океане, чтобы мошенники не разбавляли ей благородное серебро. И утопили во множестве, тысячи, десятки тысяч тонн. Окончательно и бесповоротно — на дно!
И только потом, потом, потом дошло, чего они лишались.
Софья Ковалевская ещё в прошлом веке стала профессором математики. Мария Сколодовская-Кюри уже в этом веке получила две Нобелевские премии. Но переворота в общественном мнении они не произвели. Исключения, которые только подтверждают правила, вот ответ общества.
Но сёстры теперь не сдадутся. Будут бороться. Отстаивать право каждой Великой княгини участвовать в управлении государством. И победят. Я очень надеюсь, потому что мне в одиночку не вывести Россию в сверхдержавы. А хочется. Очень хочется.
Итак, мы и де-факто, и де-юре совладельцы дела Панафидиной. У нас у каждого — по одному паю номиналом в сто тысяч рублей, у госпожи Панафидиной — четыре таких пая. То есть при солидарном голосовании барон А. ОТМА может диктовать условия. Теоретически. Практически же мы вмешиваться в работу не собираемся, а число паев будет иметь значение при распределении прибыли. Или убытков. Но убытков не будет — пока жива Империя, это просто не допустят. Министерство Народного Просвещения распространит циркуляр о необходимости всем видам учебных учреждений, начиная с начальных, подписаться на «Газетку…» — и вуаля! Подписчики, подписчики, подписчики! Те, кто победнее, будут читать газету в очередь. А те, кто побогаче, те выпишут в личное пользование. Там же ещё и премии, книги, которые всякому захочется иметь на своей собственной полке. Учащиеся массы получат доступ к Тайнам Вселенной. А что? В планах у меня образовательные серии типа «Путешествие Знайки по Солнечной Системе», «Путешествие Знайки в микромир», и, конечно, «Путешествие Знайки на Машине Времени» — с динозаврами. А то всё индейцы, индейцы… Динозавры!
Но это потом.
А пока мы обсудили работу на осень. Охват новых для нас масс! Кстати, от девочек барону приходит больше писем, чем от мальчиков. И не удивительно: женских гимназий в России больше, чем мужских! Почему бы не придумать и для девочек что-нибудь, не одна же княжна Джаваха есть на свете. Чтобы и мальчикам, и девочкам было интересно. А что? Пиф-паф-ой-ой-ой — нет, не подойдёт. А вот Алиса Селезнёва — очень может быть. Попавшая в наш одна тысяча девятьсот тринадцатый год из… из две тысячи тринадцатого, конечно. Из времени, где Россия — великая и могучая держава, раскинувшаяся на трёх континентах (население Аляски и Калифорнии возжелало вернуться под сень двуглавого орла, дабы избежать ужасов порабощения афроамериканцами). Попала, чтобы показать нам Светлый Путь, и рассказать тоже. О микроволновках, смартфонах, ноутбуках и прочей фантастике. А наши дети научат Алису доить коров, печь блины и вышивать крестиком. Как-то так.
Понятно, что это только самые приблизительные планы. К вечеру они укоренятся, пустят веточки, пойдут листочки, а уж дальше сестрички сочинят, не посрамят баронской славы!
— Пойду к Mama, — сказал я.
Без Mama денежных дел не решить, а они мне нужны, деньги: Никита принес фильмоскоп. Третью модель за это время. И — вполне приличную. Лампочка чуть слабовата, пятнадцать свечей, но это уже не к Никите вопрос. Поищем, поищем лампочку помощнее, свечей на двадцать, а лучше двадцать пять. Но зато лампочка в пятнадцать свечей греется умеренно, что тоже важно. А глаза у нас в темноте видят много лучше, чем у людей двадцать первого века. Десятисвечовая осветительная электролампочка в городской квартире — уже хорошо, все довольны.
— У Mama сейчас странник Григорий, — предупредила меня Ольга.
Распутин теперь для них на отец, не старец, а странник. Ну что ж, странник — это можно. Это справедливо. Вот только зачем он пришёл? Впрочем, Mama вольна делать, что пожелает. Хочет видеть странника — и посылает за ним.
А я странника видеть не хочу, и потому пойду к Mama позже. Успеется.
Сейчас же приведу дела в порядок. Хотя какие могут быть дела у маленького мальчика? Все свои игрушки сам я расставлю по местам! Возьму книгу в дорогу, «Le Capitaine Fracasse». Старомодно даже сейчас, но по-прежнему читают. И я прочитаю. Чтение облагораживает!
Было не по-августовски жарко. Или не по-Петербургски. Или просто мне было душно. Имеем огромную первоклассную яхту, с великолепными, как уверяют, мореходными качествами, но яхта идёт своим ходом, а мы своим, по суше. Причуды политической географии. Бремя Императора.
А не искупаться ли мне? Как ещё встретит Крым, а тут всё мило, по-домашнему.
Я послал дядьку Андрея за купальным халатом и полотенцами, а сам тихо и смирно сел на скамейку. Один в воду не лезу, дядька это знает, потому спокойно и ушёл, оставив без присмотра.
Сижу, смотрю, птичками любуюсь, что порхают с веточки на веточку. А в пруду, понятно, рыбки. Ничего особенного, караси. Даже так: карасики. С ладошку. С мою ладошку.
Вернулся дядька.
Я разделся в купальне, зашел в воду. Прохладная, но это всегда так — поначалу. Сделал шаг, сделал другой. Неспешно, как и положено особе царской крови. По колено, по грудь, и…
И внезапно на что-то наступил. Правой ногой. На острое. Очень острое. Кажется. Потому что боли-то особо и не ощутил.
Двинулся назад, оставляя в мутно-зеленой воде мутно-бурый след. Выбраться помог подбежавший Андрей, подхватил на руки, донёс до скамейки, уложил и ловко перебинтовал стопу. Бинтом из санитарной сумки, без этих сумок дядьки шагу не ступают во время прогулок.
Я чувствовал себя странно. Словно пьян. Восьмилетним-то, здесь, вина я не пил, а там, в двадцать первом веке пробовал, случалось. Голова слегка кружится, и кажется, будто я лечу. Как во сне.
— Ко мне, — приказал я дядьке. В
