Самый лучший коммунист - Павел Смолин
Сама титаническая структура Комсомола о возвращении в свое тело Шелепина не знает, равно как и действующий глава Евгений Михайлович Тяжельников, которого мне надлежит снять так, чтобы все видели — пост товарищ покидает из-за собственных грехов.
Дед, конечно, голова — нашел там, где «тонко», и велел нарастить в этом месте броню. Самое ненавистное и морально тяжелое для меня, как ни странно, не пытки в рамках социалистической справедливости, а вот эта вот их аппаратная возня. Было как? Пришел Сережа, сказал, чего ему надо, в случае необходимости выдал пряник и щелкнул кнутом, а дальше товарищ подхватили и все сделали в лучшем виде. Теперь придется окунуться в атмосферу самого бесполезного (по слухам) органа страны, в который (по слухам) приходят за карьерой и ничегонеделанием. Приходят (по слухам) или профессиональные хорошие мальчики и девочки — не как что-то плохое, но круглые отличники с горящими глазами дел наворотить могут ого-го — или не менее профессиональные социопаты, притворяющиеся образцово-показательными представителями молодежи ради возвышения над «стадом». Третий вариант, как всегда, тоже есть — например, таковой через год, по окончании школы, станет Катя Солнцева, которая за общее дело и народное благо всей душой радеет. Уверен, отыщется немало таких же товарищей. Буду стараться опираться на третьих и тренироваться в стравливании кланов на вторых.
Повод снятия, помимо дедова желания посадить повыше опасного (в глазах окружающих) Шелепина в целях демонстрации силы, самый что ни на есть умиляющий: товарища Тяжельникова на должность ставил Брежнев, а Евгений Михайлович, не будь дурак, делал ему за это приятно — например, зачитывал на съезде Партии хвалебную газетную заметку о молодом Брежневе. Сидел бы на Комсомоле и дальше — Андропов свободный стул всегда найдет — но жестоко просчитался, попытавшись сделать приятно и деду Юре — организовал комсомольские поисковые бригады, которым приказал отыскать стихи молодого Андропова в Карелии.
— Стыдно, Сережа, — признался мне Генеральный вчера. — Когда жопу лизать начинают. Ну какие это стихи? Так, баловство. А он же, собака такая, не только найдет, но и издать попытается. И ведь издаст! Даже если прямо запретить — скажут, скромничает Андропов, но стихи-то замечательные!
Вот за избыточный прогиб Евгений Михайлович и пострадает. Но целый месяц придется ему улыбаться и не подавать вида. Не так уж и неприятно — я улыбаться людям привык.
Можно, конечно, привычно надавить — кто против пойти посмеет? — но Андропов такой способ решения задачи сочтет за провал и отправит тренироваться на ком-то попроще. Оно мне надо, время терять, если можно захватить сразу ЦК ВЛКСМ?
Должность поможет набрать опыт, а главное — «легализует» мою сверхактивность, которая уже давно ни у кого не вызывает вопросов: цесаревич же, тут юриспруденция на второй план отходит, заменяясь ПОНИМАНИЕМ.
По утренней прохладе, любуясь перистыми, окрашенными в розовые тона облаками, я добрался до машины.
— Доброе утро, дядь Петь, — поздоровался с давно не виденным «силовым» КГБшникам. — Тыщу лет вас не видел.
— Соскучился? — он с улыбкой обернулся и пожал мне руку.
— Соскучился, — признался я. — Хорошие времена были, беззаботные.
Выезжая на дорогу, бывший полковник (формально, «бывших» в КГБ, как известно, не бывает) и действующий начальник «силового» блока первого в истории страны ЧОПа «Щит Олега» хохотнул:
— Забот у тебя теперь полон рот будет!
— С девяти до пяти, час обеда, — скорбно вздохнул я. — Собрания, совещания, бумажная и организационная работа…
— Все то, на что ты обрек меня, — стебанул дядя Петя.
Все у него хорошо — дети растут карьерно, внуки — в МГУ полезные гражданские профессии получают, все обеспечены жильем, транспортом и прочими благами. Ну и не подстрелят на новой работе — какой бы ты крутой мужик не был, это всегда приятно.
— Ценные кадры на передовую не отправляют, — отмахнулся я и взял из стопки на сиденье первую папочку.
Как раз успею по дороге впитать должностные обязанности и биографии товарищей, с которыми придется работать.
Здание канцелярии ЦК ВЛКСМ находится в центре столицы, у метро Китай-город. Здание классное — трехэтажное, с большими окнами и башенкой, прекрасно вписано в окружающую малоэтажность. Здесь я теперь и буду проводить большую часть жизни, по соседству с сидящим в Кремле дедом. Завидовал моей свободе, из мстительности загнал в стойло. Не хочу работать 5/2! Я — творческая, холерическая личность, меня в кабинете запирать нельзя!
Хохотнув, я вышел на асфальт заставленной отечественным автопромом парковки — даже пара «Жигулей» есть — и в компании дяди Пети пошел осваиваться на новом рабочем месте. Сопровождающий выбран не случайно — дядя Семен, прости-господи, страшноват, а вот дядя Петя хоть и страшный, но седой и солидный, для скрытого запугивания подходит. Немножко «дядей» найдется и внутри здания — Комсомол и так охраняется, но в мое присутствие будет охраняться втройне.
— Здравствуйте, — поприветствовал бабушку-вахтера, усиленную двойкой вооруженных КГБшников.
— Здравствуйте, Сергей Владимирович, — улыбнулась она. — У нас, значит, теперь работать будете?
— У нас! — подтвердил я.
Непривычно по имени-отчеству, хочу как раньше, когда конфеты давали.
— Кабинет триста два, — направила нас бабушка. — Проводить?
— Спасибо, найдем, — с улыбкой отказался я и направился к лестнице, столкнувшись на ней с молодым человеком лет двадцати пяти.
Очки в роговой оправе, строгий пробор в черных волосах, не очень сидящий костюм и восторженное выражение лица не оставляли сомнений в том, что он — истинный комсомолец и по совместительству мой фанат.
— Доброе утро, Сергей Владимирович! — он с энтузиазмом потряс протянутую ладонь. — Я — ваш заместитель, Никита Антонович Головин.
— Очень приятно, — ничуть не преувеличил я.
Он же за меня пахать будет — как такого не любить?
— Мы с вами много добрых дел наделаем, Никита Антонович. Это — Петр Иванович, полковник КГБ на пенсии и мой охранник на сегодня.
— Очень приятно, товарищ полковник, — благополучно пропустил «бывшего» мимо ушей секретарь.
Могли бы и симпатичную даму выделить — чисто ради эстетического удовольствия, я же неиронично примерный семьянин, и намерен таковым оставаться.
— Введете меня в курс дел, Никита Антонович? — попросил я,
