Мастер для эльфийки, или приключения странствующего электрика - Игорь Валерьевич Осипов
– Нас караулят, – без предисловий произнёс я мрачным голосом, остановившись рядом с эльфийкой.
– У сестры жар, – так же тихо произнесла Рина и подняла на меня красные зарёванные глаза. Словно в подтверждение её слов из фургона послышался кашель.
– Я же говорил, что не надо в мокром ходить. Нет, блин, мы же упёртые высшие создания, – протянул я и вытер лицо ладонью.
Бесят эти эльфы, но не желал я им смерти, а от пневмонии запросто отбросит ушки в стороны.
Рина приоткрыла рот, словно хотела что-то возразить, но в итоге лишь поморщилась и задрала глаз к небу, сдерживая накатившие с новой силой слёзы.
– Прости, что больно сделал, – произнёс я и сел рядом, прямо на мокрую траву. – Знаешь, мне пришлось взрослеть с семи лет, когда отец отдал в гильдию, но взрослеть в любом возрасте больно, и часто хочется хоть ненадолго стать ребёнком. Знаешь, я даже завидую вам. Вы можете позволить себе побыть маленькими.
Рина вытерла краем простыни глаза и заговорила, теребя в пальцах этот самый краешек.
– Я не виновата, что полукровка. Мама работала… до сих пор работает переводчицей в посольстве северных гаю у людей. Не самая длинная веточка на древе, но и не только что проросшее зерно, – Рина поглядела на меня и пояснила: – Чиновница среднего звена. В общем, там она когда-то познакомилась с человеком. Я его даже не видела ни разу. Говорят, этот… спецназ. У людей есть поговорки: косая сажень в плечах, кровь с молоком. У нас говорят: цветущий церкатаж. Это дерево такое из нашего мира. На дуб похоже. А цветы как у каштана, только ярко-оранжевые. Красивые. Мама сильно увлеклась ещё молодым тогда воином. Потом родилась я. Говорят, мама рассталась с ним, но до сих пор дружит по переписке. А ещё я не хочу никого убивать. Я не подливаю воды на ветвь кроваво-острых листов.
Рина снова вытерла слёзы.
– Нам надо в общину. Там лекарства для Миты, – проговорила она.
– Нельзя, – покачал я головой, – нас там будут ждать. Разбойникам что-то от нас надо, и свидетелей не оставят. Я сейчас даже вашему Кору, если придёт на помощь, буду рад.
– Он не придёт. Он почти сразу после нашего отъезда должен был убыть в столицу для доклада. В общине проездом. Только к зиме в отпуск приедет.
Я усмехнулся и откинулся назад, только потом сообразив, что мой затылок упёрся Рине в бедро, но облизал губы и не убрал, ожидая нагоняя. Слишком соскучился по женскому теплу, чтоб упускать хотя бы такую маленькую радость.
Мои волосы были мокрые и холодные, но девушка не стала устраивать истерику или отстраняться.
– Что тогда делать? – услышал я тихий и усталый голос.
– Тогда бросаем фургон и движемся по самой границе между фонящим лесом и полем в сторону Стеклодара. Движемся верхом и по сумеркам: утром с рассвета и вечером от заката до темноты. Так нас труднее будет заметить и сложнее попасть из ружья. В случае нападения уходим в лес и отстреливаемся. Если появится опасный мутант, выходим из леса. Там проще уйти от чудовищ верхом. За трое суток должны управиться. Возьмём самое необходимое: еду, воду, оружие, газ, одежду.
Рина медленно кивнула.
– Я попробую создать лекарства. Хотя бы простейший антибиотик и жаропонижающее. Это поможет дотянуть до Стеклодара.
Мы замолчали. Почему-то не к месту подумалось, что Рина не может быть роботом. Я бы, наверное, почувствовал разницу между механизмом и живым человеком.
– Почему ты считаешь, что полукровка – это приговор?
– Потому что я ни эльф, ни человек, – прошептала Рина, и её губы снова задрожали.
Я повернул голову. Щека легла на мягко и тёплое бедро девушки. Одновременно с этим стал виден низ её живота, снова оголившийся из-за безвольно спавшего края простынки. Да и бог с ней, не светит мне эльфийское тело. Хоть наш Бог, хоть эльфийское Древо, хоть гномьи тотемы, хоть орочий Многоликий Вождь, хоть гоблинские болотные божки.
Тяжело вздохнув, достал зажигалку и чиркнул кремнём. Оранжевый с голубой каёмочкой язычок пламени задрожал на ветру, как готовая взлететь стрекоза трепещет крыльями, но не погас. Огонь свечи, зажигалки, лучины. Войн было много. Не только эльфийских. Когда начался передел нового мира, были и религиозные войны. На осколках прежней религии появились новые правила. Если нет с собой креста или святой книги, зажги живой огонь, как свечу в храме, помолись. Ибо огонь – это свет.
Я не верующий, но когда тяжело, любому хочется хотя бы надеяться на помощь свыше.
– Господи, помоги. Дай сил, – пробормотал я, а потом захлопнул зажигалку и поглядел на эльфийку. Молитва закончена. Не зря же говорят, не боги лампочки зажигают. На бога надейся, но фазу проверь.
– Быть полукровкой тяжело, но ты ошибаешься, – произнёс я. – Ты и эльф, и человек.
Я встал и хотел уже было уйти, но почувствовал, как тонкие пальцы сжались на моей руке.
– Не уходи, пожалуйста, – прошептала Рина.
– Я только дров подкину и поковыряюсь в сумке.
Пальцы разжались, отпуская меня.
– А Кор тоже цветущий церкатаж? – неожиданно для самого себя спросил я.
– Нет. Он вечнозелёный кедр. У нас не росли кедры, но это хвойное дерево ему очень подходит. Бабушка его так иногда называет.
Ладно, лирику в сторону. Лагерь сам себя не соберёт.
Сумки были здесь же, под навесом, потому пришлось сделать всего два шага. Немного поковырявшись в ней, я извлёк на свет очень дорогую вещь – толстый прозрачный полиэтиленовый пакет, уже на несколько раз залатанный у мастеров по пластику. Из него вытащил две запасные рубахи и чистые сухие портянки. Рубахи были обычные светло-бежевые льняные, с длинными рукавами.
– На, – протянул я обе Рине.
Девушка молча взяла и развернула рубаху, которая была ей великовата.
– Одна тебе, одна Кисе… то есть Митэ ар Кисан, – с улыбкой пояснил я. Рина тоже слегка улыбнулась.
– Отвернись.
Хотел уже сказать, мол, чего я там не видел, но передумал. Не время. Да и глупо хохмить, как подросток.
Рина быстро переоделась. На рубашке пришлось подворачивать рукава.
– Вот и всё, лампочка ты моя ясная.
Я потёр лицо и направился к лошадям, попутно
