Александр Плотников - Коридор
– Ты не хуже меня знаешь, что это не наше дело.
Доктор Кох с легкой опаской посмотрел на приоткрытую дверь, за которой хозяйничала Хильда, готовя им чай. Лансен моментально перехватив взгляд, все понял, тут же охладив свой пыл.
– Может быть, ты и прав.
– А как Марта? – перевел разговор в другое русло доктор Кох.
– Да что с ней будет? Сидит себе дома, очаг бережет, – при упоминании о жене переживания за сына сменились легким безразличием.
– Пишет, правда, что и в Берлине сейчас тоже неспокойно. Авианалеты происходят по несколько раз на день. Кстати, я к тебе приехал именно по этому поводу.
– То есть? Какое я имею отношение к бомбардировкам Берлина?
– на его лице возникло неподдельное изумление. Ход мысли доктора Лансена явно завел его в тупик.
– Ну, не к бомбардировкам именно, а к людям из этой «отрасли », если можно так выразиться. Помнишь, перед той летней кампанией на Курском выступе ты присылал ко мне летчика на обследование? У него была контузия второй степени с признаками амнезии.
После небольшой паузы доктор Кох утвердительно качнул головой.
– Да, у него было проникающее ранение плеча и растяжение обеих лодыжек. Его фамилия, если я не ошибаюсь, Меер, нет, Маер. Точно, Маер.
– Да, да, да, именно он.
Доктор Лансен, склонившись над портфелем, извлек лист бумаги с множеством резолюцией в левом верхнем углу и, быстро пробежав по документу глазами, протянул его доктору Коху.
– На, полюбуйся.
Не торопясь, вытащив очки из футляра, тот быстро ознакомился с содержимым документа.
– Ну и как тебе это?
– Что за бред? – произнес вместо ответа доктор Кох, возвращая бумагу Лансену. – Им там, что, заниматься больше нечем? Впервые вижу такую дурь.
– Вот, вот. А представляешь, как я «обрадовался»? У меня сегодня должны были быть три операции, я уже не говорю обо всем остальном. И вместо этого мне приходится рыскать по этой глуши в поисках непонятно кого. Его, видите ли, без разрешения медкомиссии допускают к полетам. Вот и посылали бы эти бумажки их начальству. Пусть у них головы болят, если он такой особенный.
В соседней комнате что-то со звоном разбилось и, судя по характерному звуку, в самые что ни наесть вдребезги. У доктора Коха тут же возникло тревожное предчувствие, что это был предсмертный зов его любимого фарфорового сервиза на четыре персоны, который он повсюду возил с собой в напоминании о доме.
– Хильда, я надеюсь, это был не сервиз? – с угасающей надеждой в голосе спросил он.
– Мне очень жаль, герр доктор. Я случайно. – прозвучал в ответ едва слышный, растерянный голос.
– Вот черт.
– А я к тебе приехал вот по какому поводу, – не унимался со своими проблемами доктор Лансен. – Мне нужно, чтобы ты выделил человека, который смог бы указать дорогу до этой самой части. Как ее там? А вот, I/JG 26.
– Где же я тебе такого следопыта найду? Лично я понятия не имею, где этот аэродром находится. Впрочем, как и все остальные.
Хотя водители могут знать, но они приедут только под вечер. Даже не знаю, как тебе помочь.
– Герр Кох, можно я покажу дорогу? – Откуда-то сзади раздался взволнованный голос Хильды. Она стояла в дверях, нервно пытаясь сложить две половинки, на которые раскололась одна из чашек. В ее глазах читалось безудержное отчаяние, которое не смог выдержать даже доктор Кох со своими стальными нервами.
– Да, конечно, – после легкой заминки произнес он, – а вы точно знаете, где это находится?
Ее утвердительный кивок был лучше любого убедительного ответа.
– Ну, раз чая сегодня не будет, тогда в путь, – произнес доктор Лансен, поднимаясь с дивана. – После обеда мне еще надо заскочить в Вийе-Бокаж.
* * *I/JG 26
Незаметно прошмыгнув в ангар, Хельмут и Карл пристроились позади столпившихся у самого входа техников. От их комбинезонов исходил характерный запах машинного масла, авиационного керосина и еще бог весть чего, делая долгое нахождение рядом попросту невыносимым. Впрочем, самим техникам на это было глубоко наплевать. Ведь для них этот запах уже давно стал чем-то обыденным и незаметным, и им искренне было непонятно, чем он так раздражает окружающих.
– Так, у техников вопросы есть?
– Нет, – после небольшой паузы ответил их начальник майор Гуденгаст.
– Тогда свободны, – продолжил Бренеке. – Через 32 минуты вылет. Все машины должны быть в полной боевой…
– Все по местам, – продублировал команду майор. И вся «масса » в черно-зеленых комбинезонах с легким гомоном направилась к выходу. – Старшие групп доведите распоряжение господина оберста до своих подчиненных. И не забудьте о прерывателях. Каждую машину я буду принимать лично.
– Да, проваливайте, господа, проваливайте, – морща нос, напутствовал их Хельмут, – без вас здесь будет значительно легче дышать.
По мере их выхода в ангаре становилось все просторнее. Вскоре в помещении осталось только человек двадцать пилотов, сидящих в раскладных креслах напротив большого деревянного стола, за которым, кроме Кюстера и Бренеке, находились медик Липерт и начальник метеослужбы хауптман Весредау.
Бегло пробежав взглядом по присутствующим, Карл к своему изумлению обнаружил человека, который, по его убеждению, никак не должен был здесь находиться. Чувство ненависти вдруг резко сменилось глубоким удивлением и окончательным непониманием происходящего.
– «Неужели я и здесь просчитался?» – тут же подумал он.
Отто спокойно сидел в третьем ряду и о чем-то беззаботно перешептывался с Клаусом. По пышущему внешнему виду трудно было сказать, что у него проблемы с кровяным давлением.
– А, вот и вы. Как раз вовремя, – заметил их Шеф. – Хольцер, вы заступаете во вторую штурмовую группу вместо лейтенанта Губера.
– Губера? – вместо Хельмута переспросил Карл.
– Да, Губера. Ему стало плохо, и прямо на инструктаже он потерял сознание. От переутомления, наверное.
– «Знали бы вы, от чего он переутомился», – тут же про себя парировал Карл.
– Поэтому вместо него пойдете вы, Хольцер. Молодых я брать не могу. Мы их за неделю даже «обкатать» не успели, а задание слишком ответственное. Свой наряд можете сдать Маеру.
– Есть, – тут же козырнул Хельмут.
На его лице сияла счастливая улыбка, как будто сейчас его отправляли не в бой, а в долгосрочный отпуск, и из-за этой самой улыбки Карлу стало еще больше не по себе.
– Не переживай ты так, в столовой еще никто не умирал. Это я тебе как «ветеран» говорю. На, держи, – достав из кармана большую столовую ложку из нержавеющей стали, он впихнул ее в руку Карла. – Наряд сдал. – После чего, дурачась и изображая строевой шаг, направился в сторону ближайшего свободного стула.
– Маер, можете идти, – небрежно кинул Шеф, ставя точку под проделанной рокировкой.
– А для тех, кого с нами не было, повторяю. Второй штаффель работает в прикрытии. Радиопозывной «Белая команда». Истребителей противника не ожидается, но вполне вероятно, что они пошлют ближнее сопровождение. Так что будьте начеку. Первый и третий штаффель работают по бомбовозам. Радиопозывной, соответственно, «Черная команда». По предварительным сведениям разведки, будет три волны, общей численностью в 200–250 единиц. Цель их налета, предположительно, Реймс, Компьен и электростанция в Поршвиле. Но главный удар должен быть нанесен по Алансону. Они думают, что сегодня туда должен прийти состав с 17-й бронетанковой «гренадерской» дивизией «SS». Но вместо этого их будет ждать радушный прием наших зенитчиков. – По классу прокатился одобрительный ропот и едва слышимые комментарии.
– Тем не менее, – продолжил доклад Шеф, – несмотря на поддержку, мы должны выложиться по максимуму, чтобы до цели дошло как можно меньше самолетов. Кроме нас, в операции участвует группа «A». Фокеры из III/JG27 полка, работающие двумя штаффелями. А во втором эшелоне в районе Флер будет находиться группа «С», I/JG300, из сводной группы ночных истребителей Bf.-110. Толку от них, как вы сами знаете, не особо много. Так что вся тяжесть операции ложится на наш первый эшелон. Всего нас вместе с III/JG27 должно быть тридцать две единицы. Этого вполне достаточно для успешного проведения данной операции. Встречаемся с группой «А» в береговой зоне квадрата 34/98, на высоте 8500 метров. Первый и третий штаффель поведу я, а руководить «Белыми» будет командир второго штаффеля хауптман Кауфман.
По ангару пронесся легкий смешок, и голос, видимо, принадлежащий Клаусу, произнес вслух отрывок из поэмы, преследовавшей Рихарда Кауфмана с того самого момента, как ему присвоили капитана и поставили командовать вторым штаффелем:
– Хауптман Кауфман нас в бой поведет,
Из которого назад никто не придет.
Смех перерос в бурные овации, но они были не долгими. Негромкий голос оберста Кюстера моментально отбил желание веселиться, быстро напомнив всем присутствующим, где они находятся.
