Александр Тюрин - Ядерное лето 39-го (сборник)
У быстро и уверенно двигающихся, хорошо подготовленных людей такое действие, как перемещение через дверной проем и разворот на новую цель, может занять четверть или треть секунды. Но за этот промежуток времени взревевший в автоматическом режиме «стечкин» вставшего на одно колено майора успел прожевать столько патронов, сколько ему было нужно, чтобы упростить ситуацию хотя бы на ближайший момент. Двое рухнули так же синхронно, как рванулись внутрь. Инерция их движения была настолько велика, что ее не пересилила даже энергия попавших в цель пуль. «Три и две» – машинально определил майор про себя, перекатываясь вбок, под противоположный косяк собственной двери. Правки не потребовалось – но сыну этого видно не было, и он вынырнул из-под защиты стены, нагнувшись над ближайшим к себе телом, хрипящим и дергающимся, как обезглавленный петух в руках крестьянина.
– Дурак!..
Майор все же успел выстрелить в мелькнувшее в находящемся теперь прямо перед ним проеме лицо – но в этот раз он попал уже совсем чудом. Тот, третий, тоже успел выстрелить, однако пуля ушла высоко вверх: прожав спуск до конца, стреляющий был уже мертв. Его тело ударилось затылком о вытертый кафель темной лестничной площадки – и этот тошнотворный звук стал окончательной точкой в событиях нескольких последних минут. Не ошибся, значит. Третий все-таки был…
– Ма-атка… – прохрипел левый из сумевших пройти через его дверь. – Ма-а…
На всех наречиях, кроме разве что грузинского, это слово звучало похоже. Но все же оно звучало по-разному.
– Свет!
Сын бросился к выключателю, и когда стало светло, майор с удовлетворением впитал то выражение, которое находилось на его лице. Ни на секунду не испуг – только хладнокровие. Как будто не третьекурсник, а боец после первой стажировки… а то и после второй. Парень слишком быстро вырос: командировки отца этому, конечно, поспособствовали. Ну и наследственность тоже.
– Ма-а-тка… Ля-ярва…
Правый перестал дергаться – но это все равно были уже просто мышечные судороги, они не значили ничего. В отношении второго майор сначала решил, что он может еще, наверное, выжить.
– Шею!
Из шеи раненого текло не густо: пуля едва прошла под кожей, не тронув ни один из крупнейших сосудов: в противном случае он давно ничего не говорил бы. Рана в груди была гораздо серьезнее – с каждым толчком сердца кровь выпихивала наружу булькающие пузыри. Такие же пузыри капали и с его губ. Пачкали они только свитер, курток на вошедших не было – ни на одном, ни на другом. Сбросили в подъезде?
Ромка зажал рану на шее комом содранной с себя майки, и глаза раненого на какое-то мгновение приняли более осмысленное выражение. Потом он охнул, снова сказал несколько слов и забился под их руками. Несколько секунд ярко-алые брызги летели с его губ в разные стороны, – захлебываясь, он пытался пробить пузырями воздуха заливавшую бронхи кровь.
– Ма-атка… – снова произнес он каким-то удивленно-разочарованным голосом. Это было уже последнее слово: видавший такое не раз майор даже не стал дожидаться, пока умирающий перестанет сучить ногами.
– Третьего.
Ему снова не пришлось ни повышать голос, ни объяснять – сын втащил третьего убитого в квартиру. В подъезде стояла мертвая тишина – соседи не пикнули, прислушиваясь. Так же не пикнула и жена, сжавшаяся на кухне в комок в ожидании того момента, когда он разрешит ей выйти. Это тоже был правильный поступок. За все время лопухнулся только сын, не вовремя сунувшийся вперед, но это, пожалуй, и все. И то обошлось. Живы.
Три паспорта по карманам брюк – хотя на третьем была и куртка, стандартный серый синтепоновый пуховик со сдвоенной зелено-оранжевой полосой по канту рукава. В отношении возможного четвертого майор почему-то не беспокоился ни на грош – того не было ни внизу, ни вообще; страховкой был именно третий.
– Русский, русский, русский.
Роман проглядел паспорта так же быстро, как и он сам. Те были не новые, но слишком чистые для людей, таскающих их в карманах каждый день. Ивановский, Ковалев, Семенов. Сергей Денисович, Сергей Алексеевич, Дмитрий Константинович. Места рождения – г. Балтийск Калининградской области, пос. Домново Калининградской области, г. Калининград. Регистрация – погранзона: Балтийск, Балтийск, Балтийск. Но при этом «лярва». И «матка». И «чтоб вы сдохли, суки», произнесенное на отчетливом польском. Как большинство жителей Калининградской области, и уж тем более подавляющее большинство офицеров 336-й отдельной гвардейской бригады морской пехоты, польский язык майор Сивый понимал как минимум неплохо.
– Бля, – сказал он, на этот раз уже полностью вслух, не стесняясь, полным голосом. – Бля! Рома, что у нас по радио?
Тот вскочил на ноги и бросился к радиоточке, не потратив ни мгновения на то, чтобы вытереть руку от густеющей, темневшей на глазах крови убитых. Майор был уже почти готов к тому, что услышит музыку или статику, но радио было совершенно обычным. Как бывает по утрам в воскресенье, когда не спится в основном пенсионерам и молодоженам, там толкали рекламу лекарств: бархатный голос диктора сообщал о том, что уже через три недели после начала курса лечения у него совершенно исчезли все симптомы заболевания. Какого именно – майор разбирать не стал, было не до того.
Из трех снятых с тел пистолетов он оставил себе оба «Глока», а дешевую «Чешску Зброевку-110» кинул сыну: обойдется и этим. Теперь кухня. Не обратив никакого внимания на сжавшуюся под стеной фигуру жены, взблеснувшую зажатым в руке тесаком, он выдернул из моргающего зеленым зарядного устройства оставленный там на ночь телефон. Цифры были набиты в памяти аппарата, – тратить на них время не пришлось. Было 7:29, или что-то вроде того.
– Давай, давай, ублюдок…
Стоя на одном колене, чтобы не подставиться на фоне окна, если с другой стороны их узкой улицы на них смотрят, майор передергивал мышцами спины от холода и нетерпения, как торопящийся в туалет первоклассник. Трубку взяли на пятом звонке.
– Старый, – громко и отчетливо произнес он в светящийся экранчик, когда услышал шум дыхания: взявший не успел даже сказать «алло». – Это Седой. Слушай меня внимательно…
– Да погоди ты, – сонно произнесла трубка. – Сейчас. Как с цепи все… Зоя, кто там?
– Старый! – заорал майор уже в полный голос. – Не открывай дверь! Не открывай никому!..
Поздно. В трубке звонко хлопнуло, оборвав едва возникший женский визг, через секунду ее бросили на пол, прозвучало одно, четко и точно охарактеризовавшее ситуацию слово – и потом было еще несколько громких хлопков подряд. Стреляли явно без глушителей, как и у него самого. Майор ждал, слушая. Контрольных выстрелов было не три, как он ожидал, а два: дочку начальника штаба его батальона, старательную третьеклассницу с обычным в этих краях именем Полина, то ли не стали трогать, то ли просто не нашли. Почему-то на это хотелось надеяться.
По-прежнему не отрывая глаз от пригасшего экранчика, майор с силой укусил себя за губу – так, что в ноздри шибануло соленым, перекрыв запах из прихожей. 7:30 или 7:31. Больше ни одного слова в трубке не прозвучало. Он позвонил на домашний номер – пока не пойдут гудки разорванного соединения, оставалась вероятность, что «мертвая» темная трубка не привлечет к себе внимания. АОНа на домашнем аппарате «Старого», капитана Панченко, до сегодняшнего дня бывшего начальником штаба его батальона, тоже не имелось. Значит, еще одной долей шанса больше, что какое-то время произошедшее в его собственной квартире на улице Красных Зорь будет достоянием только его самого и его семьи. Но в трубке были слышны только шаги – уверенные, приглушаемые паласом, но все равно четко различимые, – а потом громко стукнула дверь. Все.
Майор укусил себя за губу еще раз, с той же силой, и поймал взгляд сына, блеснувшего в полумраке глазами, тоже удивительным образом похожими на тесак.
– Все, – сказал он вслух. – Панченко и Зоя.
Жена ахнула и тут же смолкла, сжавшись еще больше. Звать милицию она не предложила – и это тоже характеризовало ее как понятливую женщину. Впрочем, может быть, она поняла произошедшее иначе.
– Бать, – негромко позвал сын.
– Минуту.
Только теперь майор сделал то, что должен был сделать еще до звонка другу: вбил в телефон не слушающимися пальцами еще один номер. Только бы успеть…
Там отозвались почти сразу, на втором звонке.
– Дежурный, старший матрос Аланов.
– Майор Сивый. 879-й мне.
Снова пауза – это матрос на коммутаторе соединял его с батальоном.
– Дежурный, лейтенант Зябрев.
– Майор Сивый, – снова назвался он, торопясь так, что чуть не клацал зубами. – Боевая тревога.
– Това…
– Молчать!
Взрявкнул майор так, что припавшие к дверям соседи наверняка вздрогнули. Где-то ниже этажом стукнуло дверью, и чужой, прерывающийся женский голос забубнил что-то умоляющее, а мужской отчетливо послал кого-то по матери. Ромка вскинулся и исчез в темноте коридора.
