Александр Афанасьев - Наступление. Часть 2
Конечно же, его охраняли — человек, занимающий такую должность, не может быть без охраны. Пять человек и две машины, по его настоянию охрана не показывалась ему на глаза. Там, где он жил до этого, он никогда не имел никакой охраны, пусть у него могло быть немало недоброжелателей — потому что лучшая охрана это авторитет. Когда все блатные в городе знают, что стоит только поднять руку на кади, судью, и тебя растерзают в камере — можно не иметь никакой охраны. А растерзают потому, что кроме явной власти есть тайная, которой нет и не может быть в стране победившего социализма — но она есть, она все больше поднимает голову. Только Сталин в свое время сработался с тайной властью, он родился совсем недалеко отсюда и хорошо понимал, с чем и с кем не стоит связываться. В его государстве все было рационально — он не искал лишней беды, хотя и не уклонялся от вызова, он знал могущество тайных сетей и умел им пользоваться. Это потом Хрущев, весело и размашисто стал ломать кропотливым трудом созданное… так наломал, что до сих пор аукается.
Второй человек прибыл на встречу не на представительском Зиле, как полагалось ему по статусу, а на скромной черной ГАЗ-31, только что входящей в моду в Москве — квадратной. Правда номера машины были 0010, принадлежала она Управлению делами ЦК КПСС. Человек этот был подготовлен к превратностям погоды куда лучше: он ездил на Уренгой, на прииски, разбираться, что там происходит, и нефтяники подарили ему германскую рабочую куртку, такую теплую и в то же время неприметную на вид, что он ее так теперь и носил по Москве. Его тоже охраняли, охраняли куда серьезнее — целая бригада девятого управления КГБ, шесть машин — но и здесь охране было приказано «не светиться», не показываться на глаза…
Председатель Президиума Верховного Совета СССР Гейдар Алиев вышел из машины, которая после этого не припарковалась, а поехала дальше — она так и будет курсировать в ожидании сигнала от прикрепленных — неспешно пошел вглубь небольшого парка, оглядываясь по сторонам. Черные, корявые деревья как шайтаны, пробудившиеся под землей, тянули свои ветви к черному, беззвездному небу. На Патриарших сейчас почти никого не было, только старики и молодые парочки.
Ахмад Хасанов, депутат Верховного совета СССР трех созывов, переброшенный на работу в КГБ по «партийному призыву» неспешно поднялся навстречу спешащему к нему Алиеву.
— Ассалам алейкум, Ахмад-муаллим — первым, не по должности, а по старшинству поздоровался Алиев.
— Ва-алейкум ас-салам Гейдар-аскер — Хасанов использовал довольно редкое и многозначительное приветствие, назвав своего собеседника воином.
— Какой из меня аскер, Ахмад-эфенди… я теперь кабинетный аскер… моя битва — за столом с карандашом.
— В Коране сказано, Гейдар, что тот, кто помогает словом, советом или мнением, не менее опасен, чем тот, кто сражается. Если это, конечно дельные советы.
— Коран источник мудрости… — задумчиво сказал Алиев — и он же источник большой беды.
— Ты не прав, Гейдар — возразил кади — источником беды всегда являются люди. Коран — это оружие в войне, не более того. Мы можем владеть им или нет — но мы не можем делать вид, что его нет.
— Да, он есть…. Как ваши сыновья, Ахмад-эфенди?
— Мои сыновья делают то, что и должны делать, Гейдар. У каждого из них своя дорога — и стоит ли мне, старому человеку, навязывать им свое общество.
— Мне говорили много хорошего про твоих сыновей — сказал Алиев — говорят, что они совсем не берут взяток.
Кади пожал плечами.
— А смысл, Гейдар? Берет малую толику лишь тот, кто не способен взять все целиком.
Берет малую толику лишь тот, кто не способен взять все целиком…
Гейдар Алиев, несмотря на то, что он никогда не забывал о своих азербайджанских корнях — все же был глубоко советским человеком. Его карьера представляла собой типичную карьеру self made man, человека, который сделал себя сам, если пользоваться терминами английского языка. В те годы СССР представлял большие возможности для такой карьеры, что было то было. Родился в небогатой семье, сам додумался учить русский язык, осознав, что это — язык власти. Сам пошел на курсы НКВД, сам делал карьеру, целенаправленно и упорно. Как и все сотрудники КГБ Гейдар Алиев был прагматиком и циником, он хорошо понимал, что с трибуны говорится одно, но в жизни часто бывает совсем другое и ничего в этом нет. Но все равно он был советским, воспитанным по советским лекалам человеком, и одно из основополагающих понятий, которое вложили в него этим воспитанием, было изначальное равенство людей. Он жил и воспитывался в обществе, где дети первое, что читают в букваре — мы не рабы, рабы не мы, он был твердо уверен, что терпением, трудом, интригами, кумовством — но наверх может пробиться любой, это зависит от его способностей или испорченности или того и другого разом. Но все равно — только от себя.
А вот сейчас перед ним стоял совсем другой человек. Его с детства учили, пусть тайно, но все же учили, что он рожден для того, чтобы властвовать, а другие — чтобы повиноваться ему. Это прав — властвовать, он воспринимает как свое неотъемлемое, ничем не ограниченное право, и что самое страшное — находится немало людей, готовых ему подчиняться. И его сыновья — а каждый день делает карьеру — тоже воспитываются в таких же рамках и понятиях, что они — властители, в том числе властители людей. С этим ничего нельзя поделать, он знал это как никто другой, он боролся с кланами, он запрещал детям юристов поступать на юридический, чтобы разрушить опутавшую Азербайджан паутину. Но все равно — бесполезно, не только властители выражали волю властвовать, но и рабы — подчиняться, а против этого — не попрешь. Как же все-таки слаб человек, которому дали свободу, и который готов эту свободу променять на тайное подчинение невидимой власти.
Но плохо ли это? Он, будучи председателем КГБ Азербайджана, а потом и первым секретарем компартии немало видел проворовавшихся чиновников. Ощущение они вызывали такое, как будто ты соприкоснулся с чем-то нечистым и мерзким — слезы, какие то бессвязные покаянные клятвы, всегда одни и те же, синюшные губы, валидол. Тогда с этим боролись строго, уже от десяти тысяч могли дать расстрел, но эта статья работала для того, чтобы бороться с конкурентами. Воровали все, и даже кого-то расстреливали, и даже много расстреливали — но только тех, кто или не поделился с кем-то наверху, или вызывающе себя вел, купил, к примеру, дорогущие серьги жене и та стала светить ими на всех углах. А так — входили в положение… конечно, давали по минимальной планке, лет десять, если на этого человека не было заказа.
А вот Хасанов — брать и в самом деле не будет. Кусовничать… так, кажется, уголовники выражаются. Очень точное слово «кусовничать». Какой смысл кусовничать если все и так твое?
— Думаешь, сможешь взять? — чуть обиженно спросил Алиев.
— А что — нет? На земле лежит, подбирай, не хочу. Нет здесь власти, Гейдар, все сиюминутное какое-то…
— Сиюминутное — согласился Алиев — сегодня ты на коне а завтра ты… Но это не важно. Я хочу услышать, Ахмад-муаллим, твое мнение о Ясенево.
— Ясенево… Хорошие люди, Гейдар, что тут еще скажешь. Политически грамотные…
В голосе судьи слышалась едкая ирония.
— С политической грамотностью много не навоюешь.
— Ну… это издержки, так сказать.
Алиев помолчал. Потом — тихо спросил, как будто не зная сам, и желая услышать из чужих уст.
— Все так плохо, Ахмад-муаллим?
Знали все. И знали все… Алиев никогда не работал по линии ПГУ на исполнительских должностях, он был чистым контрразведчиком. Потом, когда он стал председателем УКГБ по Азербайджанской ССР — он был вынужден заниматься кое-какими делами ПГУ, потому что каждое управление КГБ имело свою специализацию. Специализацией азербайджанского УКГБ были Иран и Турция, потому что даже языки, турецкий и азербайджанский относятся к одной группе и сильно схожи, а в Иране проживают больше миллиона азербайджанцев. Более того, южные азербайджанцы пишут арабским алфавитом, и из них получаются отличные арабисты, не впадающие в ступор от необходимости писать «задом наперед». Но все равно — Алиев, будучи генералом контрразведки, боялся даже предполагать, что делается в Первом главном управлении, в разведке, после того, как там побывал верный ставленник Андропова — Владимир Крючков.
— Все не так плохо, Гейдар, ты напрасно волнуешься раньше времени. У тебя есть много людей знающих языки и страны, умеющих читать чужие письма и даже стрелять. Наверное, это и есть та разведка, которая нужна на Западе.
— Но не на Востоке.
— Ты прав. Не на Востоке. Любого из тех людей, которых называют арабистами, раскроют враз. Потому что ни один из них не сможет произнести на память суру Корана, да так, что тот, кто слышит эту суру с детства, не почувствует фальши. Они могут работать с кем-то из правительства, я признаю это — особенно если правительство придерживает социалистической ориентации. Но не более того, на улице они не сойдут за своих.
