Красный рассвет. Иноходец - Сергей Извольский
Ух ты, как она неожиданно.
Я за последние несколько суток мало спал, зато много бегал и стрелял. И если бы не Ульяна, которая утром рассказала об угрозах Алисы, я бы, наверное, ничего не понял и сидел бы хлопал глазами в недоумении. Но сейчас прекрасно догадался, о чем идет речь. Впрочем, виду не показал.
— Я не очень понял, о чем ты.
— Скажи, я красивая девушка?
— Безо всякого сомнения.
«А еще невоспитанная, невежливая и похоже крайне беззастенчивая»
— Тогда почему ты как медведь на мед смотришь на жирную задницу какого-то ходячего антиквариата, а на меня сейчас даже внимания не обращаешь?
«Да какой антиквариат, Жанне даже тридцати нет!» — возмутился внутренний голос. С такими приятными леди и время проводить очень приятно. После одного неудачного опыта с большой и чистой любовью к сверстнице в восемнадцать лет я это понял сначала бессознательно — путем практики после неприятного открытия что любовь была чиста только с одной стороны; потом, когда служил уже, старшие товарищи словами просветили, на пальцах объясняя те плюсы и минусы противоположного пола в контексте примеров разных отношений, о которых в школе не рассказывают. НВП есть, то есть рассказывать как убивать можно, а учить грамотно строить отношения — от постоянных до необязательных… С другой стороны, это должны делать родители, но у меня-то не было родителей. Ладно, это лирика уже.
Алиса, кстати, с каждым разом меня удивляет все больше. И если безотносительно остального, то ее прямота мне, надо сказать, уже начинает нравиться. Это настолько плохо, что даже хорошо.
— Ты хочешь поговорить о моих вкусах?
— Хоть о чем-то поговорить, если других тем предложить не можешь.
Я бы, на самом деле, вообще бы никаких тем не предлагал — поспал бы еще. Но у меня сейчас проблема, как у черепахи, которая на себе змею везет — сбросишь, укусит.
Не знаю какая молния девушке Алисе в голову ударила, но похоже она ко мне теперь неравнодушна. Можно конечно рубить жестко, но дело такое — от любви до ненависти один шаг. А что случается после таких потрясений в голове у семнадцатилетних девушек — это вариативная загадка посложнее тайны Бермудского треугольника.
— У тебя было нормальное детство? — поинтересовался я.
— Что?
— Ты росла как обычный ребенок? Семья, родители, семейные праздники? Я к тому, что другие дети к тебе в гости приходили?
— Если в общем, то да.
— Ясно.
— Ты это к чему?
— Ты видела госпиталь, в котором я лежал?
— Мм… ну да, конечно видела, я же приходила тебя проведать.
— Там все на виду, считай большая деревня в миниатюре. И ночью меня два раза как бы совершенно случайно разбудили добрые люди для того, чтобы рассказать как ты вчера отводила в сторону девушку, которая со мной об интервью договориться пыталась. Не помню, как ее зовут, мы с ней в Новом Орлеане встретились при очень неприятных обстоятельствах. Так вот сразу два человека, вахтенный матрос и один раненый сосед, поочередно ночью мне об этом сказали типа по случаю, все равно ж проснулся. Причем упирали оба на то, что эта журналистка после беседы с тобой имела бледный вид и прозрачно намекали, что это была разборка девушек за понравившегося парня.
Алиса закусила губу. Я смотрел на нее спокойно и видел, что моя слепленная на коленке версия насчет получения знания о ее беседе с Ульяной прокатила. Была конечно опасность разоблачения — вдруг Алиса всю ночь у моей койки сидела, и только утром ушла, но этой опасностью я рискнул пренебречь и не ошибся.
— При каких же обстоятельствах вы познакомились? Она тебе кроме интервью еще что-нибу…
— Я привез в торгпредство тела ее убитых коллег.
Алиса осеклась. Некоторое время помолчали, потом я продолжил.
— Так вот, насчет детства. Если ты росла плюс-минус как все, значит у тебя скорее всего было нечто похожее на… Вспомни, когда к тебе приходили дети в гости, и кто-то из них начинал играть твоей старой и давно забытой игрушкой. Ты, наверное, помнишь вдруг возникающее желание немедленно эту игрушку отобрать. Ведь это твоя игрушка, пусть только что ненужная, но это уже неважно. Прямо внутри все полыхает, как хочется ее забрать себе обратно, да? С пришедшими в гости детьми даже ссорилась, наверное, а родителям потом приходилось мирить.
— Родители не мирили, но что-то примерно было такое, да. В детском садике, со скандалом и дракой, — неожиданно призналась Алиса после паузы.
— Экстраполируй.
Судя по блеснувшим глазам, Алиса скорее всего не знала определение экстраполяции, но догадалась что я предлагаю ей перенести вывод из одной ситуации на другую, масштабируя.
— Я конечно понимаю, что ты девушка неотразимо красивая, умная, сильная и независимая и так далее. Если делить людей на сорта, по совокупности факторов ты окажешься на самом верху пищевой цепи и социальной стратификации. Ты красивая девушка и завидная невеста, но у нас с тобой разный социальный статус, ты для меня почти недосягаема, как звезда на небе. Понятно, что увидев даже намек на крупицу интереса с твоей стороны, в твоем понимании я должен переполниться счастьем и начать вилять хвостом как собака…
В том, что я сейчас говорил, с моей стороны была условно-правдивая картина, но не было ни капли истины. Все эти слова можно было заменить на: «Подруга, ты мне просто не нравишься и не интересна», получив примерно тот же итоговый результат. Но совершенно иные его последствия, поэтому я продолжал плести словесные кружева:
— За свои почти двадцать два года я узнал довольно много об этой жизни и прекрасно знаю, что в момент, когда желанная по краткому импульсу игрушка оказывается в руках, к ней теряется весь интерес. Подумай над этим. А я, если позволишь, немного посплю, мне как-то не очень хорошо после вчерашнего.
Несмотря на утверждение что собираюсь поспать, я не отвернулся и продолжал смотреть невоспитанной красотке в черные глаза. Она моргнула первой.
— Что у тебя было вчера? Хотя бы в двух словах, — голос Алисы изменился. Ровный, демонстративно спокойный.
— Долго шли, долго ехали, потом немного постреляли в других людей. Потом долго ждали в темноте. Знаешь, когда ждешь неприятностей, это иногда утомительнее чем сами неприятности. Потом снова пришлось стрелять, в процессе я несколько раз разодрал себе коленку, было не сильно больно, но неприятно. Потом я
