Иркутск – Москва - Александр Борисович Чернов
— И что эти самые галлы скажут на тему «дать денег», если большие пушки мы закажем у Круппа?
— Хороший вопрос. Господам с «Крезо» и «Шнейдера» даже конкурсную проработку проекта 50-калиберной 14-дюймовки давать нельзя ни в коем случае. Не говоря уж об орудии в металле.
— Надо делать это изделие самим. А немцев привлечь на подстраховку. Причем так, чтобы явно наших ушей поначалу не торчало. Типа, «ну, не шмогла…»
— И как ты себе это представляешь?
— Подумаем. Пока время есть.
Глава 7
Глава 7. Ключик к гайке на пупке
Литерный экспресс «Порт-Артур — Москва», 26–27 апреля 1905-го года
Провожая умиротворенным, бесстрастным взглядом полуприкрытых глаз плывущие в туманной дали за окном перелески, Тирпиц, казалось, задремал в уютном кресле за столом, с которого адъютант пока не решался убирать успевший остыть, едва пригубленный бокал со второй, дополнительной порцией утреннего кофе своего патрона. Но внешнее спокойствие шефа Маринеамт абсолютно не соответствовало внутреннему состоянию разума и души. Пытливый, цепкий ум немецкого адмирала со вчерашнего вечера, когда он, отложив цветные карандаши, убрал в ящик конторки лист бумаги со списком персоналий кают-компании «Варяга» на дату боя у Чемульпо, не ведал передышки.
В коротком перечне фамилий семь были подчеркнуты: обоих Рудневых — командира корабля и капеллана, а также Балка, Банщикова и Лейкова красной черточкой, а Беренса и Зарубаева синей. Но то была лишь первая прикидка, грубая наводка, так сказать. Для точной, позволяющей список «избранных» сократить или расширить, нужно было тщательно взвесить и сопоставить известные факты, связанные с деятельностью означенных лиц за истекший год с небольшим. Чем, пользуясь мнимой простудой, временно освободившей «главного архитектора» германской морской мощи от обязанности составлять компанию принцу Адальберту с его спутниками, он и занимался.
С момента последнего разговора с «русским Нельсоном» сомнения Тирпица в том, что одному лишь Рудневу были каким-то таинственным, сверхъестественным образом приоткрыты тайны будущего, постепенно переросли в уверенность. Но, судя по всему, Всеволод не был провидцем-одиночкой. Очевидно, что в борьбу за победу над самураями Микадо и грядущее обновление Российской империи вступила организованная группа единомышленников, четко знающих что, как, где и с помощью кого им необходимо предпринять. Поскольку представить, что усилия нескольких «варяжских» офицеров и их корабельного пастора после схватки с эскадрой Уриу у морских ворот Сеула регулярно направлялись и координировались их командиром, было трудно. Или, скорее, невозможно.
Во-первых, у Руднева вдосталь хватало кризисов и текучки на крейсерской эскадре, а позже и на флоте. С учетом того, что Тирпиц прекрасно представлял себе круг задач у начальника на столь ответственном посту, да еще и в военное время, возможностей для регулярной сверки часов с прочими «посвященными» у Всеволода попросту не было. Причем, как чисто физически, так и по причине того, что Банщиков, равно как однофамилец их командира корабельный капеллан, а также и лейтенант Балк, довольно быстро покинули «Варяг». Младший же лекарь крейсера, тот и вовсе уже через несколько часов после дела у Чемульпо.
«Короче, все как в том старом „адмиральском“ анекдоте: „- Почему ваш корабль прекратил стрельбу? — Во-первых, у нас кончились снаряды, сэр! А во-вторых… — Довольно, капитан, что "во-вторых“ уже не важно…» Хотя, во-вторых, будь даже все они тщательно проинструктированы Рудневым, но оставаясь лишь среднестатистическими офицерами Русского флота и представителем их ортодоксального духовенства, пусть и с предельно четко расписанными командиром инструкциями, столь впечатляющих успехов на своих направлениях они вряд ли бы добились. Между тем, информации к размышлению по результатам их бурной деятельности предостаточно. При том, что анализировать что-либо в отношении Руднева никакого смысла уже нет. По причине пусть и несколько завуалированного, но чистосердечного признания самого Всеволода.
Итак… Капеллан. Что мы смогли выяснить о его деяниях за время этой войны? Не проходит и суток после триумфального прихода «Варяга» во Владивосток, как он уже отправляется в столицу. Где встречается с самым уважаемым их пастырем Иоанном Кронштадтским, затем с главой Синода Победоносцевым и… И в тот же вечер получает аудиенцию у Государя! Затем он стремглав мчит обратно, на Дальний Восток, с полученной им из Киева особой иконой, которая должна охранить Порт-Артур и даровать России победу в войне.
А буквально через десять дней после его отбытия из Петербурга, в Казани филеры накрывают банду церковных воров, готовивших похищение и уничтожение главной воинской святыни России, чудотворного образа Казанской Богородицы. После чего икону эту тайно переправляют в столичный Казанский собор, где организуют ей строжайшую охрану. Главарь шайки, по слухам, позже признался в связях с разведками Австро-Венгрии и Болгарии. Деньги же на все это мутное дело ему, якобы, передали японцы. Через какого-то финна-авантюриста. Слухи — слухами, конечно. Но остается вопрос: что это? Совпадение, или?..
Тем временем, означенный господин священник чудесным образом успевает в Маньчжурии на последний вагон последнего поезда, сумевшего с боем прорваться в Порт-Артур. И это… бронепоезд Великого князя Михаила Александровича! Чьим духовником бывший корабельный ксендз вскоре и становится. Спрашивается: этого мало или достаточно, чтобы считать именно его источником откровений Руднева? Особенно с учетом всего того, что вскоре натворит его новообретенный духовный сын?.. А тут еще и внезапно вспыхнувший роман в переписке Великого князя Михаила с дочерью Экселенца, о чем Его величество сам мне доверительно сообщил недавно! Ставлю сто к одному, что это произошло по инициативе брата царя, который до войны думал об каких угодно юбках, но только не о вариантах выгодных своему отечеству и Фамилии в геральдическом плане.
Однако, остается одно «но». По окончании боевых действий наш шустрый падре не сопровождает Михаила Александровича в столицу, что было бы вполне логичным. Он остается в Порт-Артуре. Где истово занимается вопросами увековечивания памяти погибших воинов и возведением храма, а позже становится его настоятелем. Но если именно он способен черпать сведения о нашем будущем в пучинах своей религиозной экзальтации, если инициатива всех реформаторских подвижек исходит от него, то…
Нет… Слишком много невязок с последующими событиями. Здесь мы имеем, скорее, нечто напоминающее классическое «мавр сделал свое дело, мавр может уходить». Надо полагать, что капеллан несомненно одна из фигур, посвященных в тайну, но не сам он ее источник.
