Кровавое Благодаренье - Валерий Петрович Большаков
Мы и вправду сорвались на легкий бег, ребячливо выносясь на площадь. Пиликнул брелок, и зеленый «Москвичонок» мигнул нам подфарниками. Свои!
Лакуна заполнилась, ожидания и реалии совместились в душе. Лос-Анджелес… Кентукки… Лондон… Давнее и давешнее сдвинулось на периферию сознания, отложилось в памяти, а настоящим завладела Москва. Хорошо!
Рита гибко скользнула за руль, я плюхнулся на сиденье рядом и клацнул ремнем. Шофериня, не пристегиваясь, дотянулась губами до моей щеки. Мне отчаянно захотелось сгрести пятерней изящную женскую ладошку… Ну, не отказывать же себе в приятном желании! Я взялся целовать тонкие пальцы.
Не отнимая руки, Рита села немного боком.
— Я тоже хотела встретить тебя там, на Эльбе, — пробормотала она, как будто винясь, — но Наташка упросила меня не ездить — хотела побыть с тобой одна…
— Жалеешь, что не поехала? — ласково улыбнулся я.
Моя ненаглядная мелко закивала, вспыхивая нежным румянцем.
— Ты до сих пор краснеешь, как девочка… — засмотрелся я.
— Ага! — Рита смущенно хихикнула. — Всё равно ревную… Зато сегодня мы будем вдвоем! Только я и ты!
— А Инка где?
— А она на Байконур улетела, папку своего провожать. Федор Дмитрич опять на Луну собрался! Звонил как-то, Инка на громкую связь переключила. Говорит, столько урана с плутонием уже вывезли, что скоро лунная база окупится!
— Молодцы какие… — я порылся в кармане, и вручил спутнице флакончик с «молодильным зельем». — Это тебе от Наташи.
Рита обняла мою руку и приложилась к ней щекой.
— Поехали? — спросила она невнятно.
— Поехали!
Тот же день, позже
Московская область, Щелково-40
— Папочка! — запищала Лея, несясь со всех ног.
— Папусечка! — не отставала Юля.
Я подхватил обеих, изображая карусель.
— Привет, красотульки!
— Мы так соскучились! — кричала старшенькая, лучась.
— Сильно-пресильно! — подтверждала младшенькая, уже не налегая на «эр».
— Вы сейчас папу совсем задушите! — воскликнула бабушка «красотулек», шутливо негодуя.
— Не-е! — завопила Лея. — Мы его любим!
— Все его любят… Здравствуй, Мишенька!
— Здравствуй, мамулька!
Я крепко обнял самую родную женщину. Для своих пятидесяти шести она выглядела по-прежнему роскошно, больше сорока не дашь — лицо подтянуто, а морщинки на лбу проявляются лишь от сильного удивления. Даже талия сохранилась, и грудь не обвисла — выдается красиво и молодо, дерзко натягивая платье.
— А у нас еще одна гостья! — засмеялась Рита.
— Мишка! — с диким воплем на меня напала сестричка. Повисла со спины, жарко чмокая в шею. — Мишечка!
— Все на Мишу вешаются, — гордо улыбнулась мама.
— Любим, потому что! — рассмеялась Настя, лукаво поводя глазками.
— Взаимно! — распахнул я объятья.
Почти всем хватило рук. Только Юлька прижалась к спине, а Лея повисла на моей ноге.
— Ну, одной любовью сыт не будешь, — оживилась сестренка. — Кушать подано!
— А Коша с нами будет? — тревожно спросила младшенькая.
— Ну, а как же? — «тетя Настя» изобразила изумление. — Тоже, ведь, член семьи! Прошу к столу!
— Ты с «Иванычем»? — направляясь к столовой, я приобнял «Анастасию Гирину».
— Не-а! Свекровь выпросила — понянчится. Ага… Макс так вымахал уже! Когда в пионеры принимали, мальчишки все по росту выстроились, так он первым стоял — щеки надул, надежда баскетбола…
— А Иван-то скоро заявится?
— Ох, не знаю… — вздохнула Настя, пригорюнясь. — Должны в мае прийти. Ждешь его, ждешь… Замучил уже! Мы, однажды, поругались даже, — сказала она доверительно. — Раскричалась тогда… «Сколько можно? — ору. — Одна, и одна!» Уйти грозилась… А Ваня голову опустил, и, знаешь, с тоской такой: «Не могу я без моря, Насть…» Я давай реветь… Реву, а он меня на руках таскает по комнате, и сюсюкает, как с маленькой…
— Ничего, — улыбнулся я, — вот, как станешь генеральшей… То есть, адмиральшей…
— Ага! — фыркнула сестричка. — Бабушкой Настей!
Рита отобрала у меня родственницу и увела за мимолетным утешеньем, а мама всех рассадила за большим овальным столом. Раскормленный Коша мурчал под стулом, на котором ерзала Лея.
Одуряюще пахнет жаркое… Пестреют салаты вразброс… А на подоконнике оплывает кремом роскошный «Наполеон»!
Я торопливо разлил «Хванчкару», плеснув соку в дочкины бокалы, и провозгласил тост:
— Ну, поехали! За вас!
— За нас всех! — поправила меня Юля, поднимая свой сосуд.
— За Мишу! — уточнила Рита.
— За любовь! — заключила Настя.
* * *Дом спал, окутан тишиной и покоем. Даже кот не бродил, посверкивая зелеными глазищами из темноты. Наверное, устроился в детской, в ногах у Леи.
По лестнице я спустился босиком и, стараясь не сходить с ковровой дорожки, прошлепал к дивану. Дрова в камине догорали, испуская последний сугрев, а мне почудилось, что затеплились следы Ритиных ладоней на животе. Я принюхался — слабенький аромат Наташкиного зелья едва угадывался.
Элегическая задумчивость сбила обычное бдение — я не различил шорох крадущейся поступи. Рита обняла меня, перегибаясь за мягкую спинку дивана, и мои плечи ощутили упругое касание грудей.
— Не ходи раздетым, — пролился в ухо горячий шепот, — а то простудишься…
— Иди ко мне.
Легкий топоток, и «звезда экрана» уселась мне на колени, ерзая, заполняя мое личное пространство гладким, теплым, шелковистым. Мы долго сидели, просто грея друг друга, а потом Рита неуверенно спросила:
— Я не сильно кричала?
— Мне нравится, когда ты кричишь…
— Ага! А если Настя услышит?
— Настя спит. Все спят.
— Не все!
У меня за спиной прошелестела комбинашка.
