За секунду до сумерек - Евгений Штауфенберг
И тогда он не выдержал и побежал, и все побежали, всё пришло в движение. Поляна ожила, за ними тоже бежали птицы, вытянувшись вперёд телом, помогая крыльями там, где это было возможно. Он видел всё это обрывками, сначала, когда они были повсюду: рядом, сбоку, потом не видел уже ничего, только знал, что теперь они сзади. Спустя какое-то время, он заметил, что бежать стало труднее, дно сделалось глубже, он чаще падал, но их по-прежнему не догоняли. Нас же гонят, охотятся… В трясину… Через каких-нибудь пару сотен шагов их вгонят в болото и начнут рвать. Надо было что-то делать. В голову ничего не приходило. Он набрал побольше воздуха, ударил кого-то по спине, заорал, что было духа, на пределе, так громко как только смог, и со всей силы кинулся в сторону, стараясь не падать, он не оглядывался, слышал свист ветра в ушах, может быть, ещё и крыльев – было не разобрать, надо было бежать, потому что сейчас за ними будут гнаться по-настоящему, и он понимал, с какой настоящей скоростью способны они двигаться, догадывался, но боялся об этом думать. Надо бежать… Чий не знал, правильно они движутся или нет, и осознавал, что долго так не сможет. По лицу несколько раз прилетело, гибкими, как хлыст, ветками, он зацепился за корень и упал, внизу жижи не было, заметил он это только теперь, обрадовано вскочил, кинулся дальше. Думать времени не было, мысль не успела облечься в слова, но он впервые почувствовал, понял, что спасётся. Кустарник жёг руки и лицо, он ломился вперёд и тут услышал крик, даже два крика: первый – короткий и резкий, так неожиданно протыкают ногу, ломают что-нибудь, промахиваясь, попадают молотом по пальцам, и другой, не громкий уже, длинный, жалобный и протяжный, жуткий крик.
Он развернулся – за завесой веток, шагах в двенадцати, согнувшись, стоял человек, повернувшись назад, туда, откуда они бежали, маленькое, худое тельце, это был Ушастый, а сверху его накрывали огромные, машущие крылья. Он кричал, голос был не его, какой-то глухой и искажённый. Чий замер в растерянности, не зная, что делать, было очень страшно, он чуть-чуть не побежал дальше, некоторые так и сделали, остальные стояли, как и он, рядом. Ушастый и птица уже были на земле, теперь он разглядел, как она, по- собачьи дёргаясь назад, держит его, вцепившись клювом в лицо, несколько рывков, перерыв, взгляд наглых больших глаз на перетаптывающегося рядом Краюху с палкой в руках, и опять попытки потянуть. Ушастый теперь не кричал, он сипло дышал, пытаясь сопротивляться, в глаза бросилось, как он, видимо, уколовшись обо что-то в грязи, резко отдёрнул руку, вытер её о штанину.
У Чия к горлу подступил комок, это было дико, жутко, этого не могло быть, они бросились почти синхронно, Краюха резко крикнул, замахнувшись палкой, сбоку на него налетело шипящее чёрное тело, Тольнак с единственным уцелевшим копьём, Ворот, он сам с какой-то почти бесполезной сухой веткой, они орали от страха, Чий бросил ветку в какую-то птицу, вцепился в Сурана, тот тоже орал, от боли, его вырвали, они влетели в кусты.
Страшно было всё равно, вокруг было слышно только треск кустов, которые они ломали, а может, и не только они. Чем-то внутри, рациональным, Чий отрешённо понимал, что, скорее всего, им теперь ничего не угрожает, вернее, понимал, что когда-то бы так подумал, и что это было бы правильным, но сейчас это не казалось правильным, сейчас он просто боялся и пытался бежать. Из-за Сурана Краюха с Воротом отстали почти сразу же и были сейчас где-то сзади, слева, между ним и птицами. Сам Ушастый почти не бежал, он только переставлял ноги, они пёрли его через кусты, швыряли вперёд, рвали за руки. Потом Чий не смотрел. Чуть позже он обернулся однажды, Ворот с Краюхой устало продирались через ветки не так уж и далеко, размеренным шагом разрезая кусты, он отвернулся. Что-то в них его насторожило, что-то странное, какая-то мысль.
Заросли кончились резко, как вырубленные, он споткнулся на кочке и упал в лужу, поднялся на ноги, и тут он понял, что его насторожило, слишком четко они бежали, ровно, в такт, так бежит человек ничем не стеснённый, настроившийся на долгий бег и слушающий внутренние ощущения. Суран.
Они вышли красными и запыхавшимися.
– Ушастый где? Где Ушастый?!
– Да тише ты.
– Ушастый где?
Ворот сел на корточки, опершись рукой о землю, плечи его поднимались и опадали.
– Где Ушастый?
– Где, где. Сам же понимаешь.
– Догнали? – нерешительно спросил он.
Ворот хмыкнул и опустил голову. Чий посмотрел на Краюху, тот задумчиво кусал губу.
– Вы…
– С ним бы догнали, Чий.
– Да ты о чём, Краюха?
– Тише.
– Да какое тише, вы же…
Он не стал договаривать, посмотрел на красные отдувающиеся лица. Они и так понимали, им было всё равно, почему-то и ему тоже. По какой причине им всем легко, почему им всем так легко, когда люди должны умереть. Он схватился за голову, заметался.
Ни с кем бы вас не догнали, ни с ним, ни без него, там кусты. Ты понимаешь?! Мы сейчас пойдём и посмотрим!
Они не двигались.
Мы сейчас вернёмся за Ушастым! – он произнёс медленно по частям. – Нас не гнали уже. Понимаете, не гнали. Вы просто так его бросили.
Он медлил, нерешительно шагнул. Краюха, глядя исподлобья, покачал головой. Со стороны кустов было так же тихо, Суран, скорее всего, потерял сознание от шока из-за боли и бега или ударился обо что-нибудь. Чий понимал, что там никого нет почти наверняка, но страшно было всё равно, страшно было даже просто сидеть тут, не то что идти. Он посмотрел в кусты, и что-то внутри него поняло, что он туда ни за что не пойдёт, ни за что, так это тупо, не волнуясь, уверенно. Он с отчаянья взялся за ветки и почти не сопротивлялся, когда сзади на него прыгнул Краюха и они повалили его на землю, почти благодарен им был, а
