Попова Александровна - Пастырь добрый

— Прошу прощения? — переспросил Керн ровно, и он неохотно поправился:

— Сборщики налога на торговлю в городе лицами, имеющими во владении…

— Достаточно.

— Их не помнят, — повторил Курт. — Но известно, что в городе они уж точно более месяца.

— Откуда известно?

— Месяц назад они вошли в контакт с парнем из шайки Финка, Шварцем, который в данный момент пребывает в нашей камере. Взяли, как полного олуха, на живца — его внимание привлек человек с битком набитым кошельком на виду и туповатым выражением лица приезжего зеваки-деревенщины из глубинки. Когда он свернул в тихий переулок, а Шварц попытался его облегчить, деревенщина применил «какой-то хитрый приемчик», и парень оказался на земле с ножом у шеи. Далее начинается восточная сказка. Зевака влил ему в рот какую-то гадость, а очнулся он в каюте напротив троих приветливо улыбающихся мужиков такого же простецкого вида; что, кстати сказать, подтверждает мои предположения о именно троих обитателях баржи. После чего Шварцу поведали о нем самом такие детальности, каковые не известны были и лучшим друзьям; это, как ему доброжелательно объяснили, он рассказал сам, будучи под воздействием одного из этой троицы, однако, как сказали ему тут же, подобная отмазка не пройдет в объяснениях с его приятелями из старых кварталов — те до таких умствований подниматься не станут, для них важно одно: язык у парня излишне длинен. Посему, если он не желает очутиться в разных частях упомянутых кварталов одновременно, id est[79], в виде рубленой туши, ему лучше не дергаться и «сотрудничать». Сотрудничество заключалось в том, что он должен был исподволь выспросить у Финка, в насколько приятельских отношениях он теперь пребывает со мной после того, как предоставил мне информацию во время моего прошлого расследования. Насколько я сумел понять из того, что рассказал мне Шварц, заранее тем троим было ведомо о самом факте моей некогда принадлежности к тем кругам; а уж о том, что мы с Финком вновь в некотором роде сошлись, проболтался уже он сам.

— Иными словами, правы оказались все, — хмуро констатировал Керн. — Изменники водятся и среди приближенных твоего приятеля, и у нас.

— Сдается мне, что — да, Вальтер… Итак, когда Шварц рассказал им, как обстоят дела, их следующим поручением было — сделать так, чтобы Финк в нужный им день был в трактире и пил. Парень возразил, что в трактиры большого города тот не ходит, предпочитая родные стены, а гарантированно погружаться в пьянство будет, только если подвернется хороший куш, а сие не от него зависит.

— И тогда они заслали в эту дыру свою девицу…

— Именно. Потребовав от Шварца, если вдруг какие осложнения, ее прикрыть, выгородить и communiter[80] — не дать в обиду; но она превосходно управилась сама. А накануне во второй раз, уже с Финком, провернули представление под названием «богатый зевака», только теперь уж без «особых приемов» — шайка получила добычу, хозяин «Кревинкеля» — обильную выручку, девица — Финка, Финк — по почкам.

— Для чего эти трое убивали детей, твой Шварц, разумеется, не знает.

— Увы, — согласился он безрадостно; не спрося дозволения, придвинул табурет к себе и тяжело опустился на сиденье — в голове стойко водворился мерзостный гул, а разноцветные мошки перед слипающимися глазами принялись неистово и с упоением размножаться. — Не знает о цели убийств, не знает имен тех троих, не знает более ничего, кроме уже сказанного.

— Удружил твой приятель, — убито вздохнул Ланц, до сей поры хранящий молчание. — Даже начинаю жалеть о том времени, когда сотрудничать с нами не желали и Друденхаус обходили за две улицы…

Ни согласиться с сослуживцем, ни опровергнуть верность его утверждения Курту не довелось — в доски двери аккуратно, как-то даже издевательски деликатно постучали, и на дозволительный отзыв Керна в комнату медленно, неся себя, точно стяг, прошагал довольный Райзе.

— Позволишь на доклад, Вальтер? — осведомился он так вкрадчиво, что тот покривился:

— Если ты не принес новость о том, что убийцы явились с повинной — прекрати щериться и говори. Что у тебя?

— Ну, с повинной — нет, но… Словом, так. В доме одного из мясников найден вместительный мешочек с деньгами — и это не его сбережения. Монеты относительно новые, неистертые, голову ставлю — из одного источника; причем, они не хранились так, как обыкновенно сберегают отложенное на черный день или же попросту пряча от ворья: найдены в тайнике под порогом. Кроме того, их чрезмерно много — чтоб собрать такую сумму, ему пришлось бы всю выручку, не пуская ее в дело, не тратясь на пропитание или одежду, складывать в этот мешок годами, что не есть возможно. Стало быть — что? Стало быть — это плата ему за что-то от кого-то; так?.. Я времени на разговоры терять не стал — по пути в его камеру заглянул в допросную, прихватил иголку подлиннее и перед тем, как с ним говорить, первым делом всадил ему под коленку…

— Я этого не слышал, — сухо заметил Керн, и тот с готовностью закивал:

— Конечно-конечно; случается в твоем возрасте… Ну, когда запугивают подвалами да палачами — это все так, слова, а тут он сразу на собственной шкуре понял, как пойдет разговор далее, если не взяться за ум. Выложил все. Тут же. Обливался слезами и каялся.

— Короче, Густав.

— Как скажешь… Итак, некие личности совратили его сделать и продать им ключ от бойни. Ключ он сделал с копии, которую сработал его подмастерье, с тем чтобы сбывать на сторону его мясо; как оказалось, мясник о таком его увлечении знал давно, но не возмущался и смотрел сквозь пальцы, ибо, как он сказал, прежний его подмастерье наглел с количествами, а этот строго блюл меру (да и оттяпывал чаще от доли его конкурентов); допустить же, что взятый вместо нынешнего не станет воровать вовсе, он не надеялся, и избрал меньшее из зол.

— То есть, подмастерье соучастником не является, — подытожил Керн; тот кивнул:

— Перед Друденхаусом он чист; ну, а обвинение в краже ему теперь его мастер, я полагаю, уже не предъявит… Summa summarum[81]: соучастника я нашел, осталось взять главных.

— «Главных»… — повторил Курт, переглянувшись с Ланцем, и уточнил, уже зная, что услышит в ответ: — И много их?

— Трое, — подтвердил его догадку сослуживец. — Заплатили ему сразу, всю сумму, что мы нашли. Как он утверждает, ему и в голову не пришло, что эти трое связаны с убийствами; заподозрил, разумеется, что связался не с ворьем, каковое решило мяско потягивать самостоятельно — уж больно «взгляд нехороший» был у тех троих — однако, деньгу пересчитав, предпочел не задавать лишних вопросов и не показывать ненужного любопытства. Вообще — я ему верю; деловая хватка у мужика есть, однако при всем этом он довольно туповат… Вот когда мы взяли под арест бойни и всех, кто имеет к ним касательство, его и осенило, однако откровенничать с нами он не спешил по понятным причинам…

— Я дозволял? — оборвав подчиненного на полуслове, насупился вдруг Керн, и Курт обернулся на своего подопечного, без стука вошедшего и потихоньку прикрывшего дверь за собою; тот пожал плечами:

— Нет, — и, отойдя к стене, остановился, привалясь к ней спиной.

— Служба с Гессе тебе не на пользу, — заметил Керн сухо, одарив упомянутого испепеляющим взглядом, однако продолжать тему не стал, вновь обратясь к Райзе: — И где искать тех троих — он сказал?

— Сказал, — кивнул тот. — Однажды он невзначай увидел одного из тех, кто говорил с ним, на набережной. Любопытства ради остановился, следя за тем, куда тот пойдет, и…

— На баржу, — вклинился Курт, и сослуживец умолк, глядя на него растерянно и с настороженностью.

— Откуда известно? — уточнил Райзе; он кисло усмехнулся.

— Я тут тоже нашел, с кем побеседовать. Только советую умерить радость, Густав: баржа пуста, и где эти трое теперь — Господу одному ведомо.

— Гадство, — с чувством прошипел тот. — Вот непруха… И что теперь? Где концы искать?

— Сдается мне — в шкафу Мозеров, — откликнулся Керн угрюмо. — Из того, что мне наплел наш эксперт, я делаю именно это заключение. Так, Гессе?

— Не совсем, Вальтер; я сейчас все объясню в подробностях, и, надеюсь, на сей раз вы прислушаетесь к моим выводам… Primo. Упомянутый вами эксперт подтвердил то, о чем говорили улики: Мозер-младший не покидал дома — по крайней мере, в общеупотребительном смысле. Его комната насыщена следами некоего потустороннего явления с участием некой личности потустороннего характера, а обыкновенные вещественные улики говорят о том, что у порожка шкафа происходила борьба. Secundo. Вода проходит объединяющей все вышеперечисленное линией: мокрый след у шкафа, речная вода в кувшине, а также тот effectus, каковой вода эта оказала на эксперта одним лишь на нее взглядом. Tertio. По пути в Друденхаус я переговорил с приятелем… с уверенностью говорю — покойного… Мозера; мальчишка на посылках в лавке его отца. Тот описывает события, происходящие в его доме по ночам, в точности совпадающие с тем, что мне довелось слышать от Штефана — голоса, приоткрывающаяся дверца, а главное — главное это звуки флейты.