Михаил Ахманов - «Ворон»
Ни звука в ответ, ни шороха, ни стона. Серов похолодел. Мертвы? Все мертвы? Возможно ли такое? Запах, правда, подходящий…
— Уот! — позвал он снова. — Чума на твою голову! Что не откликаешься?
Молчание. Тишина.
С вышки спустился Хрипатый, позвенел парой тяжелых ключей. За ним Рик и Джо Кактус тащили незажженные факелы.
— Сейчас откр-рою, капитан. Запалите огонь, пар-рни.
Ключ заскрипел в замке, Стиг и Олаф приподняли решетку.
— Ну-ка посветите! — приказал Серов, склонившись над ямой.
Она была глубиной футов десять и загажена, как хлев, не чищенный годами. Тут могла поместиться сотня человек, но, кроме истоптанного пола, осклизлых стен да куч дерьма и каких-то отбросов, Серов ничего не разглядел. Зиндан был пуст как курятник, в котором пировали лисы и хорьки.
Раздался тихий топот, и во двор вошли Мортимер и Деласкес с маленьким караваном мулов. Мартин приблизился к яме, заглянул в нее и произнес:
— Пусто! Помнится, аль Рахман говорил, что многие пленники Карамана были проданы зимой. А еще…
— Еще он сказал, что самый ценный товар — в башне. — Серов повернулся к высокому строению, где не было ни окон, ни бойниц, только массивная дверь с огромным замком. — Открой, Боб. Должно быть, наши в этом склепе.
Хрипатый принялся возиться с замком. Пятеро корсаров, разобрав привезенные мулами тесаки и мушкеты, столпились за его спиной. Серов, поджав губы, хмуро поглядывал на них — его одолевали невеселые мысли.
«Яма для простых невольников, для тех, кого отправят на Бадестан, башня — для дорогой добычи, для знатных персон, ожидающих выкупа, — думал он. — Вроде морским разбойникам с Карибов сидеть там не по чину! Может, Стур что-то наплел Одноухому? Что люди его — все, как есть, — графы да маркизы, а сам он — персидский принц? Но Караман не идиот, чтобы такому поверить! Ни Хенк, ни Тиррел, ни другие на графов не похожи, да и взяли их не в королевских покоях, а на обычном корабле…»
Хрипатый Боб справился с замком и распахнул дверь:
— Впер-ред, пар-рни! Все обыскать! Где тут наши висельники? Стур-р, якор-рь тебе в бок, отзовись!
Чей-то слабый зов послышался в ответ. Шесть корсаров исчезли в башне, двигаясь бесшумно, как огромные коты. Мортимер взглянул на Серова, дождался его кивка и ринулся следом за боцманом. В ворота проскользнул Брюс Кук, его руки и кожаная безрукавка были запачканы кровью.
— Нашли Стура, капитан?
— Пока нет. Яма пуста, проверяем башню. Что у тебя? Кук потер ладонь о ладонь:
— Псы были здоровые. Кровищи в каждом, что в быке! Дозорных, что бродили по саду, тоже успокоили.
— Где твои люди?
— За кустами у входа в дом. Вход один — арка и деревянная решетка, прикладом можно выбить. Больше ни дверей, ни окон… Никому не выбраться, если только с крыши не прыгнуть. Так что мы…
— Подожди, — прервал его Серов. — Кажется, Боб кого-то нашел. Стура?
Он поднял горящий факел и направился к башне. Хрипатый и Эрик вели высокого тощего мужчину, но это был не Стур и не корсар из ватаги Тиррела. У незнакомца были вырваны ноздри, обе щеки исполосованы шрамами, на голове, среди темных волос, зияли розовые проплешины, на шее виднелся явный след ожога. Но в его изуродованном лице было нечто такое, что не поддавалось ни ножу, ни огню — некое гордое благородство, несокрушимое, точно горы Атласа. Он шел прихрамывая, и сквозь дыры когда-то богатого камзола и шелковых штанов просвечивала мертвенно бледная кожа. «Должно быть, сидит в башне не первый год», — подумал Серов.
Человек сделал жест, будто снимая шляпу, выставил вперед ногу в драном сапоге и поклонился.
— Родриго де Болеа, граф Арада, маркиз Монтаньяна. С кем имею честь?
Он говорил на изысканном французском; видимо, сообразил, что его освободители — не испанцы.
— Андре де Серра, предводитель вольных мореходов, — представился Серов. — Мой помощник Уот Стур и другие люди в плену у Карамана. Что вам известно об их судьбе?
— Ровным счетом ничего, дон Серра. Я заточен в этой башне уже шесть лет, и все эти годы не видел иных человеческих лиц, кроме обличья своих тюремщиков. — Арада запрокинул голову и глубоко вздохнул. — Звезд не видел тоже… А они так прекрасны! Воистину лучшее творенье Божье!
— Кр-роме этого испанца в башне никого, — с мрачным видом сообщил Хрипатый. — Нужно наведаться к Кар-раману, капитан.
— Мы двинемся через минуту, — сказал Серов, рассматривая пленника. — Кажется, вы в бедственном положении, граф. По какой причине?
Испанец усмехнулся. Усмешка на его лице казалась страшной.
— Причина вечная, любезный капитан, — безденежье. Я отплыл в Перу, дабы обрести состояние, а очутился здесь, и выкуп мне назначили в несколько тысяч дукатов. Хоть я маркиз и граф, но наша семья небогата. Возможно, братья и сестры собрали бы нужную сумму, но после остались бы нищими. Было бы безнравственно требовать с них деньги. И я не требовал, хотя меня к тому понуждали.
Арада коснулся руками носа и щек, и Серов заметил обрубки пальцев. Острое чувство жалости пронзило его; казалось, он встретил живого Мигеля Сервантеса или, по крайней мере, славного рыцаря Дон Кихота, плененного сарацинами. Его кулаки непроизвольно сжались.
— Вместе с моряками Караман похитил мою супругу. Вы слышали о ней, граф? Они ожидает ребенка… совсем молодая женщина, синеглазая, светловолосая… Ваши тюремщики что-нибудь говорили?
— К сожалению, я не владею их языком, дон Серра. — Секунда молчания, затем: — Я вам сочувствую, капитан. Могу быть чем-то полезен? Располагайте мной.
— Я отправляюсь к Караману. Вы готовы сражаться, граф?
Арада вытянул руки с остатками пальцев:
— Я не могу держать шпагу или нажать курок пистолета. Караман смеялся, уродуя мое лицо и руки, говорил, что граф без денег все равно что нищий, а нищему не нужна красота, не нужно оружие. Но я еще гожусь на роль мула. Дайте мне бочонок пороха и пули, и я их понесу. У меня к Караману свой счет.
Серов кивнул Хрипатому:
— Выдай графу порох в мешках, фунтов тридцать, и несколько кувшинов с фитилями. Выступаем, камерады! Здесь нам делать нечего.
Пробираясь по тропинке в саду, он размышлял о загадочном исчезновении Уота Стура и двух десятков лихих молодцов. Аль Рахман и его лазутчики решили, что их держат в тюрьме для рабов, но они могли ошибаться — в этом пиратском владении были другие места, чтобы гноить невольников. Вряд ли Стура с его людьми поселили в хибарках у конюшен, скорее — в укрепленном лагере, в сараях или ямах, где обитали гребцы с галер. Это казалось Серову возможным и даже очень вероятным; с одной стороны, Карибские волки — твари опасные, и лучше держать их там, где больше вооруженного народа, а с другой — Стур и сам мог напроситься в гребцы, решив, что с шебеки проще удрать, а то и захватить корабль. Обе причины были реальными, но результат не слишком радовал Серова — вместо двадцати бойцов он получил испанца-инвалида. К тому же, если Стур и его люди — в пиратском лагере, придется его выкупать, точнее, обменивать на Карамана. «Ценность Одноухого возрастает с каждым часом, — подумал Серов. — Нужно присмотреть, чтоб ненароком его не зарезали».
Рядом с тропой валялась дохлая собака — оскаленная пасть, кусок мяса, застрявший в клыках, располосованное горло… Трава под большой темной тушей промокла от крови. В нескольких шагах лежали еще один пес и трупы четырех магрибцев. На телах людей ран не было — похоже, их задушили. Увидев мертвецов, граф Арада хищно оскалился. Мешки и кувшины с порохом, связанные попарно, висели на его плечах, но он, казалось, не ощущал их тяжести — шел, выпрямившись и придерживая груз изувеченными руками. Возможно, у него имелось больше прав свести с Караманом счеты.
Абдалла, Шестипалый и трое остальных корсаров поджидали отряд в кустах тамариска, покрытого белыми и розовыми цветами. Серов велел привязать мулов к деревьям, разобрать оружие и зарядить мушкеты. Заросли тамариска подходили к самым стенам строения, абсолютно глухим, без намека на окна, украшенных поверху мозаичными узорами. Ко входу тянулась дорожка, обсаженная розами и исчезавшая под изящной мавританской аркой; ее перекрывала резная деревянная решетка.
Серов вытянул к ней руку и молвил:
— Джос, проверь вход.
Кивнув, немой корсар пополз к решетке. Отсутствие языка компенсировалось у Джоса Фавершема другими талантами: нюхом и слухом как у сторожевого пса, ловкостью и умением пробраться сквозь любые заросли, не задев ни листика, ни ветви. Он присел рядом с аркой, вытянул саблю в ножнах, коснулся решетки и подтолкнул ее. Створки разошлись с тихим шелестом. Если не считать темниц и тюрем, запоры в Магрибе не были в обычае.
— Вперед, — шепнул Серов.
В полной тишине корсары ринулись к дому. За аркой находился широкий проход с полукруглыми сводами, а дальше — квадратный внутренний дворик, выложенный плиткой. Двор был в точности таким, как представлял Серов: галерея с мощными колоннами, к которым крепились полдюжины масляных ламп, обегала его по периметру, к галереям второго и третьего этажей вели неширокие лестницы, по углам росли платаны, в центре темнел довольно большой водоем. Дежа вю, мелькнуло у Серова в голове; этот двор являлся более просторной копией другого, виденного им на Джербе. Впрочем, для домов богатых мавров и магрибцев такая планировка была обычной.
