Вячеслав Коротин - Попаданец со шпагой-1
А здесь, в моё отсутствие, ничего особенного не произошло: несколько охот, в которых сам подполковник по понятным причинам активного участия принимать не мог, урожай, который в этом году был не очень…
Ай да кретин! – это я о себе. Ну и тормоз, ну и "жираф"! Вот почему я летом-то не сообразил?
У меня же в рюкзаке прикормка для рыбалки! Горох, пшеница, семечки. Семечки после мясорубки конечно никак не "семенной фонд", но горох с пшеницей… Уж наверное посолиднее нынешних будут – не зря же селекционеры почти два века свой хлеб ели.
Будет очень печально, если из-за моего тугодумства залог процветания местного сельского хозяйства сожрали крысы.
— Прошу прощения, Сергей Васильевич, а где мой ранец?
— В твоей комнате. Что-то понадобилось? Я велю принести…
— Если можно, я хотел бы кое-что из него взять, а потом если позволите, поговорить с вами наедине. Это срочно. Не возражаете, если я вас покину на несколько минут?
— Разумеется, иди, но почему так вдруг?
— Да кое-что вспомнил… Прошу извинить.
С трудом сдерживая желание перейти на бег, я направился в свою комнатёнку. Открыто. Чувствуется, что помещение нежилое, но никакой затхлости – прислуга явно делала здесь уборку регулярно.
"Ермак" вроде цел, не прогрызен, но эти твари по своей "проникающей способности" сравнимы с гамма-излучением.
Трясущимися руками я расстегнул верхний клапан и стал судорожно рыться в содержимом рюкзака. Естественно под руки "лезло" всё, кроме того, что нужно. Пришлось прекратить эту истерику и спокойно вынимать изнутри объёмные и не представляющие на данный момент интереса предметы. Наконец-то вот он – искомый пакет. Килограмма полтора – собирался ведь рыбачить несколько дней, запасся солидно. Вроде плесени нет, пахнет семечками. Будем надеяться, что они не навредили пшенице и гороху своим маслом.
— Сергей Васильевич, — обратился я к Сокову едва перешагнув порог столовой, — мне необходимо срочно с вами поговорить.
— Наедине?
— Если не затруднит.
— Хорошо, идёмте в мой кабинет.
— Настя, извини пожалуйста, — обратился я к своей невесте, — мы недолго. Это очень важно.
Отреагировала девушка на удивление спокойно и благосклонно. Мол, иди уже и не дёргайся. Отец что ли с ней побеседовал, пока я отсутствовал?
— Смотрите, Сергей Васильевич, — продемонстрировал я подполковнику пакет с привадой, когда мы разместились за столом его кабинета, — эту смесь я использовал при ужении рыбы. Здесь горох и пшеница из Америки. Они превосходят местные по урожайности и, возможно, по стойкости к морозам и вредителям.
— Почему вы так уверены в этом?
— Я просто имел возможность сравнить ваши поля с теми, которые видел за океаном. Практически уверен в том, что эти семена будут лучше тех, что выращиваются у вас. Разделить зерно от гороха, засеять им делянку-другую и следующей осенью можно будет в этом убедиться. Даже если я ошибаюсь, то вы ведь ничем не рискуете, не так ли?
— Пожалуй да. Спасибо, весной попробуем. Если вы правы, то через несколько лет семян будет достаточно, чтобы засевать поля. Но это дело будущего. Почему не писал о своих успехах и награде?
— Да неудобно как-то было – получалось бы, что хвастаюсь.
— Глупости какие. Вот Настя тебе теперь шею-то и намылит. И поделом, — улыбнулся Соков. — Кстати о Насте. Что это за намёки были по поводу того, что ей может угрожать опасность?
Пришлось рассказать об инциденте с моим похищением и о своих подозрениях.
— Да. В голове не укладывается, что дворянин может быть способен на такое, но пожалуй ты прав. Неприятная личность этот Кнуров, потому и получил в своё время от ворот поворот. Буду иметь в виду. Ладно, ступай уже к ней, а то дочка и мне головомойку потом устроит.
Я поспешил откланяться.
При моём появлении в Настиной комнате, Наташа, повинуясь молчаливому жесту хозяйки, тут же вышла. Теперь у меня как бы "официальный статус" и вполне можно оставаться вдвоём без особого ажиотажа со стороны окружающих.
— Солнышко, прости, пожалуйста, что не написал обо всём, что со мной происходило, — я слегка приобнял Настю, она немного дёрнулась, но вырываться не стала. Понятно: я прощён ещё не до конца, но посыл к едреной бабушке пока вроде не грозит, — в самом деле считал, что это будет нескромно с моей стороны…
— С ума сошёл? — суженая распахнула глаза с совершенно искренним изумлением. — С каких это пор неудобно гордиться заслуженными наградами? Ты орден не стесняешься носить? Может, в карман спрячешь?
— Нет, но это же другое…
— Какое "другое"? Вадим, если честно, то я на тебя очень сердита. — Было видно, что девушка, во-первых, говорит искренне, а во-вторых, вроде включается программа "псих-самовзвод": сейчас ка-а-ак накрутит себя… Нафига нам скандал на пустом месте?
— Настя, прости, пожалуйста, я в самом деле считал недостойным мужчины хвастаться своими успехами перед любимой…
— Глупости какие! — невольно процитировала Анастасия слова своего отца, которые я слышал несколько минут назад. — Ты вообще можешь понять, что для нас, в этой провинции, значат такие новости? Я уже не говорю, что две недели назад у нас гостила Элен Петражицкая. Представляешь, как мне было бы приятно рассказать такое о своём женихе? Если ты, конечно…
— Прекрати немедленно! — тут же "поддался я на провокацию". — Ты у меня одна-единственная и не смей в этом сомневаться.
Сработало. Оттаяла вроде.
Ну и понеслось… Проболтали четыре часа ни о чём, ну то есть с моей точки зрения. Пришлось очень долго доказывать, что мне совершенно по барабану, тема нынешней женской моды в столице. Мол, вообще не смотрел я на других женщин – работы было полно и вообще другие меня не интересуют.
С женщиной двадцатого века прокатило бы? Да ни за что!
А тут сработало за милую душу: и глаза "бархатными" стали и вообще…
Но трепаться пришлось все четыре часа, пока не позвали к обеду.
А после всё опять о том же. Ну и ладно – язык у меня вроде подвешен нормально, а смотреть на Настю и слушать её голос могу, наверное, бесконечно.
Единственно, отлучился на минут двадцать, чтобы проверить, как устроился Тихон. Лучше бы этого не делал – мой слуга вовсю обхаживал местную красотку, когда я ни сном, ни духом не подозревая, вломился в указанную прислугой комнатёнку…
В самый первый момент лицо Тихона выражало однозначное желание посетить мои похороны, но дисциплина была у мужика в крови:
— Я вам нужен, ваше благородие?
— Нет, Тихон, отдыхай, — барин смутился вторжением в личную жизнь крепостного.
Нормально? Этот может себе позволить, а я, "господин", понимаешь, должен спермотоксикозом маяться… Полгода, блин! И главное, когда рядом ОНА – самая любимая и желанная. А вот нельзя ж ты! У-у-уу! Озверею!
Потом обед, общение, ужин… Сергей Васильевич всё-таки разогнал нас с Настей по своим комнатам, давая мне возможность выспаться перед дорогой. За что ему большое спасибо – расспросы о Петербурге стали уже реально доставать.
Проспал часов десять. А чего удивляться, если светает чуть ли не к полудню?
Простились. Описывать не буду. Тяжело простились – Настя в слезах, тоже мне – офицерская дочка, подполковник и тот эмоции высказал. Я с огромным трудом сдержался от соплей. А вот Тихон был весел и жизнерадостен. Вот ведь сволочь! Наверняка своё получил.
Ну и хватит – усадьба Соковых осталась позади, а меня ждали работа и служба, служба и работа. И Рига.
До неё ещё сотни вёрст, но волнение уже началось:
Серый мой город, город дождей,Как же мне дорог каждый твой камень!Ветер из листьев, шорох аллей,Мокрый асфальт у меня под ногами…
Эту песню я услышал по радио совсем недавно. Зацепило. Ведь, после родного Смоленска, Рига являлась самым знакомым из городов бывшего СССР – все школьные каникулы я проводил или в ней, или в Калининграде. А чаще всего и там, и там. Две бабушки "делили" меня приблизительно поровну каждое лето. А на зимние ездил поочерёдно: то в столицу Латвии, то в бывший Кёнигсберг. У пацанов соответствующих дворов, я считался "местным" и неоднократно участвовал в местечковых "махачах" против "ненаших".
Потом, одна за другой умерли бабушки, началась Перестройка, яти её по голове…
Всё равно тянуло меня на столь знакомые и привычные Рижское взморье и Куршскую косу больше, чем на тёплые моря.
Но так и не пришлось – те самые латышские мальчишки, с которыми плечом к плечу отмахивались кулаками от сверстников из других районов, вдруг стали считать меня и моих предков причиной всех своих проблем. Государства расплевались на самом, что ни на есть высоком уровне. Попасть в Ригу стало сложнее, чем в Париж или Вашингтон. Железный Занавес просто передвинулся несколько восточнее. Но он не перестал существовать.
