Кондотьер Сухоруков - Василий Кленин
Опоссум не ел и поэтому его рот был занят болтовнёй.
— Мы тут третий день уже. Это место четлане называют Базаа. Поначалу тоже было страшно, но ничего! Жить можно! Главное — не стоять и не ждать! Запомни мудрость дяди Опоссума.
Хадани машинально кивнул. Балаал рассказал, что он сам с севера, подробно описал свое село, свой дом, дуру-жену и балбесов-детей. Но это всё было неинтересно.
— Нам сказали, что сюда ведут работать.
— Что, не терпится? — хохотнул Опоссум. — Погоди, еще наработаешься. Мы вчера весь день глину в огромной яме копали. Прорва глины! Куда им столько?
— А сегодня?
— А сегодня большую часть увели в горы. Мы вот с утра потаскали бревна — и всё. Не нашлось работы больше. Да у четлан всегда так. Сами не знают, чего хотят.
Хадани кивнул. Со стороны выглядело именно так. Сплошная суета и бессмыслица.
— А поля они вообще не сеют?
— Да нет, — протянул работяга. — Сеют. У реки, к югу отсюда. Только их немного совсем. Поля огромные, а земледельцев почти и нет.
— Как же они так живут? — изумился Живущий. — Если большинство ничего не сеет, только занимаются… всяким.
— Кровью нашей питаются, — хмыкнул Опоссум.
— Кровью?!
— Да не! Я имею в виду, что с нас они всё тянуть будут. И хлеб, и мясо. Теперь хоана с нас подати станут брать и на себя, и на них.
Крестьяне дружно вздохнули.
Мимо навеса прошла большая группа мужчин. Безоружные, но одеты, как четлане. Хадани зацепился за них взглядом, что-то знакомое ему показалось в них.
«Точно! — дошло до него. — Такой же считал меня у реки. Беэнаса!».
Странные земляки, не глядя на сородичей, поспешили вниз по тропе и скрылись за высоким забором просторного двора.
— Видел? — кивнул Хадани им вслед. — Это кто такие? Наши или нет?
— В точку сказал, тезка. Вроде и наши, но вроде бы и нет. Вон тот двор — это особое место. Шокола-Йоо. Там нашего брата обучают их языку поганому, их повадкам. Говорят, что в первые дни туда всех по очереди загоняли. Но вроде бы одумались. Теперь туда ходят только те, кто сам хочет.
— Сам? — удивился крестьянин. — Зачем?
— Дураки, — сплюнул Опоссум. — Думают, раз станут приказы четлан передавать, то им легче жить будет. Но я-то еще семь дней отработаю — и домой свалю! К своим индюкам и дуре-бабе! А они тут останутся.
— Их не отпустят?! — ужаснулся Хадани. — А на сколько они тут?
Балаал пожал плечами.
— Может, навсегда.
Они снова посидели молча у остывающего очага. Хадани переваривал черствую лепешку и целую гору странных, бредовых сведений. Всё вокруг было странно, местами неправильно. Как будто вокруг не реальность, а дурной сон, который порой насылают темные духи. Проснешься утром, вроде бы, всё помнишь, а смысл ускользает. И только жутковатое послевкусие остается.
Но ведь тут не сон. И четлане, и Базаа их — это реальность.
«Надо просто добросовестно отработать и скорее вернуться домой, — решил Живущий Под Холмом. — Там хорошо. Там всё понятно».
А еще там брат. Который не дает ему зажить своей жизнью. Вот Балаалу хорошо — он к своей собственной семье вернется.
Солнце миновало зенит и начало клониться к закатным горам.
— Кажись, сегодня уже работать не придется, — довольно потер руки Опоссум и стал напевать. — Вот и день прошел, вот и славненько!
Хадани хотел сказать, что неразумно так свои желания вслух выкрикивать. Силы мира не спят. Они не любят людей, решивших, что те оседлали удачу. И возмездие, действительно, не заставило себя ждать.
Это точно был чужак. Четланин. Он шел безоружным, но за ним следовали сразу трое воинов с копьями и огромными щитами. В руках у него были странные листочки, а сбоку висела матерчатая сумка на длинной лямке через плечо.
«А так удобно носить вещи», — вдруг подумал Хадани и покосился на свой мешочек с мукой, который он всё время нес в руках.
Четланин подходил к работникам и о чем-то с ними разговаривал. Дошла очередь и до «тёзок».
— Новенек? — ткнул чужак пальцем в Хадани. Он говорил на Настоящем Языке! Очень плохо, но говорил! Живущий Под Холмом кивнул: да, он новенький.
— Чем заниматься?
— В поле работаю, — охотно пояснил Хадани. Он уже знал, что здесь такие не нужны, но ему очень хотелось, чтобы его направили на привычную и любимую работу.
— Весь земледел, — скривился чужак. — Что уметь? Еще уметь?
Хадани задумался.
— Дикие травы и коренья знаю. Съедобные и лечебные. Строить могу. Из глины, из булыжников.
— Строить большой? — оживился четланин. — Строить храм? Дворец?
— Да ну! Откуда? — смутился Хадани. — С отцом хижину перестраивал только.
Незнакомец не сразу понял, но, когда допер, вздохнул. Потом вынул из сумки лоскуток.
— Ладно, — протянул его Живущему. — Держай! Не брось! Хоронить!
Потом долго, с сомнением вглядывался в Балаала. Ничего у него не спросил.
— Сила-сила. И ты держай! — протянул ему второй лоскуток и двинулся дальше.
Хадани всмотрелся в тряпицу. На ней в линию были начерчены совершенно незнакомые знаки.
— Что это? — испуганно спросил он у Опоссума. — Заклятье?
— Кажись, да, — Балаал чесал затылок, и было очевидно, что он тоже ничего не понимает.
Лоскуток жег пальцы, хотелось выбросить его в костер…
— Не смей! — яростно шепнул «тезка», почуяв желание новенького. — Если они велят не бросать, то не бросай! Накажут! Это у них быстро происходит.
Балаал резко засуетился: принялся ломать хворост и совать его в очаг.
— Ох, не к добру это, — бормотал он. — Что-то будет, что-то будет. И лучше нам быть сытыми, когда это «будет» начнется. Помнишь, ты мне лепешку должен!
Костер быстро разгорелся, камни для выпечки стали нагреваться. Однако, Хадани совсем не удивился, когда стало ясно, что никакие лепешки они испечь не успеют. Когда сглазишь удачу дерзкими песенками — не жди впереди ничего хорошего.
Начало смеркаться, когда возле навеса неожиданно появился беэнаса-чужак. Странно одетый, с повязкой на голове, каковые носили все те, кто ходил в Шоколу-Йоо, он встал на видное место и громко крикнул:
— Все слушайте меня! Говорю по воле владыки Хуакумитлы! Все, у кого есть тряпица с такими вот знаками, — он поднял руку и показал свою. — Немедленно вставайте и бегом ко
